Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 34
- Предыдущая
- 34/147
- Следующая
Изменить размер шрифта:
34
173. ПРОСЛАВЛЕНИЕ МИЛОСТЫНИ
Песня убогого Пафнутъюшки
Не отказна милостыня праведная,
На помин души родительской
По субботним дням подавана
Нищей братьи со мостинами…
А убогому Пафнутьюшке
Дан поминный кус в особицу.
Как у куса нутра ячневы,
С золотой наводной корочкой,
Уж как творен кус на патоке,
Испечен на росном ладане,
А отмяк кусок под образом,
Белым воздухом прикутанный…
Спасет Бог, воз благодарствует
Кормящих, поящих,
Одевающих, обувающих,
Теплом согревающих!
Милостыня сота —
Будет душеньке вольгота;
Хозяину в дому,
Как Адаму во раю,
Детушкам в дому,
Как орешкам во меду"
Спасет Бог радетелей,
Щедрых благодетелей!
Аверкий — банный согреватель,
Душ и телес очищатель,
Сесентий-калужник,
Олексий — пролужник,
Все святые с нами
В ипостасном храме.
Аминь.
Сердце единорога
174-176. ИЗБЯНЫЕ ПЕСНИ
Памяти матери
I
Четыре вдовицы к усопшей пришли…
Четыре вдовицы к усопшей пришли…
(Крича бороздили лазурь журавли,
Сентябрь-скопидом в котловин сундуки
С сынком-листодером ссыпал медяки).
Четыре вдовы в поминальных платках,
Та с гребнем, та с пеплом, с рядниной в руках,
Пришли, положили поклон до земли,
Опосле с ковригою печь обошли,
Чтоб печка-лебедка, бела и тепла,
Как допреж, сытовые хлебы пекла.
Посыпали пеплом на куричий хвост,
Чтоб немочь ушла, как мертвец, на погост.
Хрущатой рядниной покрыли скамью, —
На одр положили родитель мою.
Как ель под пилою, вздохнула изба,
В углу зашепталася теней гурьба,
В хлевушке замукал сохатый телок,
И вздулся, как парус, на грядке платок, —
Дохнуло молчанье… Одни журавли,
Как витязь победу, трубили вдали:
«Мы матери душу несем за моря,
Где солнцеву зыбку качает заря,
Где в красном покое дубовы столы
От мис с киселем словно кипень белы.
Там Митрий Солунский, с Миколою Влас
Святых обряжают в камлот и атлас,
Креститель-Иван с ендовы расписной
Их поит живой Иорданской водой…»
Зарделось оконце… Закат золотарь
Шасть в избу незваный: — «Принес-де стихарь —
Умершей обнову, за песни в бору,
За думы в рассветки, за сказ ввечеру,
А вынос блюсти я с собой приведу
Сутемки, зарянку и внучку-звезду,
Скупцу ж листодеру чрез мокреть и гать
Велю золотые ширинки постлать».
(1916)
II
Лежанка ждет кота, пузан-горшок хозяйку, –
Лежанка ждет кота, пузан-горшок хозяйку, —
Объявятся они, как в солнечную старь,
Мурлыке будет блин, а печку-многознайку
Насытят щаный пар и гречневая гарь.
В окне забрежжит луч — волхвующая сказка,
И вербой расцветет ласкающий уют;
Запечных бесенят хихиканье и пляска,
Как в заморозки ключ, испуганно замрут.
Увы, напрасен сон. Кудахчет тщетно рябка,
Что крошек нет в зобу, что сумрак так уныл —
Хозяйка в небесах, с мурлыки сшита шапка,
Чтоб дедовских седин буран не леденил.
Лишь в предрассветный час лесной, снотворной влагой
На избяную тварь нисходит угомон,
Как будто нет Судьбы, и про блины с котягой,
Блюдя печной дозор, шушукает заслон.
(1915)
III
Осиротела печь, заплаканный горшок
Осиротела печь, заплаканный горшок
С таганом шепчутся, что умерла хозяйка,
А за окном чета доверчивых сорок
Стрекочет: «близок май, про то, дружок, узнай-ка!
Узнай, что снигири в лесу справляют свадьбу,
У дятла-кузнеца облез от стука зоб,
Что, вверивши жуку подземную усадьбу,
На солнце вылез крот — угрюмый рудокоп,
Что тянут журавли, что проболталась галка
Воришке-воробью про первое яйцо»…
Изжаждалась бадья… Вихрастая мочалка
Тоскует, что давно не моется крыльцо.
Теперь бы плеск воды с веселою уборкой,
В окне кудель лучей и сказка без конца…
За печкой домовой твердит скороговоркой
О том, как тих погост для нового жильца,
Как шепчутся кресты о вечном, безымянном,
Чем сумерк паперти баюкает мечту.
Насупилась изба, и оком оловянным
Уставилось окно в капель и темноту.
(1914)
177
«Умерла мама» — два шелестных слова
«Умерла мама» — два шелестных слова.
Умер подойник с чумазым горшком.
Плачется кот и понура корова,
Смерть постигая звериным умом:
Кто она? Колокол в сумерках пегих,
Дух живодерни, ведун-коновал,
Иль на грохочущих пенных телегах
К берегу жизни примчавшийся шквал?
— Знает лишь маковка ветхой церквушки,
В ней поселилась хозяйки душа,
Данью поминною — рябка в клетушке
Прочит яичко, соломой шурша.
В пестрой укладке повойник и бусы
Свадьбою грезят: «Годов пятьдесят
Бог насчитал, как жених черноусый
Выменял нас — молодухе в наряд».
Время, как шашель, в углу и за печкой
Дерево жизни буравит, сосет…
В звезды конек и в потемки крылечко
Смотрят и шепчут: «вернется… придет…»
Плачет капелями вечер соловый,
Крот в подземельи и дятел в дупле…
С рябкиной дремою, ангел пуховый
Сядет за прялку в кауровой мгле.
«Мама в раю», — запоет веретенце,
«Нянюшкой светлой младенцу-Христу…»
Как бы в стихи, золотые как солнце,
Впрясть волхвованье и песенку ту?
Строки и буквы — лесные коряги,
Ими не вышить желанный узор…
Есть, как в могилах, душа у бумаги —
Алчущим перьям глубинный укор.
34
- Предыдущая
- 34/147
- Следующая
Перейти на страницу:
