Дело Белки - Даган Александр - Страница 69
- Предыдущая
- 69/99
- Следующая
Вернув избушке на курьих ножках прежний вид, мы с Бабой-ягой продолжили наше путешествие. Сколько оно продолжалось, не представляю. Знаю только, что под конец метла в руках стала казаться мне ничуть не легче стопятидесятидвухмиллиметрового снаряда, который придурки из комендантского взвода заставляли таскать всех угодивших на гарнизонную губу. Однако старуха, стремясь увести свою пятистенную собственность подальше от ужасов недавней облавы, была поистине неутомима. Время от времени оглядываясь, я видел ее строгий силуэт, застывший у рулевого колеса прялки, которым она направляла наше странное судно по бесконечному зеленому морю зачарованного леса. Наконец стало смеркаться, и даже твердая рука Арины Родионовны не могла уберечь изнуренные длительным бегом лапы избушки от бесконечных корней, коряг и прочего бурелома. Похоже, в комплекте с куриными ногами это строение получило еще и типичную куриную слепоту.
— Приготовься, Левушка! Останавливаемся! — предупредила Арина Родионовна, после чего в горнице раздалось протяжное, почти что ласковое «Тпрру-у-у!». В ответ на это и избушка притормозила гораздо мягче, чем в тот раз, когда ее осадил грубый Фимка. Но если ее труды на этом закончились, то мне пришлось еще выполнить немало утомительных поручений Яги, связанных с техническим обслуживанием нашего экипажа. Сначала я помогал Бабе-яге бинтовать корявые конечности избы в длиннющие, смазанные какой-то пахучей дрянью холщовые обмотки. Потом, когда они из куриных ног превратились во фрагменты некой куриной мумии, Арина Родионовна припахала меня к маскировочным работам. Для этого потребовалось развести костер (с утратой печки Баба-яга заодно лишилась возможности иным способом разогреть воду), а потом, во-первых, поддерживать ровный огонь под котлом, а во-вторых, подавать старухе то один, то другой ингредиент для отворотного зелья. При этом я просто не мог не сострить: такой бадьей этого варева можно не только избушку укрыть, но и заставить все сто сорок миллионов россиян навсегда отвести глаза от экранов телевизоров, — но оказалось, что за работой Арина Родионовна напрочь подрастеряла свое чувство юмора. «Не иначе в котел уронила!» — подумал я и уже молча продолжил вкладывать ей в руки требуемые инструменты и биохимические составляющие. Наконец Баба-яга закончила ворожить, и я был освобожден от роли чародейско-операционной сестры. Сама же старуха сделала нечто совершенно неожиданное. Опустив в бурлящий котел последнюю щепотку мышиного дерьма, она вдруг взяла да перевернула огромную посудину, содержимое которой немедленно залило весь костер, выбросив в припудренное звездами ночное небо столб густого вонючего пара. «Опять ничего не получилось!» — объяснил я себе словами анекдота странное поведение Арины Родионовны, кашляя и вытирая слезящиеся от едкой дряни глаза. Впрочем, когда мне в конце концов удалось проморгаться, я понял, что все значительно хуже, чем простое «не получилось». Я-то от бабкиного зелья всего-навсего покашлял, а вот избушку оно растворило чуть не по самые окошки. Теперь только они да невесть отчего покрывшаяся мхом крыша остались на присмотренной нами для ночлега поляне. Что же касается нижней части строения и поддерживающих его куриных ног — все это без следа пропало в едкой субстанции колдовского варева.
— А-а-а-рина Родионовна, — слегка заикаясь от шока, окликнул я Бабу-ягу, которая, возвышаясь над крышей собственного дома, молча разглядывала плачевные результаты недавней ворожбы. Старуха не пошевелилась и не ответила, что было неудивительно. Если бы я сам своими руками по дурости вот так же раскурочил родной жигуль, я бы тоже почти наверняка на какое-то время лишился дара речи. Но жигуль, я даже готов был это признать, все-таки оставался машиной. А сейчас речь шла о живом доме, более того, о доме-друге, к тому же последнем из своего рода.
— Тс-с! Тихо, касатик, — внезапно ожив, шикнула на меня бабка. — Сколько раз тебе говорить?! Здешний лес шума не любит. Ладно. Пошли ужинать.
«Куда?» — хотел спросить я, но действия старухи сами дали ответ на этот вопрос. Баба-яга подошла к остаткам избушки и, встав на четвереньки, полезла в оказавшееся на уровне земли окно.
Глава двадцать седьмая
Насчет ужина Арина Родионовна, конечно, погорячилась. Прежде чем сесть за стол, мы чуть ли не два часа наводили порядок в ее домике, который, кстати, вопреки тому, что увидели мои глаза, оказался целым-невредимым, просто погрузился на пару метров в землю.
— Я бы ее и вовсе закопала, — объясняла мне за уборкой Баба-яга. — Но нервировать не хочу. И так уж избушечка моя родненькая за день страху натерпелась. А под землей она и тем более не успокоится. Решит, что похоронили!
Невольно поперхнувшись, представил, как могла бы выглядеть такая могилка: холм в виде островерхой двускатной крыши и печная труба вместо обелиска. Впечатляет.
И все же, несмотря на все старания, полностью спасти нервную систему избушки от стрессов Арина Родионовна не смогла. Причиной первого из них стала моя попытка вернуть на законное место полочку, сорвавшуюся со стены в ходе нашей лихой скачки по лесу. Крючков, на которых она могла бы висеть, я не обнаружил, зато разыскал в груде мусора, усеявшего пол, два старинных клиновидных гвоздя. Однако стоило мне приладить острие одного из них к бревенчатой стенке, как весь домик начал мелко дрожать, а сзади раздался истошный вопль Арины Родионовны:
— Ты что ж это, ирод окаянный, удумал?! Совсем с глузду съехал?!
— С чего съехал? — опешил я не столько от употребленного старухой непонятного слова, сколько от ее неподдельного возмущения. Вот и делай после этого добрые дела.
Однако Бабе-яге мои задетые чувства были, прямо скажем, до лампочки. Оттолкнув меня в сторону, Арина Родионовна шустро подскочила к стене своего домика и ласково, чуть ли не с материнской нежностью, стала гладить мелко вибрирующее дерево.
— Тише, тише, милая! Успокойся! Никому тебя в обиду не дам. Никто тебя не тронет!
Успокоив свою впечатлительную недвижимость, старуха наконец-то соблаговолила повернуться ко мне и объяснить причину своего жесткого наезда:
— Ты, Левка, запомни, это тебе не панельная хрущоба, чтобы в ней стенки долбить. Избушка, она хоть на вид и сруб срубом, а все одно живая. Хочешь ей чего на стенку привесить, изволь попросить, договориться, а гвоздями в нее тыкать не смей! Уяснил?
Устыдив меня этой поистине гринписовской тирадой, Баба-яга уткнулась носом в стык между двумя бревнами и что-то забормотала. В ответ из гладкой древесной толщи показались два крепеньких сучка, идеально подходящие для того, чтобы нацепить на них злополучную полку.
Вторым шоком для избушки стала моя попытка подмести пол. Подхватив старухину метлу, я начал сметать в кучу пришедший в негодность колдовской скарб: осколки всяких баночек и горшочков, а также россыпи снадобий, которые в этих емкостях недавно находились. К сожалению, мне даже в голову не пришло, что некоторые из рассыпанных ингредиентов отнюдь не стоит смешивать, тем более волшебной метлой. Осознал я это только после того, как собранная мной груда мусора покрылась веселенькими разноцветными огоньками энергетических разрядов и с хлопком разлетелась во все стороны, осыпав помещение яркими искрами праздничного магического салюта.
Оправившись от взрыва наколдованной светошумовой гранаты, Арина Родионовна отняла у меня метлу и поставила в угол. Вернее, посадила. И под страхом превращения в галлюциногенный гриб запретила проявлять какую бы то ни было инициативу. Вместо этого она достала какие-то странные, как выяснилось впоследствии, ежовые рукавицы, при помощи которых я должен был разбирать сложенную в этом углу магическую стеклотару. Треснутые и расколотые склянки Баба-яга велела складывать в деревянное ведро, а целые — в простеленный соломкой дощатый ящик. Сперва порученное дело показалось мне весьма скучным, но только до тех пор, пока я не стал рассматривать этикетки. Освещение в избушке было, прямо скажем, не ахти. Сама Арина Родионовна, как и положено древней «нечистой силе», похоже, и вовсе могла без него обходиться. Мне же приходилось довольствоваться с трудом проникающим в маленькое оконце лунным светом. С другой стороны, наверняка именно он и стал причиной того, что ярлыки на отдельных склянках, колбах и прочих сосудах обрели загадочное волшебное мерцание, а другие и вовсе оказались снабжены красивыми люминесцентными картинками. Так, среди прочего мне попался небольшой глиняный горшочек, накрепко закупоренный примотанной к горловине тряпицей, на его шершавом боку неуместно роскошной золотой вязью была сделана предельно прозаическая бытовая пометка: «Варенье ябл. молодильн. Урож. 68 года». Прочитав надпись, я чуть не извелся от зуда спросить Бабу-ягу: о шестьдесят восьмом годе какого столетия идет речь?
- Предыдущая
- 69/99
- Следующая
