Убить мертвых - Ли Танит - Страница 29
- Предыдущая
- 29/43
- Следующая
— Так, — сказал муж. Он был пьян и невнятен, и все же намерения его были предельно ясны. — Так-так-так.
Положение выходило смехотворное, совсем как в застольных песнях и анекдотах. Дро медленно поднялся на ноги, одновременно подобрав одежду. Пьяный зло я похабно подмигнул ему.
— Так-так-так.
Дро, как водится, промолчал, и не вовремя явившемуся мужу пришлось самому подыскивать слова.
— Ты не хочешь сказать, что это ужасная ошибка? Не хочешь сказать: «То, что ты нашел меня между ног своей жены, еще не значит, что я что-то с ней сделал»? Ну?
— Если тебе так больше нравится, считай, что я все это сказал, — ответил Дро.
— Нравится? Нравится?! — мужчина выпрямился во весь рост. Он перешагнул кожаный мешок (награбленное добро?) и прошел прямо по золе костра. — Ты заставил ее, — выговорил он. — Верно? Она не хотела, и ты ее изнасиловал.
— Да. Я ее изнасиловал.
— Она и выглядит как изнасилованная, должен сказать. Точно — изнасилованная.
Дро знал, что женщина проснулась и села, но не обернулся. Ее муж подошел уже так близко, что в ноздри Дро ударил тяжелый запах перегара. Дро сместился на дюйм-другой в сторону, чтобы встать между мужем и женой — единственное что ему оставалось.
— Думаю, — сказал муж, с ухмылкой глядя на жену, — что все же она не очень сопротивлялась.
Дро занес кулак и шагнул вперед, вытянув левую руку, чтобы блокировать любое движение противника. Но женщина вскочила на ноги и удержала его руку.
— Нет! — выкрикнула она. — Нет. Все в порядке.
— Конечно, все в порядке, — сказал муж. — С чего бы мне волноваться? Я всю ночь провел со шлюхой, — он широко ухмыльнулся в лицо Дро. — И ты провел ночь со шлюхой. Твоя как, хороша была? Моя так очень даже ничего.
— Уходи, пожалуйста, уходи сейчас же, — задыхаясь, женщина принялась отчаянно толкать Дро прочь.
— Лучше идем вместе, — сказал Дро.
— А кто приготовит мне завтрак? — обиженно спросил муж. — Брось, все забыто, — он уселся прямо в золу и стал осторожно стягивать сапоги. — Давай-ка, поухаживай за мной малость.
Женщина, загорелыми руками прижимая скомканное платье к белой груди, подхватила мех с пивом и подала ему.
— Спасибо, — сказал муж. Пил он шумно, чавкая и отдуваясь.
— Уходи, — еще раз сказала женщина Дро. — Умоляю тебя.
— Хорошо. Но ты...
— Уходи!
В предрассветной тьме Дро пошел прочь. Когда на опушке он обернулся, женщина разжигала костер. Муж ее пил пиво. Пес лежал неподвижно, как камень, а лошадь щипала траву.
Дро отошел достаточно далеко, чтобы его больше не могли видеть, и стал ждать. Наконец встало солнце. Женщина появилась из-за деревьев, когда он уже перестал надеяться, что она придет. Она остановилась в отдалении и закричала низким и надрывным голосом:
— Разве я не говорила тебе — уходи?! Если ты сейчас уйдешь, он успокоится, и все будет как раньше. Он просто большой ребенок. Уходи, говорю тебе! Будь ты проклят, ты мне — никто! А он — он мой муж!
Сперва Дро шел медленно, все время прислушиваясь, когда она закричит от побоев. Лес шелестел, чирикали птицы. Ни звука больше. Тогда он сумел заставить себя поверить — она знала, что делает, и все обойдется. В конце концов, у нее был выбор. Дро мог защитить ее. Она не обязана была оставаться с мужем-пьяницей.
Она больше не напоминала ему Шелковинку, став просто женщиной, с которой он провел ночь. Он сделал это открытие, будучи смущен и подавлен.
На дорогу, ведущую к перевалу, Дро вышел только к полудню. К тому времени он уже проглотил это происшествие, как горькое лекарство. И, как все необычное и неповторимое, оно стало казаться нереальным.
Он был уже в полумиле от перевала, когда муж златовласой незнакомки нагнал его.
Заслышав стук копыт, Дро уже знал, кто это, и обернулся. Пьяница гнал во весь опор. Самое время было сделать попытку скрыться, но Дро остался стоять. Его переполняло презрение к этому полуживотному, к женщине, которая предпочла остаться с подобным отребьем, да и к себе самому тоже. И, запутавшись в этом презрении, он остался стоять на обочине, на виду.
Разумеется, он помнил, что у мужчины нет оружия, а кулаки слабые. Но на сей раз пьяница оказался вооружен — в руках у него было что-то тупое и длинное, Дро так и не разглядел толком, что именно. Ибо в тот самый миг, когда он поравнялся с Дро, мужчина развернулся и ударил — молча, точно, коварно, безжалостно. Он метил вовсе не туда, куда можно было ожидать — не в голову и не в сердце, даже не в пах, что было бы непристойно, но действенно. И все же удар был и непристойным, и действенным. Со всей силы, которую дала ему перегнившая, как навозная куча, ненависть, обманутый муж обрушил удар непонятного орудия на увечную ногу Дро.
Только что Парл Дро был человеком — мыслящим, удивленным, умудренным опытом. В следующее мгновение он превратился в визжащее, безумное создание, сброшенное в самое пекло ада, не различающее ни дня, ни ночи, ни вообще времени — для него не осталось ничего, кроме невыносимой боли.
Потом он понял, что упал с дороги и покатился вниз по склону, по каменным расселинам, мрачным зарослям, сланцевым осыпям. В конце концов он застрял в пересохшей канаве. Если бы он падал дальше, то совсем скатился бы с горы и, скорее всего, перестал бы существовать. Как бы там ни было, прошло еще много времени, прежде чем он понял это.
Он пришел в себя, крича в голос от боли. Даже когда он был в беспамятстве, боль не оставляла его — ему казалось, что призрак на мосту вновь грызет его ногу. Ему казалось, что вся его одежда пропитана горячей водой — или потом. Разгневанный муж не стал преследовать его — то ли не смог, то ли потерял. Боль была повсюду, целое море боли, и Дро тонул в нем, крича до хрипоты. Потом он вновь умер. Так он умирал и воскресал опять — долгое, долгое время или, может быть, безвременье. Он так никогда и не узнал толком, сколько времени прошло, прежде чем разум вернулся к нему, сколько он провалялся в горной канаве.
Когда Дро снова обрел способность мыслить, он был поражен тем, что нога оказалась даже не сломана — ему чудилось, что кости превратились во множество мелких осколков, а осколки раздавлены в труху.
Ночью он выбрался из канавы. Светила луна. По тому, как изменилась она за время его беспамятства, и по обрывкам воспоминаний он решил, что пролежал там два или три дня.
Боль в ноге приутихла — теперь мышцы и сухожилия словно пылали огнем. Удар ревнивца пришелся аккурат на поврежденные некогда связки.
Едва придя в сознание, он ощутил лихорадочное желание разыскать златовласую незнакомку. Но к тому времени он уже смутно понял, что она молила его уйти лишь ради него самого. Она знала, на что способен ее муж, и столь глупо попыталась защитить Дро. Попроси она его о помощи, им обоим было бы намного легче.
Взбираться на гору было тяжело. Дро почти перестал обращать внимания на адскую боль, которой стоил ему подъем, только порой падал в сланцевую пыль, кровь приливала к голове, и звезды в небе меркли. Потом начался спуск, идти стало легче. Он уже начал привыкать к тому, как подкашивается пылающая огнем, непослушная левая нога.
Ночь и еще день кое-как миновали, прежде чем Дро вышел на поляну в лесу. Фургона там уже не было. В темноте он не мог отыскать следов колес на земле, высушенной летним зноем. Он не смог найти даже кострища.
Дро начал искать — по-дурацки, слоняясь кругами по лесу. День и ночь смешались для него. На опушке леса он набрел на покинутый хутор. В огороде зарастали сорняками корнеплоды и прочие овощи, а во дворе был колодец. Этого охотнику хватило, чтобы выжить, постепенно вновь начать рассуждать логически и смириться с судьбой.
На заброшенном хуторе Дро снова потерял счет времени. Нерешительность охватила его, он запутался в себе, чего с ним уже много лет не случалось. Дни казались жаркими, ночи — бесконечными. Старый дом смотрел окнами на юг, на узкие долины, зажатые между отрогами гор. Он разглядывал их по большей части ночами, отчего они казались вообще не настоящими. Как и все прочее.
- Предыдущая
- 29/43
- Следующая
