НП-2 (2007 г.) - Гурин Максим Юрьевич "Макс Гурин (экс-Скворцов)" - Страница 85

За несколько дней до этого, моей тёще, кстати, приснился сон, что мы с Да думали-думали и назвали нашу дочь… Аномалией. (Моей тёще, Ксениной бабушке, вообще часто снятся провидческие сны. Когда, например, я уже вернулся из Харькова к Да, но она несколько месяцев скрывала этот факт от своих родителей, тёще приснилось, что я, как ни в чём не бывало, присутствую на каком-то семейном празднике. В другой раз, за несколько лет до этого, ей во сне привиделась её мама, которая вытолкнула их с моим тестем, кажется, из лифта (наследственный негативный образ так же и из снов Да)в канун автомобильной аварии, в результате коей тёща потеряла большой палец руки, а тесть сломал ключицу – можно представить себе, что на самом деле могло бы произойти, если бы их вовремя не «вытолкнули» из «лифта».)

Пришлось, короче, акушерам, ничтоже сумняшись, делать Да «кесарево», чтобы извлечь на свет нашу Ксеню.

По её просьбе Да дали общий наркоз, и тут-то моя любимая и увидела всё «в настоящем виде». То есть наконец и она тоже и в том виде, который был для неё нагляден.

Погружение в сон происходило, видимо, постепенно. Сначала Да поняла, что находится ни в каком не в роддоме, а на инопланетном космическом корабле, где она, впрочем, тоже лежит на неком подобии операционного стола, но делают там с ней нечто существенно более сложное, чем земные роды, как она ранее это себе предстваляла, хоть и с целью получения аналогичного результата, то есть рождения нашей дочери. Потом ей и вовсе раскрыли все карты, сказав, что да, так, мол, и так, мы – Высший Разум, а к вам мы относимся, в принципе, хорошо, но хотим, чтобы все вы поняли наконец один принципиальный момент – вы же всё ни в какую! Все вы всё время хотите, чтобы всё было как легче, а это-то как раз и неверно…

Вскоре после этого Да пришла в себя, напугала ни в чём неповинных «матричных» акушеров криками о том, что она всё про них знает, но в конце концов ей на грудь, как полагается, положили мягко говоря удивлённую Ксеню, и… Рождение состоялось.

Я не знал всего этого. Да рассказала мне это всё уже утром. В момент, когда она беседовала с Высшим Разумом, я только закончил клеить пластиковую плитку в ванной комнате, после чего купил себе две бутылки пива – кажется, «Степан Разин». Одну я выпил на лавочке у подъезда, а другую – уже на балконе. И вот как раз в районе полуночи мне показалось, что я чувствую, что моей дочери тяжело, и что, наверное, её всё-таки зовут Ксеня. Вот просто уже зовут так и всё.

Дело в том, что мы с Да заранее согласовали три имени: Анна, Екатерина и Ксения. Да более всего нравилось имя Ксения. Мне не очень. Так звали мою прабабку, Ксению Петровну Аврамову, которой я уже не застал, но помню, как всё детство она смотрела на меня со своего портрета, что висел почему-то именно в нашей с мамой комнате. По слухам, она была красавицей и ещё в дореволюционном Нижнем Новгороде заняла первое место на каком-то тогдашнем аналоге конкурса красоты. Ещё так звали одну девочку, в которую я был по-детски влюблён в пятом классе. Она ещё сразу после школы вышла замуж за одного человека, много старше себя, каковой по странной случайности оказался деловым партнёром дяди Игоряши. Через неделю после свадьбы Ксении Паронян и некоего Льва Ильича, в него стреляли (хули тут – 90-е! J), но он выжил.

Короче говоря, сначала мне не хотелось, чтоб мою дочь звали Ксенией. Мы с Да решили, что она нам сама «скажет», какой из трёх вариантов ей подходит, когда родится на свет. И вот в момент её рождения мне почему-то вдруг показалось, что всё-таки её зовут Ксения. Просто уже зовут так и всё. И всегда так звали. И в Книге Судеб, в которой, кстати говоря, записаны только 144 тысячи человек («Новый завет», любое издание J), она живёт тоже именно под этим именем.

В начале второго ночи мне позвонила пришедшая в себя после наркоза Да и еле шевелящимся языком сказала дословно так: «По-моему, она всё-таки Ксенечка». Так всё и решилось между нами троими, как бы само собой и независимо друг от друга. Это так потому, что имена своим детям на самом деле дают всё-таки не родители. Я понимаю, конечно, что людская самонадеянность безгранична, но Да всё объяснили на «корабле» вполне чётко. Мне тоже объяснили. Чуть раньше. При иных обстоятельствах.

Когда о рождении у меня дочери через интернет узнала Ларисса, она спросила меня «личным письмом», почему мы не назвали её… Ларисой.

Её логика показалась мне, хотя и понятной, но странной…

IX.

«Всему на свете приходит свой конец…» – так заканчивается сказка Ганса Христиана Андерсена (если кто не знает, это был такой в Копенгагене двойник декабриста и сокурсника А. С. Пушкина по лицею Вильгельма Кюхельбекера, о котором юный велруспис беззастенчиво писал так: «Вильгельм, прочти свои стихи, / чтоб мне уснуть скорее!» – сукин кот низкорослый (в отличие от Кюхельбекера с Андерсеном J ), он же – автор общеизвестной сентенции, считающейся почему-то с какого-то хуя бездной духовного бескорыстия «…как, дай Вам Бог, любимой быть другим!» в своём послании к чужой бабе, необязанной ему, мягко говоря, ничем, кроме его же эрекции, которая, как говорит, не знаю, кого повторяя при этом, Да, только его проблема, Анне Керн, то есть «я помню, – ёпти, – чудное мгновенье») – так вот, так заканчивается сказка Андерсена под названием «Ель», что в своём аудиоварианте в исполнении Натальи Варлей (главная роль в «Кавказской пленнице» (опять же, кстати, ёпти, о Пушкине J )) исключительно с детских лет нравится нашей дочери Ксении.

Так и моей работе у Игоряши совершенно неожиданно для меня самого пришёл конец…

Вы помните, ибо я об этом неоднократно писал, что это был уже третий случай моей у него работы (строго на каждую супругу по случаю), и первый раз, когда я зарёкся бежать с поля боя, но, конечно, в глубине души продолжал об этом мечтать. Я зарёкся, да и уже, как это мне свойственно, начал находить своеобразное удовольствие в самом факте собственного местонахождения на дне жизни (после тех «высот», которых мне тоже выпадало некогда достигать), но, подобно тому, как в сентябре 2003-го Господь Миров, Бог-Ребёнок, объяснил мне, что номер мой – 8, а место моё у параши – так же в июле-августе Он, опять-таки без обиняков, огласил мне свой акт помилования. Конкретно это случилось так.

В конце июня кончился мой летний отпуск, и я снова стал вставать в шесть утра. Поскольку у нас с Да был теперь маленький ребёнок, особой разницы в режиме «отпуска» и «неотпуска» более не наблюдалось, хотя, врать не буду, судя по рассказам других «молодых родителей», Ксеня была довольно спокойным ребёнком: голосила только по делу, а в ночное время между кормлениями вполне мирно спала часа по два-три.

Поскольку Игоряша дал мне премию за использование меня в качестве грузчика в течение почти двух месяцев, да плюс так называемое, ёпть, единовременное пособие по рождению ребёнка, мне, не без внутренней гордости, удалось купить для Ксени и кроватку и коляску на свои кровно заработанные шиши.

Конечно, на исходе первых суток после выписки Да и Ксени из роддома нам с молодой мамочкой показалось на пару мгновений, что оба мы сейчас сдохнем от непосильной внутренней натуги, и «новоиспечённая» дочерь наша останется сиротой, но… тут вдруг сработал какой-то магический «перещёлк», и нас отпустило… Очередной виток Инициации состоялся, и мы вдруг как-то одномоментно свыклись с новым своим положением и, пожалуй, вообще были очень счастливы в тот период. Да уже почти год не пила. Я, в общем, тоже держался в рамках. Мы ходили гулять с коляской, пили минеральную воду и ели мороженое.

В течение первого года Ксениной жизни к нам почти не приезжали родители – так, разве что раз в месяц чайку попить – но я бы не сказал, что нам их сильно не доставало J. Мы оба были уже, в общем-то, врослые ребята (Да было под 30, мне уже чуть «за»), и оба мы придерживались следующей принципиальной доктрины: уж если мы с ней выжили при своих родителях, то мы-то уж точно как-нибудь справимся. И, конечно, для этой доктрины – при всей со временем выросшей у нас обоих любви к собственным предкам – у нас, обоих же, были вполне серьёзные и объективные основания. Ну да ладно J.