Подобно реке… - Коэльо Пауло - Страница 24

• Предыдущая
• 24/35
• Следующая

Одна из Сивилл, прорицательниц, способных предсказывать будущее и живших в Древнем Риме, однажды явилась во дворец императора Тиберия с девятью книгами. В этих книгах было предсказано будущее Римской империи, и она запросила за них десять талантов золота — цену, которую Тиберий счел чересчур высокой.

Сивилла вышла из дворца, сожгла три книги и вернулась с шестью оставшимися. «Десять талантов золота», — сказала она. Тиберий засмеялся в ответ и велел ей убираться вон: как, мол, она посмела предлагать шесть книг по цене девяти?

Сивилла сожгла еще три книги и вернулась к Тиберию с последними тремя томами: «Они стоят десять талантов золота». Заинтригованный, Тиберий купил три оставшиеся книги, и только небольшая часть будущего оказалась открыта ему.

Когда я заканчивал историю, мы как раз проезжали через Сьюдад-Родриго, городишко на границе Испании и Португалии. Именно там четыре года назад мне предложили купить одну книгу — и я отказался.

— Давай остановимся. Думаю, я вспомнил о «Си-виллиных книгах» не случайно: это знак, что следует исправить одну из совершенных в прошлом ошибок.

Во время первой поездки в Европу для презентации своих книг я обедал в этом городке. После обедая зашел в собор, познакомился с падре. «Посмотрите, как красиво вечернее солнце освещает интерьер», — сказал он. Мне понравились его рассуждения, и мы побеседовали немного, а потом он показал мне алтари, дворики и внутренние садики храма. Под конец он предложил мне купить книгу, рассказывающую о церкви, но я не проявил к книге интереса. Однако, выйдя на улицу, я испытал угрызения совести: я, писатель, приехавший в Европу продавать свою книгу, отказываюсь купить сочинение падре — где же солидарность? Впрочем, вскоре я забыл об этом эпизоде. Чтобы снова вспомнить о нем только сейчас.

Остановил машину. Вместе с Моникой мы направились к площади напротив церкви, где, запрокинув голову к небу, стояла какая-то женщина.

— Добрый день. Мы приехали к падре, написавшему книгу об этой церкви.

— Этого падре звали Станислав, и он умер год назад, — ответила она.

Мне стало грустно. Почему я лишил падре Станислава той радости, которую сам испытывал, когда кто-нибудь покупал мои книги?

— Это был один из самых добрых людей, каких я знала, — продолжала женщина. — Он происходил из бедной семьи, но смог выучиться на археолога. Потом он помог моему сыну получить стипендию в колледже.

Я рассказал ей, что привело меня сюда.

— Не грызи себя, сын мой, — промолвила она. — Зайди-ка в собор.

Я счел это добрым знаком и сделал, как она сказала. В пустом соборе только один священник ждал в исповедальне верующих. Я обратился к нему, и он махнул рукой, повелевая мне опуститься на колени.

— Нет-нет, я не собираюсь исповедоваться, — сказал я. — Мне нужна книга об этой церкви, написанная неким Станиславом.

Глаза падре загорелись, он вышел из исповедальни и через несколько минут вернулся с книгой.

— Какую радость вы мне доставили! — произнес он. — Я брат падре Станислава, и то, что вы пришли ради этой книги, наполняет меня гордостью за него! Там, на небе, он должен сейчас испытывать блаженство, видя, что его труд оказался не напрасным!

В соборе служит не один падре, но мне посчастливилось попасть именно на брата покойного Станислава.

Я заплатил за книгу, поблагодарил, он обнял меня. Уже покидая собор, я еще раз услышал его голос:

— Посмотрите, как красиво вечернее солнце освещает интерьер!

Точь-в-точь те самые слова, которые произнес падре Станислав четыре года назад. Жизнь всегда дает повторный шанс.

Я стою в порту Сиднея и любуюсь мостом, соединяющим две части города. В этот момент ко мне приближается австралиец и просит прочесть объявление в газете.

— Очень мелкий шрифт, — поясняет он. — Ничего не могу разобрать.

Я пробую, но у меня нет с собой очков для чтения. Прошу у него прощения.

— Ну и ладно, — говорит он. — Знаете, что я вам скажу? Мне думается, что у Бога тоже не все в порядке со зрением. Не потому, что он стар, а потому, что сам так захотел. Благодаря этому Господь не в состоянии хорошенько разглядеть, как человек совершает грех, и, боясь допустить несправедливость, прощает его.

— Но в таком случае добра Бог тоже не видит, — говорю я.

— Э нет, Бог никогда не забывает дома очки, — смеется австралиец, удаляясь от меня.

Один мой приятель, недавно вернувшийся из Марокко, привез замечательную историю о миссионере, который, оказавшись в Марракеше, решил каждое утро гулять по пустыне, со всех сторон обступающей город. Во время первой прогулки он увидел распростертого на песке человека, который ласкал рукой землю, прижавшись к ней ухом.

«Сумасшедший», — сказал про себя миссионер.

Но та же сцена повторялась изо дня в день, и через месяц миссионер был уже настолько заинтригован странным поведением незнакомца, что решился обратиться к нему. Он опустился около него на колено и заговорил на плохом арабском языке (который не успел еще выучить как следует):

— Что ты делаешь?

— Вслушиваюсь в пустыню и утешаю ее в одиночестве и в слезах.

— А я и не знал, что пустыня способна плакать.

— Она плачет все время, потому что мечтает стать полезной человеку и превратиться в огромный сад, где произрастают злаки, цветут цветы и резвятся ягнята.

— Ты скажи пустыне, что она и так неплохо исполняет свое предназначение, — молвил миссионер. — В пустыне человек лучше осознает свое подлинное место в этом мире: на фоне ее бескрайности зримо представляешь себе, насколько мы ничтожны перед лицом Божьего величия.

Глядя на ее пески, я сравниваю человека с песчинкой и понимаю, что миллионы людей созданы одинаковыми, хотя не ко всем мир одинаково справедлив. При виде ее песчаных холмов мне легко сосредоточиться на внутренних переживаниях. А когда солнце встает над песчаным горизонтом, моя душа наполняется радостью и возносится горе, навстречу Создателю.

Сказав это, миссионер ушел, чтобы заняться своими повседневными делами. Каково же было его удивление, когда на следующее утро он снова увидел его на том же месте и в той же позе.

— Ты передал пустыне все, что я тебе говорил? — спросил он.

Тот утвердительно кивнул.

— И она по-прежнему плачет?

— Я слышу каждый ее всхлип. Сейчас она плачет потому, что растратила тысячи лет на стенания о своей полной ненужности, напрасно ропща на Бога и жалуясь на судьбу.

— Ты скажи ей, что человек, срок жизни которого много короче, тоже проводит большинство дней в сомнениях по поводу смысла своего существования. Редко когда он обнаруживает его, в основном полагая, что Бог был к нему несправедлив. Если в конце концов какое-то событие открывает ему, что рождение его не было напрасным, он вздыхает, что теперь поздно менять жизнь, и продолжает страдать. А потом, как и пустыня, мучается оттого, что зря растратил время.

— Не знаю, дойдут ли эти слова до пустыни, — произнес незнакомец. — Она привыкла к своим страданиям и неспособна смотреть на мир иначе, кроме как сквозь слезы.

— Тогда давай испробуем средство, к которому я всегда прибегаю, когда вижу людей, потерявших надежду. Давай помолимся.

Они оба встали на колени: один — лицом в сторону Мекки, поскольку был мусульманином, а другой — молитвенно сложив кисти рук, так как он был католиком. Каждый из них молился своему Богу, который всегда и для всех был одним и тем же Богом, хотя люди упорно продолжают называть Его разными именами.

На следующее утро, выйдя на прогулку, миссионер опять увидел мужчину на прежнем месте. Там, где он раньше прижимался к песку, стала сочиться влага: это зарождался новый источник. Через несколько месяцев источник увеличился настолько, что жители города смогли выкопать здесь колодец.

• Предыдущая
• 24/35
• Следующая