Золотое древо - Ласки Кэтрин - Страница 29

• Предыдущая
• 29/33
• Следующая

Внезапно Нира оказалась под ним. Каким-то образом она успела переложить боевой коготь в клюв, крепко сжала в лапе горящую палку и неслась на своего сына, оттесняя его к отвесной стене утеса. Взлетев выше, Корин попятился под ее натиском. Он чувствовал, что его хвостовые перья уже касаются камней. Похоже, это конец. Нира неумолимо приближалась, и на этот раз рядом с Корином не было верного Сумрака с его боевыми дразнилками. Но где же Сорен? Невыносимо высокая нота продолжала рвать ночь, а огонь от горящей палки Ниры уже подпалил Корину перья на груди. Он чувствовал нарастающий жар, но это не был жар огня. Что же так жгло ему грудь? Жар рождался изнутри — его желудок был охвачен пламенем!

Нира вдруг резко перестала наступать. Пошатнувшись, она во все глаза уставилась на своего сына. «Что происходит? — подумала она. — Глаза моего сына вспыхнули зеленым светом, как у волков! Это не желтое сияние глаз верволков, это зеленый огонь смерти!» Зеленый свет, словно жидкое пламя, струился из глаз Корина, и Нира не могла ему противостоять, ибо в самой глубине этого пламени таился отсвет оранжевого с синей сердцевинкой, словно у язычка огня. Оранжевый, голубой, зеленый — это были цвета угля Хуула. Нирок видел, что его мать бессильно уронила крылья, но не обратил на это внимания. Он был слишком поглощен разгоравшимся внутри него сиянием. «Это невероятно!» — в смятении думал он. Он не мог быть углем! Он был здесь, в каньонах, а уголь далеко на острове!

И тут мир стал черным, и тишина накрыла землю. Пение прекратилось. Очнувшись, Корин огляделся по сторонам и понял, что остался один. Нира исчезла. Он посмотрел вниз, но на земле ее тоже не было. Корин опустился ниже, чтобы убедиться в этом. Никаких следов. Странная мысль промелькнула в голове у Корина: что если его мать провалилась в одно из отверстий Туннеля отчаяния? Волки тоже куда-то пропали. Может быть, они тоже ушли в туннель? Неужели сама земля расступилась, чтобы поглотить зло? «Пусть навеки останутся в этом туннеле!» — подумал Нирок и вдруг заметил на земле, чуть поодаль, что-то белое. Подлетев ближе, он увидел несколько трупов волков, но ни одного совиного тела. Корин не успел запомнить всех волков, пришедших вместе с ними в каньоны, но с первого взгляда понял, что среди павших нет ни одного верволка. Все погибшие были обычного размера, и шерсть у них была обычного волчьего цвета — разных оттенков серого и светло-бежевого. Неужели с верволками после смерти происходит то же самое, что и с хагсмарами, о которых они читали в легендах о Хууле? В одной из легенд рассказывалось, как после битвы в пустыне погибшие хагсмары утратили свой колдовской облик, превратившись в обычных ворон. Корин опустился еще ниже, и тут желудок у него оцепенел. Впереди было нечто ужасное. Его сердце, разум и желудок восставали против этого. «Нет, нет. Только не Сумрак. Только не Сумрак!»

Глава XXIV

Только не Сумрак!

Это оказался не Сумрак. Это был Коди. Безутешная Джильбана рыдала над телом юного волка, лежавшего на «Книге Крит» с перерезанной глоткой.

— Он спас книгу, — выла Джильбана. — Он спас ее, но ради чего? Зачем?

Она вскинула голову, и у Корина оборвалось сердце. Перед ним была мать, больше жизни любившая свое дитя.

Рядом с телом Коди лежал Сумрак. Мадам Плонк кружила над ним, обмахивая его своими крыльями. Члены стаи в скорбном молчании стояли неподалеку. Сумрак потерял слишком много крови: тело его обмякло, невидящий взгляд блуждал где-то далеко отсюда.

— Как мы донесем его до Великого Древа? — спросил Корин.

— Никак, — мрачно ответил Копуша. Корин растерянно заморгал. Что это значит? Неужели Копуша хочет сказать, что Сумраку суждено умереть здесь? Но этого просто не может быть! Почему стая ведет себя совсем не как стая? Кстати, о стае — где Сорен?

— Где Сорен? Он ранен?

— Нет, — ответила Гильфи. — Сорен с Доком Яроклювом улетели в Амбалу. Им придется лететь весь остаток ночи и целый день.

— Но зачем? — теряя терпение, воскликнул совершенно сбитый с толку Корин, но никто ему не ответил. Казалось, члены стаи даже не услышали его вопроса. Словно зачарованные, они смотрели на последние отсветы угля Хуула, тающие в глазах молодого короля. — Зачем? — уже тверже спросил Корин. — Зачем ему понадобилось лететь в Амбалу, да еще в такое время?!

Шагнув вперед, Гильфи внимательно всмотрелась в глаза Корина, ища в них следы только что увиденного огня.

— Они полетели искать Укусс и Хитриссу.

— Укусс и Хитриссу! — воскликнул Корин, и желудок его подпрыгнул от радости. Наконец-то он все понял! Укусс и Хитрисса были летучими змеями, подругами совы Мглы, жившей в орлином гнезде высоко в горах Амбалы. Корин подружился с этими змеями после того, как, сбежав от своей матери и Чистых, вынужден был скрываться в лесах Южного царства. Тогда-то он и узнал, что если аккуратно смешать капли смертельного яда, падавшего с кончиков раздвоенных языков летучих змей, то можно получить лекарство, исцеляющее самые страшные раны и болезни.

Только бы Сумрак дожил до прибытия помощи! Сорен мог без отдыха пролетать огромные расстояния, а благодаря черному перу на затылке Дока Яроклюва гонцы могли без страха путешествовать в дневное время, что давало раненому шанс на спасение. Корин опустился на землю рядом с раненым и горячо зашептал:

— Сумрак! Ты живи. Пожалуйста, живи.

Следом за ним и остальные члены стаи плотно обступили Сумрака и, превозмогая свой страх, стали шептать ему слова поддержки и надежды. Гильфи и Копуша были оглушены горем. Сколько они себя помнили, их всегда было четверо. Четверо сов — одна стая. «Теперь, когда Сорен улетел, а Сумрак стоит на пороге смерти, мы стали… Словно сова с одним крылом, — думала Гильфи. — Жалкие калеки. Неполноценные».

Остаток ночи и весь следующий день они не отходили от Сумрака, а мадам Плонк без устали обмахивала его своими огромными белыми крыльями. Они поймали полевку и выжали несколько капель крови в разинутый клюв Сумрака. Раненый не приходил в сознание. Он бредил и метался в жару, но к вечеру следующего дня вдруг затих. Копуша, Гильфи и мадам Плонк в страхе переглянулись. Что это означало? Они все знали, что наступил час, в честь которого Сумрак получил свое имя. Эта серебристая грань между светом и тенью была его стихией и подлинной сутью. Он один умел ясно видеть в призрачном полумраке, когда мир утрачивает ясные очертания и размываются границы между днем и ночью, землей и небом, временем и пространством. Сколько раз они слышали, как Сумрак хвастливо заявлял: «Я живу на грани, и мне это нравится!» Но на какой грани находится сейчас их любимый, дерзкий и храбрый друг? Неужели он ступил на границу между жизнью и смертью, небом и глауморой? Неужели он может умереть в сумерки, неужели испустит свой последний вздох в вечерней полумгле, которую так любил при жизни?

Это было неправильно. Несправедливо.

«Совсем неправильно!» — думала Гильфи.

— Смотрите! — сказал Хаймиш. — Смотрите на восток!

Две ярко-зеленые спирали сверкнули в низких тучах.

— Это Хитрисса! — завизжала Гильфи.

— И Укусс! — с облегчением вздохнул Копуша. По обеим сторонам от летучих змей летели усталые Сорен и Док Яроклюв.

— Держись! — зашептала Гильфи, склоняясь к Сумраку. — Держись! Вспомни, как они спасли Сорена.

Летучие зеленые змеи из Амбалы, носящие в своем раздвоенном языке эликсир жизни и яд смерти, могут исцелять самые страшные раны, однако даже они бессильны оживить мертвых. Поэтому у Гильфи чуть сердце не разорвалось от боли, когда она увидела, как Джильбана тащит тело Коди к змеям, опустившимся на землю возле Сумрака. Пересилив себя, Гильфи перепорхнула на ощетиненный загривок волчицы и тихо прошептала.

— Мне так жаль, Джильбана. Мне так жаль…

— Ничего нельзя поделать?

— Боюсь, что нет. Змеи — искусные лекари, но даже они не умеют творить чудеса.

Джильбана крепко зажмурилась и простонала:

• Предыдущая
• 29/33
• Следующая