Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Липовецкий Владимир - Страница 48

• Предыдущая
• 48/177
• Следующая

Но вот Байкал остался позади, и мы поехали к Чите. Мы видели на запасных путях воинские составы. В них находились чехи, сербы, японцы, французы… На станциях «пробки», и поезда простаивали по многу дней. А нас выручал американский флаг. Он обеспечивал нам быстрое продвижение.

На одной из небольших станций мы остановились рядом с запасным составом. Напротив нас обедали несколько офицеров. Дверь их вагона была широко открыта, и мы видели, что еда их довольно бедна. На столе один рис. Я впервые видела, как человек ест не ложкой, не вилкой, а двумя палочками. И делали они это так ловко, что ни одно зернышко не просыпалось. Просто фокус! Это были японцы. Наверное, смотрела я слишком внимательно, потому что офицеры обратили внимание и стали знаками приглашать пообедать с ними. Может, они подумали, что русские дети голодны. Но мы отказались. Тогда один из японцев спустился из вагона по лесенке и протянул нам шоколад. Наша воспитательница возразила против подарка. Но лицо японского офицера было таким искренним и доброжелательным, что Анна Александровна тоже улыбнулась в ответ и разрешила принять угощение.

Мои самые любимые и далекие папочка и мамочка! Продолжаю свое длиннющее письмо. Когда пишу, как будто разговариваю с вами. И от этого становится легче.

К нашему поезду прицепили два паровоза, и мы стали чаще делать остановки. Угля не хватало. В дело пошли дрова. А их требовалось очень много. Американцы и гадать не могли, что встретятся в пути с такой проблемой. Им пришлось использовать на погрузке дров свою военную охрану. На помощь пришли и наши мальчики — старшие колонисты.

Ребята рассказали нам о таком случае. На одном разъезде они вместе с американцами направились к большой кладке дров, которую охранял сторож. Показали ему разрешение на погрузку. Но он отказал. Дрова эти кому-то уже предназначались. Солдаты все же начали носить их к паровозу. Сторож очень рассердился и дал предупредительный выстрел. Ну, а американцы отняли у него ружье и усадили на пень. Бедный старик решил, что его сейчас будут убивать и опустился на колени:

— Пощадите ради Бога! Забирайте всю поленницу, только не стреляйте меня, у меня малые дети.

А его никто и не собирался убивать. Нужны были только дрова.

И еще один случай. Мы очень полюбили кедровые орешки, и мальчики нам часто их приносили в вагон. Однажды они увлеклись сбором шишек, и случилась беда. У нас было принято, что машинист перед отправкой состава дает два гудка. Первый — для посадки. А со вторым поезд начинает медленно двигаться. Для большей безопасности вдоль всего состава протянута веревка, которая соединяется с гудком на паровозе. И в случае чего неожиданного поезд можно остановить.

Мальчики не услышали первого гудка. По второму гудку побежали из леса и едва догнали последний вагон. Троим из четверых удалось на ходу забраться в вагон. А Иона Абель сорвался с тормозной площадки и угодил под колеса. Ему обрезало ногу ниже колена. Поезд остановили. К мальчику бросились солдаты и воспитатели. Мы тоже выскочили из вагона. Иона лежал на шпалах, истекая кровью. Врачи перетянули ногу мальчика жгутом и понесли его в головной классный вагон.

А в середине поезда, с другой группой, ехал младший брат Ионы — Вениамин. Он тоже выскочил из вагона и побежал в конец поезда, но старшие мальчики его перехватили.

— Пустите меня! Пустите! — кричал Вениамин. Он так сильно вырывался, что даже покусал двум мальчишкам руки. Я все это видела и слышала. Мне и сейчас страшно вспоминать.

Уже несколько колонистов погибли, умерли и пострадали с тех пор, как мы покинули Петроград. Господи! Сделай так, чтобы больше ничего плохого не случилось! Чтобы все мы благополучно вернулись домой.

Мне теперь нужно писать короче. Потому что уже не хватает бумаги. В Чите мы простояли несколько дней. Она мне запомнилась сильным ветром, пылью и песком, летящими в лицо, так что трудно дышать.

За Читой мы повернули на юг и переехали границу с Китаем. После сибирских лесов пошла равнинная местность. Много маленьких, любовно обработанных участков земли.

С каждым днем становилось все теплее, пока не наступила жара. Несмотря на открытые двери в вагоне было душно. Так хотелось искупаться…

И вот мы прибыли на станцию Хайлар. Там есть река, которая так же называется, как и город. Нам разрешили выйти из вагонов и искупаться в прохладной китайской реке. Это было замечательно. Здесь мы смогли отмыться от гари, пыли и постираться.

А потом был довольно большой город Цицикар. Мне там понравился вокзал. Я видела рикшу, который вез невесту. А рядом с рикшей топали гости и музыканты, которым даже удавалось играть на бегу.

Харбин проехали почти не останавливаясь, потому что в городе была чума. На платформе стояли китайцы с марлевыми повязками на лицах. Нас даже не выпустили из вагонов, чтобы не заразились, и поезд покатил дальше.

Сегодня вечером мы должны приехать на станцию Пограничная. Манчжурия осталась позади. Мы с Катей впервые побывали за границей. После этого еще больше хочется домой.

Завтра будем во Владивостоке. А вот в котором часу — никому не известно. Так хочется, чтобы это мое письмо не потерялось в дороге и попало к вам. Американцы обещают помочь с почтой. И я им верю.

Обнимаю всех вместе и целую каждого в отдельности.

Ксения Амелина.

Станция Пограничная, 1 сентября 1919 года.

В это утро Райли Аллен позволил себе проснуться позже обычного. Он открыл глаза, но продолжал еще некоторое время лежать. И только переместил руки с груди за голову. Так легче думалось.

Он посмотрел на часы. Они показывали ровно восемь. Часы были напоминанием не только о времени, но и о далеких друзьях, которые подарили их Райли перед отъездом из Гонолулу. Он очень дорожил ими, боясь случайно повредить или где-нибудь оставить.

Райли знал за собой эту слабость — привязанность ко всяким мелким вещам, будь то курительная трубка, табакерка или серебряный перстень с крупной жемчужиной. Каждая вещица имела свою историю. Перстень, например, подарил вождь индейского племени, о котором Райли написал статью.

Им двигало отнюдь не собирательство. Предметы эти не были сувенирами, но были частью оставленного мира. И продолжали служить так же верно, становясь со временем еще дороже.

Вот и сейчас Райли открыл табакерку и привычным движением, почти не глядя, стал набивать трубку. Он уже встал. И теперь пускал в открытое окно душистые облачка дыма, глядя, как медленно они поднимаются и тают.

Это было двойное наслаждение. Сначала вдохнуть пахнущий медом дымок, а затем полной грудью — и свежий морской воздух. Море плескалось совсем рядом. Его голос, сплетавшийся с криками чаек, был спокойным и мирным.

Райли взял со стола и перечитал записку, которую ему передали накануне вечером.

«Уважаемый мистер Аллен.

Мне не удалось Вас застать. А дело у меня неотложное. Завтра воскресенье. Знаю, для деловых встреч это не самый лучший день. И все же я буду Вас ждать в девять утра у входа в офис Красного Креста.

Ханна Брейн Кемпбелл».

«Интересно, кто эта женщина, подписавшаяся своим полным именем, и какое у нее срочное дело ко мне?» — подумал Райли.

После того как Рудольф Тойслер решил вернуться в Японию и передал ему свои полномочия, Райли привык ко всяким обращениям. О чем только не просят: устроить жилье, поместить в госпиталь, одолжить денег и, конечно, — продукты и лекарства. Но чаще всего просят устроить на судно, покидающее Владивосток. Наверно, для этого ищет с ним встречи и Ханна Кемпбелл.

Он отправился к офису Красного Креста чуть раньше назначенного времени. Но его уже ждали. Незнакомка была высокого роста, белокурая, лет тридцати. Спокойное лицо чуть тронуто улыбкой.

• Предыдущая
• 48/177
• Следующая