Вы способны улыбнуться незнакомой собаке? - Анисарова Людмила Анатольвна - Страница 55

• Предыдущая
• 55/74
• Следующая

— Годится, — кивнула Лена. — А руки где будем мыть?

— А на этот случай, представьте себе, Леночка, недалеко есть колонка. На турбазе. Турбаза скорее всего еще не работает, а вода в колонке, хочется верить, есть.

— Ой, а как же наша скатерть-самобранка? — засомневалась Лена. — Вдруг кто-нибудь…

— Леночка, да мы здесь с вами одни совсем! Кроме комаров и птиц — никого. Слышите?

Лена прислушалась — действительно никого.

Колонка среди заколоченных турбазовских домиков на самом деле работала. На голоса и на шум воды пришли две собаки: одна черная, гладкошерстная и большая, другая — грязно-белая, лохматая и маленькая. Но обе — жутко беспородные и худые, с одинаково грустными глазами, в которых при виде моющих руки людей одинаково заплескалась надежда: не может быть, чтобы не накормили.

Конечно, и мясо, и колбаса Лениными стараниями достались сначала собакам. Слава ворчал:

— Леночка, я ведь тоже есть хочу, и вы, полагаю, проголодались. Нам ничего не достанется. Да и вредно им так много сразу.

Собаки не понимали, что вредно, и, мгновенно глотая по очередному куску, синхронно-радостно вскидывали головы: еще!

Все это безобразие, как выразился Слава, длилось до тех пор, пока он не замахал на собак руками: «Все, все! Пошли отсюда!»

Братья меньшие покорно потрусили по своим собачьим делам, а Лена и Слава наконец уселись и приступили, как торжественно провозгласил Слава, к трапезе.

Чокнувшись белыми пластмассовыми стаканами с водкой, они сначала выпили за то, что у Лены родилась такая прекрасная мысль приехать сюда, потом — за «нетленную красоту русской природы» (это были, разумеется, Славины изыски), потом — снова за красоту, но уже за Леночкину.

Лена, стараясь каждый раз только слегка пригубить, все равно моментально запьянела. На душе было странно легко. Все несчастья-страдания, и давние, и последние, как будто бы остались в другой жизни. А может, их и вовсе не было. Точнее, все, что было, было не с ней. И она просто прочитала об этом где-то? А сейчас открыта новая страница новой книги, и впереди — неведомое, незнакомое и беспечальное.

Лене нравилось все. Поляна — прелесть! Еда — вкуснотища! Слава — очень мил. Очень. И разговор за питьем-едой порхал легко, как бабочки на поляне.

Обычные для Сорокина витиеватость и некоторая заумность рассуждений сменились тонкими остротами и доступными афоризмами. И Лена непринужденно поддакивала, а чаще — роняла вскользь что-нибудь очень в том же духе, что еще больше, с точки зрения Сорокина, добавляло Лене привлекательности-сексуальности — и вообще он уже за себя не ручался.

А Лене в свою очередь думалось, что она, возможно, уже влюбилась в Славу. Такого умного, такого… В общем, ей было хорошо. Мешали только комары, которых мазь не только не отпугивала, а казалось, наоборот, притягивала.

Турбаза, куда Лена и Слава опять отправились мыть руки, снова встретила их молчанием забитых окон. Ни сторожа, ни рабочих каких-нибудь — никого.

А возвращались они на поляну, уже обнявшись. И Слава почти уже ничего не говорил.

Когда они добрались до своего островка с покрывалом, Лена, пытаясь почему-то отдалить то, что неминуемо приближалось, сказала:

— А сейчас мы будем есть фрукты!

— А потом опять пойдем мыть руки? — поинтересовался Слава.

— Возможно, — ответила Лена.

— Фрукты так фрукты, — сказал Слава.

«Фрукты так фрукты», — не только сказал, но и подумал Сорокин и взял в руки бутылку с вином. Бутылка была красивая. Название на этикетке — тоже. А вот штопора не было. Не проблема. Сейчас…

Слава поднялся в поисках какой-нибудь палочки: пробку надо было проткнуть в бутылку. Не проблема.

Сорокин нашел подходящую сухую ветку, отошел на несколько метров к удобному пеньку, поставил на него бутылку.

Лена, полулежа на покрывале, лениво наблюдала за Сорокиным. Потом на секунду отвлеклась, увидев нарядную бабочку, замершую рядом на сухой траве. Раздался хлопок. Громкий, как выстрел. И звон стекла. Ясно: вина не будет.

— Лена, несчастье! — это голос Славы.

Он уже рядом. Его лицо — белее пластмассового стакана. И кровь. Много крови.

Слава пытался зажать страшную скважину у запястья левой руки, из которой фонтаном, прямо ему в лицо, била алая кровь. Алая. Артерия. Лена это знала. Помнила откуда-то. Перетянуть жгутом. Скорее!

Стоять Слава уже не мог. Силы покидали его. Он сидел на земле, держа вверх перетянутую всеми Лениными силами и его носовым платком руку и ничего не говорил. Лена шлепала его по щекам и кричала:

— Слава, я умоляю! Слава, сейчас!

Лихорадочно, неотступно стучало в голове: «Здесь же — никого!»

И вдруг… Господи, голоса! Не может быть, голоса! А с другой стороны — шум мотора. Где-то близко — машина!

— Помогите! — закричала, оглянувшись, Лена. — Помогите! Быстрее!

К ним уже спешила пожилая пара. Оба — в спортивных костюмах. Он — почти бежал, за ним прихрамывала она.

— Побудьте с ним. Не дайте ему потерять сознание, — быстро проговорила Лена уже на ходу. И она побежала в сторону турбазы. Именно туда поехала машина.

«Господи… Туда… Там… Умоляю…» Лена вслух, то тихо, то громко, выкрикивала обрывки бессмысленных фраз. И неслась, не разбирая дороги, туда, где только что затих мотор.

— Господи, спасибо, — выдохнула она, увидев, как из машины вышли парень с девушкой и поднялись на крыльцо домика с забитыми окнами.

Она хотела крикнуть им, чтобы они остановились. Она хотела крикнуть — но не смогла. Они закрыли за собой дверь. Через секунду Лена уже рванула ее на себя. В темном коридоре парень обнимал девушку.

Лена кинулась к ним, оторвала парня от девушки и вытащила его на крыльцо, приговаривая:

— Быстрее! Умоляю, быстрее!

Ошалевший парень ничего не мог понять, но уже сидел за рулем. «Туда!» — показала она рукой.

Дороги как таковой не было. Но они проехали. Одинаково седые старички уже вели Славу к машине. Кровь теперь уже не била фонтаном, а ровно заливала всего Славу из-под еще одной повязки, которую наложили на рану старики. Жгут почему-то не спасал. Джинсы, рубашка… их можно было выжимать. Парень, видимо, засомневался: машину пачкать не хотелось. Но под Лениным молящим взглядом решительно шагнул к Славе и помог усадить его на переднее сиденье.

Лена метнулась к задней двери, резко распахнула ее. Понимая, что нельзя терять ни секунды, она в последний момент все-таки успела обернуться к старикам и, прижав руки к груди, не в силах выразить им благодарность, помотала головой и возвела глаза к небу, очевидно, призывая Бога воздать им за милосердие. Они тоже качали головами, но сокрушенно-сочувственно. Что-то говорили на прощание. Что-то советовали. Но Лена этого уже не слышала.

Машина бешено неслась, подпрыгивая на ухабах лесной дороги. При этом она отчаянно дребезжала всеми своими составляющими, грозящими в любой момент отвалиться. Поэтому Лена истово молила про себя: «Господи, сделай так, чтобы доехали, чтобы ничего не сломалось». А вслух, то обнимая Славу сзади за плечи, то гладя его волосы, она приговаривала: «Миленький мой, родненький, потерпи».

Казалось, что они едут вечность. А до поселковой больницы было всего шесть минут езды. Так сказал парень.

В больнице, к счастью, было целых три единицы свободного медперсонала женского пола. Они чуть ли не с радостью бросились к Славе: наконец-то есть кого спасти!

Славу довели до кабинета, усадили на стул. Он тут же потерял сознание. Но это уже не было так страшно. Рядом были врачи, которые с помощью, очевидно, нашатыря сразу же привели его в чувство. Передав им Славу и ответив на какие-то вопросы, Лена вышла из кабинета и обессиленно прислонилась к стене. Парень, привезший их (Лена теперь рассмотрела: он был круглолиц, румян и черноглаз), топтался около двери. Лена полезла в сумку за деньгами, которых, признаться, у нее было очень мало. Он отшатнулся: да вы что! Повиснув у него на шее, Лена наконец заплакала.

Потом была «скорая помощь», мчащаяся с сиреной в город, приемный покой БСП, снова рассказ о том, что произошло.

• Предыдущая
• 55/74
• Следующая