Стремление к совершенству - Картленд Барбара - Страница 19
- Предыдущая
- 19/29
- Следующая
Граф обладал сильным характером и упорством, которое выработал в себе еще с детства. Усилия Каролины оказали прямо противоположный эффект: граф еще тверже решил не идти у нее на поводу, понимая, что это разрушит ту гармонию, которую он желал видеть в их отношениях.
Он поцеловал ее, вернее, принял трепещущую настойчивость ее губ. Его, безусловно, влекло к ней, но романтическая часть его натуры была неприятно поражена ее поведением.
Руки Каролины обвились вокруг его шеи, она еще теснее прижалась к нему.
— О Грэнби, Грэнби! — шептала она. — Разве мы можем ждать? Я хочу принадлежать тебе, я хочу быть твоей. Пять месяцев превратятся для меня в пять столетий, если мы не будем вместе.
И затем, прежде чем он успел что-то сказать, она вновь стала целовать его, целовать жадно, ненасытно, разжигая в нем страсть. Но он понимал, что это всего лишь способ…
Его душа не участвовала в этом, он как бы со стороны наблюдал за этой сценой. Позже он вез Каролину домой, и она всю дорогу умоляла его быть уступчивее. В смятенных чувствах граф вернулся на Беркли-сквер. Не желая бесконечно спорить об одном и том же, он сказал Каролине, прощаясь, что по крайней мере подумает, не может ли их свадьба состояться раньше, чем он планировал.
Разумеется, он понимал, что Каролина догадывается о том, что это всего лишь уловка с его стороны, попытка не испортить окончательно вечер.
Ночь он провел без сна. Лежа в темноте, граф безуспешно пытался не смотреть в глаза фактам и боролся с желанием вообще выбросить их из головы, настолько они были ему отвратительны.
Но неприятные мысли продолжали преследовать его и на следующий день; ни утренняя свежесть, ни новый жеребец, которого он недавно купил, не могли отвлечь его от мрачных раздумий.
Он хотел побыстрее вернуться и потому, выехав за пределы Лондона, поскакал прямо через поля и подъехал к дому очень быстро.
Как только граф увидел силуэты его башен и труб на фоне неба, настроение у него сразу улучшилось.
В окнах отражалось солнце, и он подумал, что его замок, как и Шенонсо, можно назвать поэмой в камне. Конечно, пока это только мечта, но близится тот день, когда она полностью станет явью. Рабочие перестанут сновать вокруг дома, а сад, заваленный сейчас досками и кирпичами, станет столь же совершенным, как сам замок.
Было почти четверть одиннадцатого, когда граф спешился у ворот. Грум выбежал из конюшни, чтобы забрать коня.
Поднимаясь к парадному входу, граф с удовольствием подумал, что еще три четверти часа, и ему привезут ван Лу от Дарсии.
Ему до сих пор не верилось, что он станет обладателем подлинника этой картины. И он боялся, что по прибытии полотна обнаружится, что это подделка.
Размышляя об этом, он прошел через Красную гостиную в следующую, пока еще безымянную комнату. Кинув взгляд на стену, куда он решил повесить картину, граф, к своему изумлению, увидел, что она уже прибыла.
Прислоненная к стене прямо под выбранным для нее местом, она была совсем такой, какой представлялась ему, только еще прекраснее.
Едва взглянув на насыщенный цвет голубого шелка, на фоне которого стояла Венера, граф понял, как назовет эту комнату, и тут же, словно все детали головоломки встали на место, представил, какими должны быть остальные картины, мебель, ковры и шторы.
Она станет Голубой комнатой, но этот голубой цвет будет иным, нежели цвет глаз Каролины.
Было что-то исключительное в картине ван Лу, в ней чувствовалась внутренняя мощь, отличная от нежной прелести купидонов Буше, которых Дарсия привезла ему раньше.
Венера, прекрасная в своей наготе, казалась воплощением всепобеждающей силы красоты и любви — основы и источника совершенства.
Граф долго стоял перед картиной, всматриваясь в каждую деталь, в каждый мазок кисти. Меркурий, посланец богов, сидел у ног богини любви, и граф вспомнил, что согласно одному из мифов она была супругой Меркурия, а Купидон — их сыном.
Глядя на этого ребенка, облокотившегося на отцовское колено, чтобы удобнее было писать на бумаге, которую тот держал перед ним, граф подумал, что когда-нибудь и он станет учить своих детей, и особенно сыновей, всему, что знает сам.
Он впервые представил себе в многочисленных комнатах своего дома не знатных гостей или легкомысленных красавиц, жаждущих любезностей и развлечений, а собственных отпрысков.
Что может быть лучше и интереснее для детей, чем этот дом, с витыми лестницами и узкими башнями! Он словно воочию увидел, как они скатываются по длинным перилам, как в таинственных закоулках поверяют друг другу свои детские секреты или играют в прятки.
А в конюшне, уже достроенной, достаточно места для пони, для детских карет и, конечно же, салазок и саней, которые будут просто необходимы зимой, когда выпадет снег.
Семья, дети — вот почему он подсознательно стремился построить именно такой дом, который стал бы воплощением всех его помыслов и надежд. Все встало на свои места, теперь граф четко осознал: семейный очаг — вот что для него главное.
Картина, на которую он смотрел, помогла ему впервые ясно определить то, что до сих пор лишь смутно присутствовало в его мыслях и сердце. Теперь он, словно Ясон, после бесконечно долгого путешествия нашел наконец свое Золотое руно. Граф удовлетворенно вздохнул.
Неожиданно ему пришло в голову, что золотистые волосы Венеры, заплетенные в косу и уложенные вокруг головы, отливают рыжеватым блеском и благодаря этому больше напоминают волосы Дарсии, а не локоны Каролины.
Он вспомнил, как во время завтрака в тени деревьев солнце, пробиваясь сквозь листву, касалось волос Дарсии и на них вспыхивали огоньки, словно язычки крошечных свечек. Тогда его внимание было сосредоточено на разговоре, и с тех пор он не думал о ее внешности, но теперь внезапно вспомнил и ее зеленые глаза, показавшиеся ему необыкновенно большими.
Цвет глаз Венеры на картине не был виден, поскольку она смотрела вниз, на Меркурия, но граф мог предположить, что при рыжеватых волосах только зеленый цвет мог удовлетворить вкус художника.
«Как мне благодарить Дарсию за это восхитительное полотно?» — спрашивал он себя.
Граф еще постоял, разглядывая картину, а потом пошел за чертежами, чтобы добавить в список вещи из обстановки прежнего замка Керкхэмптонов — то, что будет использовано для Голубой гостиной.
Прошло шесть дней. Дарсия писала благодарственные письма, когда в комнату вошел мистер Кертис.
По тому, как тщательно он прикрыл за собой дверь, она поняла, что секретарь принес ей какие-то сведения, и отметила, что он выбрал наиболее подходящий момент.
Они только что вернулись с многолюдного ленча, и маркиза отправилась к себе наверх, чтобы отдохнуть перед балом в Мальборо-хаус, на который они собирались сегодня вечером.
Только благодаря положению маркизы Дарсия была приглашена на этот бал. Как правило, на вечера, устраиваемые в Мальборо-хаус, молодые девушки не допускались. Этот бал принц и принцесса Уэльские устраивали для супружеских пар своего возраста и более пожилых своих друзей; все эти люди имели немалый вес в обществе.
— Это большая честь для тебя, — сказала маркиза, получив приглашение. — Твой отец пришел бы в восторг.
— Вот и пошел бы вместо меня, — заявила Дарсия.
— Уж он был бы более рад, чем ты, — сказала маркиза. — Если тебе не нравится, я отстраняюсь от дел!
Дарсия вопросительно взглянула на нее, и маркиза пояснила:
— Я продолжаю спрашивать себя, ma petit, чего ты хочешь от жизни. За все время, что я жила в Париже и Лондоне, я ни разу не видела, чтобы столь юная особа добивалась такого успеха. Все только и говорят о твоей красоте, о твоих нарядах, о твоем обаянии, но у меня такое ощущение, что тебе все равно. Или я не права?
Дарсия рассмеялась:
— Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос.
— Тогда я отвечу за тебя — ты влюблена! — заявила маркиза. — И хотя я ломаю голову день за днем и вечер за вечером, я не в состоянии понять, кто похитил твое сердечко.
- Предыдущая
- 19/29
- Следующая
