НП-2 (2007 г.) - Гурин Максим Юрьевич "Макс Гурин (экс-Скворцов)" - Страница 24

Это и будут те самые новые небеса и новая земля, обещанные всеми писаниями мира.

Я знаю это точно. Хотя никто из тех, кто не является мной, неспособен это понять. Понять – это значит стать «Мной», то есть Абсолютной Точкой.

Кто сказал, что это невозможно? Ведь мне же удалось стать Собой! (Смайлик закрывает Тетрадку Судеб J.)

XLIII.

Да сидела у себя на балконе, то есть на балконе своих родителей, в очень-очень коротком халатике, курила свой тогда ещё, кажется, «Честерфильд», время от времени намереваясь заплакать, но всякий раз удерживаясь и говоря вместо этого: «Сейчас-сейчас, я сопли пожую немного и успокоюсь».

Потом мы оба докурили, и Да пошла мыть пепельницу. Её мама, по официальной версии, не знала, что её дочь курит последние десять лет.

– Неужели ты думаешь, что мама не знает, что ты куришь? – спросил я.

– Это неважно. Наверное, знает, но я не буду никогда при ней курить. – сказала Да.

– Какая тогда разница? – спросил я и опять закурил.

– Разница есть, – возразила Да, – ты же ведь женишься на Дейзи потому, что она ждёт от тебя ребёнка.

Это меня убедило.

Этой ночью мы «играли» с ней в «последний раз». По Станиславскому. То есть будучи искренне убеждёнными в том, что это действительно так.

Было хорошо. Я люблю, когда Женщина время от времени оказывается сверху. Ибо все мужчины, да и вообще все люди, ленивы, а всяко-разные Эвересты успешно штурмуются нами лишь потому, что хитрые девки ставят нас в такие условия. О да, девки хитры. Они умудряются даже сами верить, – опять же, по Станиславскому – (Смайлик надувает щёчки и хлопает себя по ним окровавленными ладошками. С шумом выходит воздух! J), что секс, в первую очередь, нужен мужчинам, что, конечно же, в точности наоборот. Сами подумайте! Сравните, к примеру, среднестатистический женский оргазм и мужской – да было бы за что нам бороться!

Мы попили с Да кофе, и я ушёл, полагая, что навсегда. А она пошла пить с подружкой в Кусково, типа, оплакивать наше с ней расставанье.

Ну, кажется, на прощанье мы сказали друг другу, что увидимся как-нибудь, у Кати. Когда-нибудь.

Ну да, мне было несколько грустно. До некоторой же степени печаль моя, впрочем, была светла. Ведь вопреки мнению обо мне некоторых сомнительных граждан, с коими я довольно безуспешно пробовал иметь некогда какие-либо серьёзные общие дела, у меня есть одно истинное призвание: исполнять то, что воспринимается мной как мой Долг.

Стих шестой.

У меня иногда ощущение,

что всю жизнь я искал тебя…

Такая странная история,

что не знаю, что и сказать…

У меня иногда ощущение,

что наша первая «дружба» –

это мой самый мудрый поступок за целую жизнь.

Я ведь уже и не верил,

что можешь быть Ты,

да и сейчас по инерции иллюзий не строю.

Я случайно тебя нашел,

потому что уже и не искал тебя вовсе,

отчаявшись до такой степени и настолько давно,

что уж не сильно переживал.

Но мало того,

что мне случилось тебя найти,

так еще посчастливилось мне понять,

что ты – это Ты…

Еще вчера,

обдумывая стишок о тебе,

я полагал, что в нём будет фраза от моего имени,

что, мол, я не знаю, что такое Любовь,

и не очень-то знать хочу, но, дескать,

ты – это «супер», но что такое Любовь,

я, опять же, не знаю и так далее…

Сегодня мир почему-то другой.

Я не хочу. Я не хочу врать сам себе!

Врать лишь затем, чтобы не опустить щит (вдруг уд а ришь?!)!

Врать просто на всякий случай…

Я не хочу врать.

Всё я прекрасно знаю!

Я знаю, что такое Любовь.

Опять знаю, а может и в первый раз…

Вчера мы сидели с моим четвёртым стишком,

пили пиво в саду «Аквариум».

Ей было грустно.

Она очень близкий мне человек.

Я очень хочу, чтобы она стала

счастливой, любимой и любящей…

Мы говорили с ней,

но я только и думал, что о тебе,

хоть это и не очень человеколюбиво

по отношению к четвертому стишку,

которая некогда спасла меня

от безысходной боли и полного душевного оцеп е нения,

в каковое ввергла меня в свое время «Стихотворение № 1»…

Я не хочу говорить слишком много слов.

Я достаточно уже их сказал и по менее важным п о водам.

Видишь ли, у меня в голове почти всегда идет дождь…

Сейчас-то я немного повзрослел, -

поэтому это не ливень, как раньше,

но довольно противный сентябрьский долгий и нудный д о ждик.

И…

видишь ли…

…он перестаёт почему-то только когда рядом Ты.

Вот тебе откровенность за откровенность, милая К…..!

Одним словом, точнее двумя,

ситуация критическая,

как зачем-то говорит Сергей Гурьев…

…потому что я тоже тебя люблю…

1 сентября 2000

(Полностью: http://www.raz-dva-tri.com/amarcord.doc

)

XLIV.

Суть в том, что всё-таки я опять разок другой переспал с Тёмной и даже у себя дома. Тогда для меня это всё, собственно, не имело значения – кто кого и у кого дома. Всю эту обывательскую хуйню про «свою/не свою территорию» я вынужден был под влиянием обстоятельств прочухать уже позднее. Опять же, когда в ходе серии проведённых мною осознанных экспериментов, выяснилось, что да, несомненны две вещи: то, что это и впрямь полная хуйня с моей точки зрения и то, что, несмотря на это, это пиздец как важно для уёбков-обывателей, я весьма прихуел. (Кстати об употреблении мата. Сейчас выросло целое поколение как бы в целлофане, коий накинула на них всякая шелупонь из пропутинского правительства. Эти обитатели Российской Федерации Ходячих Презервативов, то есть всякая, не по своей даже, собственно, вине, хуета немного не в курсе, что мат запретен не потому, что тупо, блядь, неприличен, а потому, что… сакрален. Вам, мудилам, короче, ещё учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин! Ступайте, блядь, в библиотеки, а уж после поговорим, если, конечно, я в настроеньи, блядь, буду J.)

Так вот. По-моему всё же, когда мне позвонила Дейзи, сказав, что вернулась таки из Ижевска, куда ездила зачем-то с подругой, я был с Тёмной. То есть, в общем-то, уже утро было. То есть, типа, мы уже чай утренний пить собирались, а не то, чтоб уж прям были друг с другом, скажете тоже J. (Смайлик делает вид, что щурится на манер близоруких, но на самом деле просто хочет сблевнуть. Не может не сделать так. Водянистый глаз унитаза принимает вызов. В нём поднимается тугая негодованья волна. Она, волна, хватает Смайлика за щеку и увлекает в своё тривиальное тартарары J.)

– Короче, я это сделала, – скажет мне через некоторое время Дейзи, – ты представляешь, там целый грамм был, а я его выкинула!

Это она о героине так говорила. Про «винт» же она говорила иное. Она говорила, что он – живой. Что он существо. И всё такое, из этого вытекающее.

Через несколько дней после возвращения из Ижевска у неё заболел живот, и она пошла к своему гинекологу. Гинеколог её осмотрела, сделала выводы, и Дэйзи тут же положили на операционный стол.

У нас с ней ничего не вышло…

«Он жил всего несколько дней» – говорила она через неделю и плакала. Сложная маленькая. «Ты понимаешь? Он жил… Маленький Скворцов. А потом он умер…»

Она лежала у себя дома, закутавшись в какой-то плед. Я держал её за руку, и, среди прочего, мне было неудобно перед её матерью.