Расстаемся ненадолго - Кулаковский Алексей Николаевич - Страница 68

• Предыдущая
• 68/86
• Следующая

За встречным поворотом тропинки вдруг послышались шаги и скрип полозьев. Андрей подал знак остановиться. Прислушались. Кто-то шел навстречу, и не один. Решили уступить людям тропинку, изготовиться: одной группе ближе к идущим, другой – чуть поодаль.

Вскоре показались три человека в обыкновенных гражданских кожухах, в разных, совсем не военного покроя шапках, но с карабинами за плечами. Двое шли впереди, везли высоко нагруженные и чем-то темным накрытые длинные санки; третий – сзади – подталкивал санки палкой.

– Задержитесь ненадолго! – тихо проговорил Андрей, когда люди подошли совсем близко. Они сразу остановились, повернули головы на голос. А голос этот был до того мирным и дружеским, что никак не вызвал тревоги: путники даже не схватились за оружие.

Андрей вышел на тропинку, за ним остальные партизаны. Встречные немного растерялись, увидев настоящих военных (вся группа была в отменной зимней военной форме и хорошо вооружена), однако сохраняли прежнее спокойствие и доверчиво смотрели на командира.

– Куда идете? – дружелюбно спросил Андрей, бросив взгляд на санки.

– Да вот… прямо, – ответил один из путников, пожилой, худощавый, и махнул рукой вдоль тропинки…

– Пароль?

Человек ответил правильно.

– Вам еще далеко добираться, насколько мне известно, – сказал Сокольный.

– Да не близко, – согласился человек.

Андрей подошел ближе к санкам, накрытым старой крестьянской буркой, сквозь дыры которой торчало сено. И бурку, и сено, и даже полозья запорошило снежной крупой.

– Что тут у вас?

– Человек, – спокойно ответил незнакомец.

– Я командир партизанского отряда, – сообщил Сокольный. – Вы можете мне довериться.

Путник промолчал, но бурка вдруг зашевелилась, и из-под нее проглянуло бледное красивое лицо. Большие голубые глаза уставились на Андрея, в них – тяжкая мука и глубокое удивление.

– Неужто ты, Андрей? – послышался тихий, совсем слабый женский голос.

Андрей опустился на колени, приподнял бурку. Тусклый предутренний свет не помог рассмотреть…

– Я сразу узнала тебя по голосу, – сказала женщина, – но не поверила, пока не увидела. Такая неожиданная встреча!..

– Ольга! – узнал наконец Андрей. – Что с тобой? Ранена? Тяжело? – Он взволнованно смотрел то на нее, то на ее спутников.

– Ранена, товарищ командир, – ответил тот самый партизан, что говорил уже с Андреем. – На задании были. Он, сволочь, как чесанул о двух сторон, так едва выбрались. Им вот по ногам попало…

– Зато нефтебаза факелом пылает! – довольно вставил второй партизан, кивнув в ту сторону, откуда шли они. – Если бы не лес, так и отсюда дым увидали бы.

– Сначала на носилках мы их несли, – продолжал пожилой партизан, с уважением глядя на Ольгу, – а потом взяли у одного знакомого вот эти санки.

– Ты замерзла? – спохватился Андрей. – А раны? Как раны? – обратился он к пожилому партизану.

– Обмотали как могли, – грустно ответил тот.

– Куда везете? Что думаете делать? Есть там у вас хоть какая-нибудь медицина?

– Нету, товарищ командир, – еще больше понурился партизан. – Думаем искать.

– Вот что! – поднялся Андрей. – Раненую мы забираем с собой. У нас есть врачи. Вашему командиру я напишу записку. Кто из вас пойдет с нами?

– Тогда уже мне придется как старшему, – сказал пожилой партизан и благодарно улыбнулся, обнажив широкую щербинку, которая однако совсем не портила его улыбки. И уже довольно распорядительным, волевым голосом приказал своим спутникам: – Доложите командиру обо всем, скажите, вернемся при первой возможности.

– Можешь ли ты хоть приподняться? – обратился Андрей к Ольге. – Надень мою телогрейку. Неужели не можешь встать.

– Встану, почему же нет, – уверенно проговорила Ольга, выпростала из-под бурки руки в мокрых рукавицах.

Попыталась встать, но не смогла, побледнела, глаза болезненно погасли.

– Не надо, Ольга, не надо! – вскрикнул Андрей. – Лежи спокойно, а мы вот так сделаем… – Он снял с себя полушубок. – Мы просто теплей накроем тебя… А как ноги? – спросил он у партизана.

– Мы их сеном укутали, – ответил тот.

К Сокольному подошел Ваня Трутиков.

– Товарищ командир, – нерешительно обратился он. – А вы мою шинель наденьте. Аккурат и по росту подойдет.

– А сам в чем?

– У меня под низом ватник, быстрее буду бежать до места.

– Ну, спасибо, Ваня, – горячо поблагодарил Андрей.

Хлопец почувствовал, что не командир сейчас перед ним, а уважаемый учитель Андрей Иванович. Тот учитель, которого Ваня любил за душевную простоту на уроках, за активное участие в школьной самодеятельности.

Везти санки вызвались сразу несколько партизан.

Об Ольге Милевчик, бывшей своей однокурснице, Андрей слышал и раньше. Знал и о том, что Ольга в партизанах, – один разведчик рассказал.

В канун войны у Ольги родился сын. Ребенок был крепышом, уже на третьем месяце начал с любопытством провожать людей голубыми, как у матери, глазами и улыбаться. Отец приходил со службы и часами простаивал над детской кроваткой, забавлял малыша, тешился. В первый же день войны его воинская часть была по тревоге отправлена на фронт, и он не успел даже забежать домой, проститься с сыном, женой.

Осталась Ольга одна. В семье была еще бабушка – свекровь. Как-то старушка вывезла ребенка на скверик, поставила коляску в тенек, под кустом отцветшей сирени. Налетели стервятники. Сильной взрывной волной перевернуло коляску, повалило бабку, мелкими, как мак, осколками посекло тело мальчика.

Это был второй день войны.

Ребенок еле-еле выжил. Когда снова начал улыбаться, мать вступила в местную подпольную организацию. Спустя некоторое время она препоручила малыша бабушке, проплакала над ним ночь и ушла в партизанский отряд.

…Ольга лечилась в отряде Сокольного. Андрей навещал ее чуть не каждый день.

Приехали друзья Ольги – забрать ее в отряд. Мария долго не соглашалась выписывать свою пациентку, хоть Вержбицкий уже не находил в ранах ничего угрожающего.

– А что вы скажете? – почему-то спросила она у Андрея, и ее ресницы дрогнули.

– Я не медик, – сухо ответил Сокольный.

Ольга попрощалась и уехала, а Андрею казалось, что вот только что произошла их первая, военная, встреча, что он слышит ее слабый голос, ощущает на себе удивленный взгляд таких близких голубых глаз…

Проводник остановился.

– Тут вам уже знакомы места? – спросил Андрея.

– Знакомы, – ответил он, – но я очень давно не был дома, что-то изменилось, что-то позабылось.

– Ну, – продолжал проводник, – как бы вы подошли к деревне? С того края или с этого? – махнул рукой на запад, потом на восток.

– Лучше с запада, там у нас кладбище близко, а на подходе к кладбищу – луг, поросший можжевельником.

Так и пошли.

Чем ближе подходили к деревне, тем больше овладевало Андреем чувство тревоги, ожидания чего-то такого, как бывало при возвращении домой на каникулы, на короткую побывку. Пусть ночью, но родные места остаются родными: их легко узнать, они вызывают воспоминания, волнуют. Вот – Древоскеп, последний участок леса. Здесь сосняк, береза-чечетка и старый можжевельник, удивительно урожайный на никому не нужные ягоды. Теперь он поредел, вырублен, а некогда был очень густым, неуютным – земля тут песчаная, трава не растет, грибы тоже не очень. С детства запомнилось Андрею это место по одному случаю. Однажды здесь заблудился отец. Вез зимой сено с дальнего болота, застигла в дороге ночь, поднялась пурга. Хилая на память и силу кобылка сбилась с дороги, потянула, видать, совсем не в ту сторону. Далеко за полночь блуждал отец по Древоскепу. Когда кобылка вовсе выбилась из сил, лазал меж кустов, надеясь напасть на дорогу, нащупать ее ногами. Наконец у самого голова пошла кругом, понял, что, если и найдет какой-нибудь проселок, все равно беда: в какую сторону ехать?

• Предыдущая
• 68/86
• Следующая