Атакую ведущего! - Андрианов Илья Филиппович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/28
• Следующая

– Смотри, смотри, ребята! Поймали!..

Все подняли головы вверх, отыскивая самолет. Вместе со всеми я стал наблюдать, как большой двухмоторный «юнкерс», не жалея завывавших от натуги моторов, спешил на запад и как сзади и справа от него мчались, постепенно догоняя фашиста, наши истребители. Рядом с этим стервятником они были похожи на двух юрких стрижей.

Затаив дыхание, все ждали, что будет дальше.

Вот наши «яки» позади немца перешли справа налево.

– Ну что же они не стреляют?!

– Это кому невтерпеж? – не поворачивая головы, спросил Муравьев. – Забыл, что звук запаздывает?

Истребители уже слева пошли на «юнкерса» в повторную атаку, а с высоты только теперь донесся звук первых очередей, напоминавший конский храп.

И вдруг фашист задымил!

– Ура-а! Молодцы, ребята! – ликовали на стоянке. – Так его, гада!

– Ведущий пары теперь спокойно может сверлить дырку под орден, – заметил Муравьев.

– Гляди, гляди! – закричал кто-то. – Парашютисты посыпали. Раз, два, три… четыре! А вон и пятый повис!

Покинутый экипажем бомбардировщик еще некоторое время продолжал лететь по прямой, а затем окутался белым облаком дыма и взорвался в воздухе.

Вскоре на аэродром возвратились «яки» наших соседей. Над стартом они сделали изящную «горку» и, разойдясь веером в стороны, стали заходить на посадку.

– Пошли, ребята, сходим к ним, а? – предложил Муравьев. – Интересно, кому удалось немца так красиво срезать. Видно, дядя будь здоров!

– Да неудобно как-то, – слабо возразил я. – Мы ж не уличные зеваки…

– Пойдем! Может, еще корешком окажется, – настаивал Муравьев. – Чем черт не шутит.

Как в воду глядел Муравьев!

Стоявший неподалеку от нас командир эскадрильи Панкратов поддержал предложение Андрея, и мы пошли на стоянку к соседям.

У самолетов мы увидели группу девушек. Они, словно ласточки на проводе, рядком сидели на баллонах сжатого воздуха.

– Эй, курносые! – крикнул Муравьев. – А где же ваши мужчины?

– А нам и без них неплохо! – И все разом весело рассмеялись.

Возле штабной землянки, у стола руководителя полетов, стояла женщина лет тридцати пяти. В руке у нее был микрофон. На ее гимнастерке красовался орден Ленина. Прищурив глаза, она с любопытством поглядывала в нашу сторону.

– Это кто, врачиха, что ли? – сказал Муравьев. – Ты гляди, в петлицах две шпалы…

Мы на него зашикали:

– Какая тебе врачиха! Ослеп совсем? Петлицы-то голубые, а у медиков – зеленые…

В это время подошла машина. Из кузова спрыгнули две девушки в гимнастерках и брюках со шлемофонами на голове. Одна, что была поменьше ростом, показалась мне знакомой. Она подошла к женщине-майору и, стрельнув на нас черными глазами, взяла под козырек.

– Товарищ майор! Лейтенант Зуева и младший лейтенант Петрова задание выполнили. В воздушном бою сбит самолет противника «Юнкерс-88».

Если бы она и не назвала своей фамилии, я по голосу узнал бы свою землячку. Да, это была Катя Зуева, мой первый инструктор.

– Видал? Вот так курноска! – восторженно прошептал Муравьев. – И сама-то с кнопку, а смотри, какую махину завалила.

Майор отбросив субординацию, ласково, совсем по-матерински стала обнимать девушек по очереди, целуя их в щеки. Затем, искрясь улыбкой, долго пожимала им руки и приговаривала:

– Да, все, кто был на аэродроме, любовались вами! Поздравляю вас, мои умницы. И дальше так действуйте. Война кончится, самых лучших женихов вам найду!

Тут, подзадориваемый нами, к майору подошел капитан Панкратов.

– Товарищ майор, разрешите? Мы, как говорится, ваши соседи… От имени коллектива нашего полка пришли поздравить ваших героических девчат. Правда, цветов не успели набрать. Но ничего! Вечером два букета в обхват – за нами. Молодцы, девчата!

Я поспешил подойти к Зуевой:

– Здравствуйте, Катя!

Она взглянула на меня, и глаза ее распахнулись от удивления и радости:

– Денисов! Сережа! Вот так встреча!..

– Очень рад за вас, Катя, – я скосил глаза на алевшие на высокой Катиной груди два ордена. – Поздравляю от души!

– Вы как здесь очутились, Сережа?

– Да вон на той стороне аэродрома вашего стоим. Получили новые «яки», летим на фронт. А вы, Катя, как к истребителям попали? – в свою очередь спросил я. – Вы же на У-2 летали.

– Узнала от подруг, что формируется новый истребительный полк, написала рапорт. Ждать пришлось долго, но повезло. Затем нас послали в глубокий тыл, на Волгу. Пришлось переучиваться. Потом получили новые машины – и сюда.

– Значит, вы тоже в «Копай-городе» были? – спросил я, назвав известный большинству летчиков запасной учебный полк, место расположения которого мы в шутку называли «Копай-городом».

– Да.

– Ну и дела! Выходит, это мы после вас в той землянке жили. Помню, как однажды, выгребая из печки золу, ребята обнаружили там обгоревшие щипцы для завивки волос.

– Нашлись?! – Катя всплеснула руками и рассмеялась. – А мы перед отлетом всем полком их искали. Они ведь одни у нас на всех девчат были…

Не пришлось нам вечером вручать девушкам цветы. Как только инженер полка доложил командиру о готовности самолетов к вылету, за нами прибежал посыльный. В тот же день мы улетели ближе к фронту.

После этого я не встречал уже своего первого инструктора. Лишь в конце войны, когда наш полк стоял под Берлином, я прочитал в газете указ о присвоении особо отличившимся летчикам звания Героя Советского Союза. Среди них была и Катя Зуева.

Николая Стрелкова я встретил после войны в Москве, на параде Победы.

В январе 1942 года, догоняя наступавшие войска, наш полк перелетал за Северский Донец, ближе к фронту. Через полчаса мы уже подходили к месту посадки – селу Макаров-Яр. Это село было знаменитым: здесь родился легендарный герой гражданской войны Александр Яковлевич Пархоменко.

На заснеженном поле заметили дым горевшего костра и лежавшее рядом черное посадочное Т. Над аэродромом я распустил группу и стал снижаться первым.

Встречали нас техники. Увидел и я своего младшего воентехника Колпашникова. Он, подняв руки, подавал мне сигнал: «Стоп!»

Я притормозил машину. Колпашников сзади залез на фюзеляж, уселся верхом на хвост самолета. Такое утяжеление хвоста позволяло летчикам смелее рулить по не укатанному еще полю, не опасаясь поставить машину на нос.

Зарулив самолет на указанное место и выключив мотор, я вылез из кабины и пошел в сторону КП. Рядом с радиостанцией и санитарной машиной стоял с микрофоном в руке командир полка Дерябин – руководил посадкой. Неподалеку беспокойно прохаживался инженер полка майор Симаков.

Когда приземлился последний самолет и, подпрыгивая на неровностях, побежал по полосе, Дерябин облегченно вздохнул и одну за другой пустил две красные ракеты. Повернулся к нам:

– Ну, товарищи, перебрались благополучно. Сейчас побеспокойтесь о готовности самолетов к бою. Через двадцать минут жду на доклад.

Однако в этот день боевых вылетов не было. Все шумно устраивались на новом месте. Летчики поселились в уцелевших хатах, а техники, мотористы и оружейники – в полуразрушенной колхозной мастерской.

Вечером я отправился вместе с адъютантом эскадрильи взглянуть, как разместились люди. У техников уже топилась печь, сделанная из железной бочки. Было тепло, пахло свежей пшеничной соломой, брошенной на деревянные нары.

Выйдя от техников, я решил заглянуть в ближайшую к аэродрому хату, где остановился командир звена Николай Агафонов, мой земляк. Прибыл он в наш полк под Ростовом. Его направили в нашу эскадрилью. Когда он шел по стоянке, заметно прихрамывая, я его сразу не признал. Смотрел на него и думал: «Парень, видно, из госпиталя и фронт ему не новинка». Фронт оставляет на людях особый след, да и орден на его груди говорил о многом.

Повторяю – я не узнал своего друга. Да и немудрено. За это время Николай разительно изменился: возмужал, раздался в плечах, из-под фуражки выбивались черные с густой проседью волосы, а на левой щеке багровел глубокий шрам, сильно обезобразивший его некогда привлекательное лицо.

• Предыдущая
• 4/28
• Следующая