Колдовские ворота - Антонов Антон Станиславович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/89
• Следующая

— Если Вор явится с Турдеваном под стены столицы, то рабыни королевского меча должны будут воевать на его стороне, — резонно заметил молодой король, сохранивший выдержку.

— Рабыни королевского меча должны сражаться на стороне короля! — едва не сорвался на крик Барабин. — Или у тебя нет своего меча? Неужели свет клином сошелся на Турдеване? Что стало бы с этими гейшами, если бы король умер, но меч его остался с ним?

— Турдеван был бы возложен на могилу отца, а его рабыни стали бы служить моему мечу.

— Так в чем же дело? Прикажи им служить своему мечу! Я чувствую, очень скоро здесь будет новая заваруха, и можешь мне поверить — в твоем войске нет воинов лучше гейш королевской стражи.

— Чародей, ты уже дважды оскорбил скопом всех благородных рыцарей королевства, — повысил голос дон Леон. — Не вздумай сделать это в третий раз, а то остаться в живых тебе не поможет никакое чародейство.

О том, что Барабин успел вдобавок несколько раз оскорбить самого короля, называя его на «ты», дон Леон тактично умолчал, хотя местный язык — это был не американский английский с его безликим «you» на все случаи жизни.

В речи баргаутов «йоу» и «дзей»[9] различались достаточно строго.

Если сам король и не обратил внимания на эту деталь в словах чужеземца, то благородные рыцари уж точно не пропустили ее мимо ушей. И молодому королю пришлось прикрикнуть на них:

— Указ моего отца еще не отменен! Никаких раздоров между своими до полной победы!

— Указ мессира Гедеона гласил: «Никаких раздоров, пока не взят черный замок», — возразил кто-то из рыцарей. — А замок Ночного Вора взят.

— Победа не одержана, пока меч врага остается с ним, — звонким, как натянутая струна, голосом прокричал король, и многим показалось, что струна вот-вот порвется, и наружу прорвется рыдание.

Король встал с черного трона, и рука, которая легла на эфес его собственного именного меча, заметно дрожала.

— Никто не смеет говорить о победе, пока меч моего отца в руках врага! Замок Вора не взят, если черные свиньи могут беспрепятственно войти в тронный зал и убить короля Баргаута ударом в спину.

Благородные рыцари умолкли. И откуда-то из темного проема ложного окна раздался голос барона Бекара:

— Мы вошли в этот замок только благодаря тому, что Фолк Эрасер чародейством открыл нам путь. Если бы не он и не дон Леон, мы бы до сих пор топтались по ту сторону стен.

И старый барон был совершенно прав. Бой в мостовой башне соединил Истребителя Народов и принца, ставшего королем, так неразрывно, что чародей в глазах любого беспристрастного человека и впрямь мог позволить себе обращаться к его величеству на «ты».

Боевое братство порой ценнее чинов и званий.

Плохо только, что король никак не хотел распространить эту истину на боевых гейш.

На тех самых гейш королевской свиты, которые погибли почти все до единой в штурмовой группе, атаковавшей мостовую башню.

На тех самых гейш, которые гибли на мосту, прикрывая проезд короля под градом камней и стрел и вытаскивая таран, позорно забытый благородными рыцарями в тылу.

На тех самых гейш, которые падали мертвыми у стальной решетки, пытаясь выломать ее голыми руками, в одних туниках и босиком, в то время как конные рыцари в тяжелых доспехах толклись в арьергарде, загораживая проход воинам, все-таки донесшим таран до цели.

На тех гейш, которые погибли уже потом, в коридорах замка.

И на тех гейш, которые выжили, но были готовы погибнуть в следующем бою.

— Никак не пойму, чародей, какое тебе дело до этих опозоренных рабынь, — сказал король миролюбиво. — Может, мать твоя была гейшей?

Судя по тому, как засмеялись у стен доблестные рыцари, это было оскорбление почище, чем обращение к королю на «ты».

Но Барабин стерпел и ответил коротко, хоть и со злыми нотками в голосе:

— Я пришел из страны, где нет рабов!

Прозвучало это чересчур патетически и не вполне соответствовало истине, поскольку не так давно в стране, откуда он явился, даже пришлось ввести в Уголовный кодекс новую статью, карающую специально за работорговлю.

Но по крайней мере в его стране рабовладение не считалось делом благородным и почетным, и голые рабыни в ошейниках не ходили по улицам городов.

Так что Барабин мог с чистой совестью заявить, что прибыл из страны, в которой рабства по большому счету нет. И тут же пожалел о своем заявлении, услышав реакцию короля.

— Значит, ты все-таки терранец, — произнес дон Леон, и в голосе его Барабину послышалось сожаление.

По цепочке рыцарей прошелестел тихий, но ехидный обмен мнениями, и Барабин понял, что сморозил глупость, в результате которой его репутация может упасть ниже плинтуса несмотря на все чародейские подвиги.

Еще бы. Ведь любой ребенок в Баргауте знает, что все терранцы — полные идиоты. Такие идиоты, что у них даже рабства нет.

Рабыни королевского меча должны сражаться на стороне короля, но гейши свиты покойного дона Гедеона клялись в верности не абстрактному королевскому мечу, а конкретному Турдевану.

По мнению молодого короля Леона разрешить это противоречие могла только немедленная смерть всех королевских гейш.

Единственной альтернативой было возвращение Турдевана. Но где его теперь искать, не мог подсказать королю даже признанный чародей по прозвищу Истребитель Народов.

Что касается именного меча самого дона Леона, то он не мог в полной мере считаться королевским до тех пор, пока не передалась ему сила прежнего царственного меча.

Сила меча передается через мирное прикосновение, и казалось бы, тут перед доном Леоном тоже встает неразрешимая проблема. Ведь коснуться Турдевана никак нельзя.

Но оказалось, что как раз эту проблему не так уж трудно решить.

На могиле каждого из прежних королей Баргаута лежит именной меч. И сила любого из них ничуть не меньше, чем сила Турдевана.

Беда только в том, что ни одной такой могилы нет поблизости.

Баргаутских королей положено хоронить там, где застала их смерть. И как-то так вышло, что ни одному из потомков прекрасной королевы Тадеи не довелось умереть по соседству с черным замком на неприступной скале.

И вот это была уже проблема.

Наследник престола вправе коснуться меча, лежащего на могиле, своим именным клинком. Больше того — другим рыцарям это тоже позволено. Есть поверье, что такое прикосновение наделяет рыцарский меч пусть не королевской, но все же особой силой.

Однако меч нельзя унести с могилы. Только священнослужитель может взять его в руки — например, при уборке могилы, но с этим мечом он не посмеет отойти от места погребения даже на несколько шагов.

Любой младенец в Баргауте знает, что если унести с могилы рыцаря его именной меч, то дух рыцаря будет преследовать святотатца до тех пор, пока тот не сдохнет в страшных мучениях. А на что способен в этом деле призрак короля, страшно было даже подумать.

Когда весть о гибели дона Гедеона и утрате меча Турдевана разнеслась по замку и выплеснулась за его пределы, сразу пошли разговоры, что душа погибшего короля не успокоится до тех пор, пока клинок не будет возвращен и возложен на могильный холм.

По поводу того, станет ли мятежный дух гоняться за Ночным Вором, похитившим меч, или нет, среди баргаутов разгорелись споры.

С одной стороны — вроде бы должен, поскольку покойный дон Гедеон нрав имел суровый и такую обиду не простил бы никому. Но с другой стороны — меч ведь утащили не с могилы. Да и сделал это не сам Ночной Вор, а кто-то из его подручных.

Знатоки не исключали вариант, что мертвец обратит свой гнев как раз на этого подручного. Или вообще, виня во всем себя, станет бродить в тоске по черному замку, стеная во тьме и пугая бывших подданных.

А хуже всего — если он возложит вину не на врагов, а на братьев по оружию, которые допустили, чтобы враги не просто убили короля, а еще и похитили самое святое, что у него есть, высшую ценность, которая превыше жизни — именной королевский меч.

• Предыдущая
• 50/89
• Следующая