Поэма о старом моряке - Кольридж Сэмюель Тэйлор - Страница 4

В родном заливе воды спят,

Они, как лед, ровны,

На них видны лучи луны

И тени от луны.

Немым сиянием луны

Озарены вокруг

Скала и церковь на скале,

И флюгерный петух.

Ангелы оставляют трупы и являются в одеждах света.

И призраки встают толпой,

Средь белых вод красны,

Те, кто казались мне сейчас

Тенями от луны.

В одеждах красных, точно кровь,

Они подходят к нам:

И я на палубу взглянул —

Господь! Что было там!

Лежал, как прежде, каждый труп,

Ужасен, недвижим!

Но был над каждым в головах

Крылатый серафим.

Хор ангелов манил рукой

И посылал привет,

Как бы сигнальные огни,

Одеянные в свет.

Хор ангелов манил рукой,

Ни звука в тишине,

Но и безмолвие поет,

Как музыка во мне.

Вдруг я услышал весел плеск

И кормщика свисток;

Невольно обернулся я

И увидал челнок.

Там кормщик и дитя его,

Они плывут за мной:

Господь! Пред радостью такой

Ничто и мертвых строй.

Отшельника мне слышен зов

Ведь в лодке — третьим он!

Поет он громко славный гимн,

Что им в лесу сложен.

Я знаю, может смыть с души

Кровь Альбатроса он.

Лесной Отшельник.

Отшельник тот в лесу живет

У голубой волны.

Поет в безмолвии лесном,

Болтать он любит с Моряком

Из дальней стороны.

И по утрам, по вечерам

Он молит в тишине:

Мягка его подушка — мох

На обветшалом пне.

Челнок был близко. Слышу я:

— Здесь колдовства ли нет?

Куда девался яркий тот,

Нас призывавший свет?

Чудесное приближенье корабля.

И не ответил нам никто, —

Сказал Отшельник, — да!

Корабль иссох, а паруса?

Взгляды, как ткань худа!

Сравненья не найти; одна

С ней схожа иногда

Охапка листьев, что мои

Ручьи лесные мчат;

Когда под снегом спит трава

И с волком говорит сова.

С тем, что пожрал волчат.

— То были взоры сатаны!

(Так кормщик восклицал)

— Мне страшно. — Ничего! плывем! —

Отшельник отвечал.

Челнок уже у корабля,

Я в забытье немом,

Челнок причалил к кораблю,

И вдруг раздался гром.

Корабль внезапно тонет.

Из-под воды раздался он

И ширится, растет:

Он всколыхнул залив, и вот

Корабль ко дну идет.

Старый Моряк находит спасенье и челноке.

От грома океан застыл,

И небеса в тоске,

И, как утопленник, я всплыл

Из глуби налегке;

Но я глаза свои открыл

В надежном челноке.

В воронке, где погиб корабль,

Челнок крутил волчком;

Все стихло, только холм гудел,

В нем отдавался гром.

Открыл я рот — и кормщик вдруг,

Закрыв лицо, упал;

Святой Отшельник бледен был

И Бога призывал.

Схватил я весла: и дитя,

Помешано почти,

Смеется, не отводит глаз

От моего пути.

— Ха! Ха! — бормочет, — как я рад,

Что может Черт грести.

И я в стране моей родной,

На твердой я земле!

Отшельник вышел и спешит,

Скрывается во мгле.

Старый Моряк умоляет  Отшельника  принять  его  исповедь;  и  его  душа облегчена.

"Постой! Я каяться хочу!"

Отшельник хмурит взор

И вопрошает: "Кто же ты?

Что делал до сих пор?"

И пал с меня тяжелый груз

С мучительной тоской,

Что вынудила мой рассказ;

И я пошел иной.

Но все-таки тоска заставляет его бродить из страны в страну.

С тех пор гнетет меня тоска

В неведомый мне час,

Пока я вновь не расскажу

Мой сумрачный рассказ.

Как ночь, брожу из края в край,

Метя то снег, то пыль;

И по лицу я узнаю,

Кто может выслушать мою

Мучительную быль.

О, как за дверью громок шум!

Собрались гости там;

Поет невеста на лугу

С подружками гостям,

И слышится вечерний звон,

Зовя меня во храм.

О, Брачный Гость, я был в морях

Пустынных одинок,

Так одинок, как, может быть,

Бывает только бог.

Но я тебя не попрошу:

На пир меня возьми!

Идти мне слаще в божий храм

С хорошими людьми.

Ходить всем вместе в божий храм

И слушать там напев,

Которым с богом говорят,

Средь стариков, мужчин, ребят,

И юношей, и дев.

И учит на своем собственном примере любви и вниманью ко всей твари, которую создал и любит бог.

Прощай, прощай! Но, Брачный Гость,

Словам моим поверь!

Тот молится, кто любит всех,

Будь птица то, иль зверь.

Словам моим поверь!

Тот молится, кто любит все —

Создание и тварь;

Затем, что любящий их бог

Над этой тварью царь".

Моряк, с глазами из огня,

С седою бородой

Ушел, и следом Брачный Гость

Побрел к себе домой.

Побрел, как зверь, что оглушен,

Спешит в свою нору:

Но углубленней и мудрей

Проснулся поутру.