Подозрение - Дюрренматт Фридрих - Страница 11

Старик испытующе взглянул на врача.

– То, что произошло в Германии, может произойти в любой стране, если появятся известные предпосылки. А эти предпосылки могут быть различны. От одного знакомого, господин Эменбергер, оперированного в концлагере без наркоза, я слышал, что люди одинаковы, однако они делятся на мучителей и мучеников. Однако я думаю, что есть также разница между искушенными и пощаженными. Мы, швейцарцы, вы и я, относимся к пощаженным, что в общем милость, а не ошибка, ибо, как многие говорят: «Да не введи нас во искушение». Вот я и приехал в Швейцарию, но не для того, чтобы отыскать одного преступника, о котором у меня нет никаких данных за исключением одной не особенно четкой фотографии: Но теперь, доктор Эменбергер, я болен, и погоня прекратилась сегодня ночью, так что преследуемый не знает, как я был близок к нему. Жалкая мелодрама…

– Да, вряд ли у вас есть шанс найти разыскиваемое лицо, – ответил равнодушно врач и выпустил колечко дыма, образовавшее вокруг головы больного нимб.

Берлах увидел, как тот сделал своей ассистентке знак глазами, и она протянула ему шприц. На мгновение Эменбергер исчез в темноте зала, а когда появился вновь, в его руке был какой-то тюбик.

– Ваши шансы невелики, – сказал он, наполняя шприц бесцветной жидкостью.

Но комиссар ответил:

– У меня есть еще оружие. Возьмем ваш метод, доктор. Меня, приехавшего к вам в госпиталь из Берлина, сквозь снег и дождь, в этот последний день года, вы принимаете в операционной. Почему вы это делаете? Разве полагается так, чтобы пациента доставили в помещение, внушающее ему ужас? Вы делаете это для того, чтобы запугать меня, ибо моим врачом вы можете стать только в том случае, если подчините мою волю своей. Однако я своевольный больной. Хунгертобель, вероятно, рассказал вам об этом. Вот вы и решились на демонстрацию, чтобы вылечить меня. Вы боитесь, что не управитесь. Это один из недостатков вашего лекарства. Точно так же обстоит и с моей профессией. Наши методы одинаковы. Я тоже побаиваюсь того, кого ищу.

Шприц в руке Эменбергера покачивался, направленный против старика.

– Вы великолепный психолог, – засмеялся врач. – Это верно, я хотел вам немного понравиться. Страх – это хорошее средство, однако, прежде чем я прибегну к моему искусству, я хотел бы до конца выслушать о вашем.

Что вы хотите предпринять? Я внимательно слушаю. Преследуемый не знает, что вы гоняетесь за ним, по крайней мере вы так сказали.

– Он догадывается, хотя и не знает наверняка, и это для него еще опасней, – ответил Берлах. – Он знает, что я в Швейцарии и отыскиваю военного преступника. Однако будет думать, что я ищу не его, а другого. Он блестяще обеспечил себе алиби и возвратился в Швейцарию из мира безграничных преступлений, не захватив своего имени и фамилии. Жгучая тайна. И все же в глубине сердца у него будет предчувствие, что я разыскиваю его, и только его. И он убоится, он испугается тем больше, чем невероятнее то, что я его ищу, а я лежу здесь, в госпитале, в постели, больной и беспомощный. – Он замолчал.

Эменбергер странно посмотрел на него, почти с состраданием, продолжая держать шприц в руке.

– Я сомневаюсь в вашем успехе, – сказал он небрежно. – Однако желаю вам счастья.

– Тот, кого я ищу, подохнет от своего страха, – сказал старик, не двигаясь.

Эменбергер медленно положил шприц на маленький столик из стекла и металла, стоявший рядом с передвижной постелькой.

– Вы так думаете? – промолвил он наконец. – Вы так считаете? – Его узкие глаза почти сомкнулись за очками. – Удивительно в наши дни видеть такого безнадежного оптимиста. Ваши мысли и мечты довольно смелы; будем надеяться, что в будущем действительность вас не очень обескуражит. Было бы очень печально, если бы вы в конце концов пришли к отрицательным результатам.

Он сказал это тихо и немного удивленно. Затем ушел в темноту помещения, и операционная осветилась ярким светом. Эменбергер стоял около выключателя.

– Я обследую вас позже, господин Крамер, – сказал он, улыбаясь. – Ваша болезнь очень серьезна. Вы это знаете. Не исключен смертельный исход. Я пришел к этому выводу после нашего разговора. Откровенность за откровенность. Обследование сопряжено с осложнениями, так как требует оперативного вмешательства. Мы проведем его после Нового года. Не стоит портить праздник. Будем считать, что я уже вас начал лечить.

Берлах не отвечал.

Эменбергер погасил сигарету.

– Черт побери, доктор, – сказал он, обращаясь к ассистентке. – Я курил в операционной. Господин Крамер взволновал меня своим прибытием. Я думаю, вам следует побранить меня, господин Крамер.

– Что это такое? – спросил старик, когда врач дала ему две красноватые пилюли.

– Всего-навсего успокаивающее средство, – ответила она.

Вода, которую она дала, чтобы запить лекарство, показалась невкусной.

– Позвоните сестре, – приказал Эменбергер ассистентке.

В двери появилась сестра Клэри. Комиссар воспринял ее как добродушного палача. «Палачи тоже бывают добродушными», – подумал он.

– Какую палату вы приготовили нашему господину Крамеру? – спросил Эменбергер.

– Семьдесят вторую, господин доктор, – ответила сестра Клэри.

– Отвезите его в третью. Там мы сможем более внимательно следить за ним.

Снова пришла усталость, так остро ощущаемая комиссаром в машине Хунгертобеля.

Когда сестра повезла старика в коридор, она повернула кровать, и Берлах сквозь слипавшиеся веки увидел еще раз лицо Эменбергера.

Врач смотрел на него внимательно и весело улыбался.

Комиссар содрогнулся от внезапно нахлынувшего озноба.

КОМНАТА

Комиссар проснулся в палате (все еще была ночь, половина одиннадцатого, надо полагать, он проспал три часа) и удивленно, несколько настороженно, но с чувством удовлетворения осмотрел ее; старик не любил больничные комнаты, и ему понравилось, что его палата была больше похожа на студию или на какое-то подсобное помещение. Это все, что он мог разглядеть в свете ночной лампы, поставленной с левой стороны на ночном столике.

Кровать, в которой он лежал, хорошо укрытый, в ночной рубашке, была все той же передвижной, он ее узнал сразу, хотя в ней кое-что изменили.

– Хозяева очень практичны, – сказал старик вполголоса.

Он стал рассматривать в свете поворачивающейся лампы стены комнаты; в луче появился занавес, за ним угадывалось окно; он весь был заткан удивительными растениями и зверями. «Ишь ты, как на охоте», – пробормотал комиссар.

Он откинулся на подушки и стал раздумывать о достигнутом. Результат был мизерен. Старик провел свой план в жизнь. Теперь нужно продолжать ткать сеть. Необходимо действовать, однако как действовать и с чего начинать, он не знал. Старик нажал на какую-то кнопку, находившуюся на столике. Появилась сестра Клэри.

– А вот и наша медсестра из Биглена у железной дороги Бургдорф – Тун, – приветствовал ее старик. – Вот как помнит Швейцарию старый эмигрант, – продолжал он.

– Так, господин Крамер, как себя чувствуете? Наконец проснулись? – сказала она, подбоченясь толстыми руками.

Старик снова взглянул на ручные часы.

– Всего-навсего половина одиннадцатого. – Хотите есть? – спросила она.

– Нет, – ответил комиссар, чувствовавший себя довольно слабым.

– Вот видите, господин даже не голоден. Я позову госпожу ассистентку, вы ведь с ней уже знакомы. Она вам сделает еще один укол, – сказала сестра.

– Какая-то ерунда, – проворчал комиссар. – Мне еще не делали ни одного укола. Снимите лучше абажур. Я хочу осмотреть всю комнату сразу. Надо же знать, где лежишь, – сказал он раздраженно.

Комната наполнилась ярким, но не слепящим светом, источники которого определить было довольно трудно. Вся обстановка в новом освещении выступала еще более отчетливо. Старик с неудовольствием заметил, что потолок представлял собой одно целое зеркало; не очень-то приятно было видеть себя все время над собой.