Два адмирала - Купер Джеймс Фенимор - Страница 28

• Предыдущая
• 28/62
• Следующая

— Молодой человек, — сказал сэр Джервез несколько сердито, — вы говорите довольно необдуманно. Слушатель или простой свидетель завещания не имеет никакого права отклонять от себя доброе расположение человека, готовящегося оставить этот мир и предстать пред лицом Вседержителя! Вы забываете свою пользу, молодой человек, свое будущее. Ста или двухсот фунтов призовых денег, добытых вами в последнем деле у Кроа ценой крови ненадолго вам хватит.

— Их уже нет у меня, сэр; они отосланы до последнего шиллинга вдове павшего подле меня боцмана. Я не нищий, сэр Джервез Окес, хотя и принадлежу к сынам Америки. Я владелец плантации, которая доставляет мне порядочную независимость. Служу же я не из нужды, а по собственной охоте. Может быть, сэр Вичерли, узнав это, согласится вычеркнуть мое имя из своего завещания. Я вполне уважаю и почитаю его, но не могу принять от него денег.

Слова эти были сказаны со скромностью, но с жаром и чистосердечием, которые не оставляли никакого сомнения насчет решительности говорившего отказаться от предлагаемой ему суммы. Сэр Джервез слишком уважал чувства молодого человека, а потому и не настаивал более, но повернулся к кровати больного в ожидании, что он скажет. Сэр Вичерли слышал и понял все, что происходило, и это произвело на него даже и в настоящем его положении свое обычное действие.

— Благородный молодой человек! — проговорил он. — Подойдите сюда… Сэр Джервез, подведите его ко мне.

— Сэр Вичерли желает, чтобы вы подошли к его кровати, господин Вичекомб из Виргинии, — сказал вице-адмирал выразительно, но в то же время протянул ему руку и благосклонно улыбнулся, видя, что тот повинуется.

Больной с большим трудом снял со своей руки драгоценное кольцо с гербом Вичекомбов. Но на нем не было, однако, изображения кровавой руки — девиза этого дома, ибо кольцо это было гораздо старее баронетства, пожалованного, как хорошо было известно Вичерли, предку Вичекомбов одним из Плантагенетов во время французских войн Генриха VI, в память какого-то блестящего подвига.

— Носите это кольцо, благородный молодой человек… честь нашего имени, — сказал сэр Вичерли, подавая кольцо лейтенанту.

— Благодарю вас, сэр Вичерли, за подарок, который я ценю слишком дорого, — сказал он, и след всякого другого чувства, кроме благодарности, исчез с лица его. — Если я и не имею прав на ваш титул и имение, все-таки мне не стыдно будет носить кольцо, дарованное тому, кто был точно такой же мне предок, как и всякому другому Вичекомбу Англии.

— Законный? — спросил Том, забывая в пылу свирепой злобы и свою осторожность и свою обиду.

— Да, сэр, законный! — отвечал Вичерли, обращаясь к спрашивающему со спокойствием человека, уверенного в справедливости слов своих, и со взглядом, заставившим Тома невольно отступить назад. — Мне не нужно других доказательств, чтобы иметь право носить печать, которая, как вы можете заметить, сэр Джервез Окес, есть не что иное, как верный снимок с той, которую я постоянно ношу и которая перешла ко мне по прямой линии от моих предков.

Вице-адмирал сравнил печать, висевшую у Вичерли на цепочке с печатью кольца, и, видя, что оба герба преимущественно состоят из грифов, он легко убедился, что одна из них была простой копией. Удостоверившись в этом, он передал печать приблизившемуся сэру Реджинальду, который начал ее внимательно рассматривать. Так как все отрасли фамилии сэра Реджинальда имели тот же герб, то ему не трудно было убедиться, что Вичерли имеет весьма ясное доказательство на свое происхождение от Вичекомбов. Сэр Реджинальд решил впоследствии разобрать это дело самым подробным образом; теперь же, возвратив печать лейтенанту, он заметил сэру Джервезу, что в настоящую минуту гораздо важнейшее дело должно обращать на себя их внимание. При этих словах Атвуд снова взялся за перо, ожидая дальнейших распоряжений умирающего.

— Из двадцати тысяч, сэр Вичерли, которые, как мне известно, составляют ваш банковый капитал, — сказал сэр Джервез, — остается еще шесть или семь тысяч. Чье теперь имя прикажете внести в завещание?

— Ротергама… викария.

Скоро и эта статья, определяющая Ротергаму тысячу фунтов, была написана, прочтена и одобрена.

— Теперь остается еще пять тысяч, мой дорогой сэр Вичерли.

При этих словах больной сильно призадумался, размышляя, по-видимому, что ему сделать с остальными деньгами. Скоро блуждающий взор его остановился на бледном лице миссис Доттон. С чувством, делающим честь его сердцу, он произнес ее имя и две тысячи фунтов. Статью эту также вписали в завещание.

— Теперь в остатке три, если не четыре тысячи, — прибавил сэр Джервез.

— Милли… милая, маленькая… Милли… хорошенькая Милли, — произнес старик с нежностью.

— Эту новую статью в пользу мисс Милдред, — заметил Атвуд, — надо будет поместить в прибавлении к завещанию, потому что одна статья в пользу ее уже была. Одну, две или три тысячи назначаете вы теперь мисс Милдред, которой уже завещано три тысячи фунтов?

Больной произнес «три», прибавив потом, после краткого молчания: — В прибавлении завещания.

Желание его было исполнено, и написанная статья прочтена и одобрена.

— Так как вы, сэр Вичерли, может быть, что-нибудь упустили из виду, — сказал сэр Джервез, — то не лучше ли, во избежание, чтоб ничего не отошло в казну, поместить в завещание еще статью, в которой отказать кому-нибудь все остальное ваше имущество?

Бедный старик улыбнулся и успел произнести имя сэра Реджинальда Вичекомба.

Когда и эта последняя статья была окончена, тогда секретарь прочел сэру Вичерли вслух, медленно и внятно, все завещание, от начала до конца. Старик слушал со вниманием; улыбнулся при имени Милдред и ясно выразил словами и знаками полное свое одобрение. Оставалось только дать ему в руки перо и помочь, чтоб он мог подписать свое имя. В эту решительную минуту Том увидел, что, наконец, настало мгновение, когда он открыто должен вступиться за себя.

— Господа! — сказал он, подойдя к кровати больного. — Я прошу всех присутствующих заметить весь ход настоящего дела. Мой бедный, дорогой, но введенный в заблуждение, дядя, не далее, как прошлую ночь получил апоплексический удар, а потому он едва ли в состоянии ясно судить о предметах — и вот, его заставляют делать завещание.

— Кто, сэр? — спросил вице-адмирал таким голосом, от которого говоривший невольно отступил назад.

— По моему мнению, сэр, все присутствующие — если не словами, то знаками.

— Какая же в этом польза присутствующим? Разве я или адмирал Блюуатер приобретем что-нибудь этим завещанием? Разве свидетели могут быть участниками завещания?

— Я не намерен об этом спорить с вами, сэр Джервез Окес, но я торжественно протестую против этого противозаконного поступка. Позвольте мне всем вам, господа, заметить это и объявить, что вы должны быть готовы немедленно явиться в суд.

Сэр Вичерли, услышав эти слова, силился подняться с кровати и с гневом размахивал руками, как бы стараясь выразить тем свое негодование племяннику.

— С глаз долой! — произнес разгневанный баронет.

— Успокойтесь только, сэр Вичерли, — прервал его Маграт. — Находясь же в спокойном состоянии, вам легко будет утвердить подписью законность вашего завещания.

Сэр Вичерли понял доктора. Он взял в руки перо и успел подвести его к должному месту. В эту минуту глаза его блеснули в последний раз и бросили на Тома взор укоризны; предсмертная улыбка пробежала по его лицу, он взглянул на бумагу, перед ним лежащую, провел рукой по глазам, закрыл их и упал на подушку, бесчувственный уже ко всему, что принадлежало этой жизни, к ее интересам и обязанностям. Через десять минут его уже не было в этом мире.

• Предыдущая
• 28/62
• Следующая