Расстаемся ненадолго - Кулаковский Алексей Николаевич - Страница 50
- Предыдущая
- 50/86
- Следующая
Сам же Ладутька с прохладцей отнесся к порыву комсомольцев. Не хотелось ему брать с собой местных ребят, да и не очень-то надеялся на них. По взглядам-молниям Зайцева Кондрат понял, что боец тоже не прочь пойти, но ждет, что скажет Андрей.
Наконец Ладутька попросил послать с ним одного Зайцева. Никита Минович глянул на Сокольного.
– Все-таки здесь много риска, – начал Андрей. – Ведь в шести километрах от деревни, в районном центре – немецкая комендатура. Под боком – шоссейные дороги. Что будет, если нарветесь на немцев?
– Я все разведал у Жарского, – заверил Ладутька. – Никаких немцев там сегодня нет.
– Стоит полицаям поднять стрельбу, – возразил Андрей, – и немцы тотчас вышлют отряд. Тогда и вам несдобровать, и мы ничем не сможем помочь.
– Кто… кто поднимет стрельбу? – удивился Ладутька. – Эти сопляки? Да они и стрелять-то еще не умеют!
– Раз им выдали винтовки, значит, научили. Чего же они торчали шесть дней в комендатуре?
– Сопляки, и все! – стоял на своем Кондрат. – И глазом не моргнут, как мы их…
Трутиков разрешил, и Ладутька с Зайцевым ушли.
– Прихвати веревки, – шепнул Кондрат Зайцеву.
Было уже за полночь, когда они добрались до деревни. Ночь выдалась темной, тучи закрыли небо, по земле, словно поздней осенью, стлался густой туман. Хата Ладутьки стояла с подлесного конца улицы, и сперва он решил пробраться на огороды, незаметно пройти двором на улицу, подкрасться к дежурному полицаю не с той стороны, откуда тот мог ждать.
В конце улицы, однако, никого не оказалось. Партизаны укрылись за ворота, затаились.
«Хорошо бы, сразу Балыбчик попался, – думал Ладутька, – тогда все проще… А пройдет другой полицай – с Балыбчиком придется отдельно управляться. Двойная работа…»
Вскоре недалеко от двора Ладутьки кто-то свистнул. В ответ раздался свист откуда-то со стороны школы. Кондрат дернул Зайцева за гимнастерку. Тот взял автомат на изготовку. По самой середине улицы кто-то тянулся ко двору Ладутьки, бормотал себе под нос, видно, дрему отгоняя. По фигуре, походке Ладутька угадал: Балыбчик! Не по себе даже стало, что приходится прятаться от такой дряни. Сколько раз ему, председателю сельсовета, доводилось штрафовать Балыбчика за всякие хулиганские выходки, передавать дела в суд, в милицию! Лайдака этого в деревне никто и за человека-то не принимает. Подойти вот сейчас, да в морду! Иной управы на него теперь нет. Но коль выдали дурню оружие…
Балыбчик брел в конец улицы, брел, как пьяный. Винтовка висит на правом плече, обе руки – у подбородка, верно, цигарку сворачивает. Да, вот похлопал по карманам, нащупал спички, отвернулся от ветра, спиной к Ладутьке, начал прикуривать.
Кондрат неслышно шагнул к нему и с размаху огрел по шее. Балыбчик – носом в землю, а винтовка – в руках Зайцева.
– Цыц, паскуда! – прошипел Кондрат, когда Балыбчик, перевернувшись на спину, хотел было заорать. – Пристрелю, как собаку!
Увидев перед собой дуло нагана, полицай зашлепал губами, но кричать не отважился. Зайцев ловко скрутил назад и связал ему руки.
– Вставай, дубина! – бросил Ладутька и пнул Балыбчика сапогом. – И не вздумай бежать, догоню – прибью выродка!
Балыбчик закряхтел, широко разинув рот, поджал ноги и, перекатившись на бок, начал с трудом подниматься.
– Кто еще на улице? – тихо, но грозно спросил Ладутька. – Говори правду, а то печенку отобью.
– Павел Швед, – кривясь от боли, ответил Балыбчик.
– Иди за мной!
Ладутька завел полицая к себе во двор, закрыл калитку.
– Вот что! Будешь топать впереди и скажешь Шведу, что идут свои. Понял?
Балыбчик кивнул головой.
– Пароль есть?
– Есть.
– Какой?
– Ракета.
– Потом покажешь, где спят остальные. Слышь? И смотри, морда, начнешь крутить – шкуру на барабан! Хватит мне цацкаться с тобой!
Зайцев нахлобучил на голову Балыбчику его кепку с коротким козырьком и пуговичкой наверху.
– Иди! – приказал Ладутька.
Павла Шведа обезоружили без труда, сам отдал винтовку, увидев перед собой председателя сельсовета да еще настоящего красноармейца с винтовкой и автоматом.
– Я только сто… стор… сторож, – дрожал в страхе он. – Дядька председатель! Я ж только… как бы пожарная ох-храна на улице!..
– Я тебе дам, «охрана»! – прикрикнул Ладутька. – Батька, может, голову на фронте сложил!.. За тебя, дурака! А ты – «охра-ана»! Кого охраняешь-то?
– Матери коня обещали… земли немножко… – плакался хлопец. – Я и не хотел идти… Боится мать, что не прожить нам…
– Ладно, я поговорю с твоей матерью, – пообещал Кондрат. – А теперь – марш!
Остальные «охранники» были обезоружены в их же хатах. Ладутька скомандовал всем идти к сельсовету. Сам шел впереди.
На дверях сельсовета висел обыкновенный плоский замок. Ладутька достал из кармана ключ, открыл. Знакомым скрипом отозвалась дверь. Некогда Кондрат чертыхался от этого скрипа, ругал секретаря, что не накажет кому-нибудь смазать петли, а теперь скрип приятно отдался в его сердце. Из первой комнаты повеяло горьковатым: тут всегда прежде бывало многолюдно, от махорочного дыма – не продохнуть…
Проходил, бывало, председатель через эту комнату в свой кабинет и всякий раз задерживался с людьми, закуривал, перебрасывался словом, другим. Секретарь тем временем информировал, кто и когда звонил из района, что нового слышно в колхозах, когда заявится очередная пара молодоженов для оформления гражданского брака.
Пустота, темень в сельсовете были непривычны, но и не тяготили. Казалось, только рассветает – и опять соберется полно народу, зазвучит говор, поплывет дымок самосада…
В кабинете председатель легко нащупал в шкафу лампу, снял со стола лист картона, изрядно, он помнил, залитый чернилами, и заставил им окно. Потом зажег лампу, сел за стол. Перед ним стояли пятеро односельчан, пятеро близко знакомых ему людей. Все они сейчас смотрели на председателя с надеждой на сочувствие, на прощение. Знали, что хоть и умел он покричать, однако жестоким не был.
Похоже, по каким-то делам пришли сюда люди. Пригласить сесть, расспросить, зачем пришли, какая помощь нужна?
Но у людей этих связаны руки, Зайцев с автоматом застыл за их спинами, у дверей…
Председатель встает, задержанные испуганно пятятся назад.
– Вы что же это, растакую вашу!.. – гремит его сильный, хозяйский голос. – Советскую нашу власть забыли?!.
Ладутька грозно вышагивает между полицаями, едва не шоргает плечом по их носам, заглядывает каждому в глаза.
– Где спрятали то, что украли в лесу?
– Я ничего не знаю, – пищит Павел Швед.
– И я не знаю, – хнычет другой полицай.
Ладутька шагнул к Балыбчику, и тот трусливо вобрал голову в плечи.
– Где?
– У меня в погребе, – хрипло ответил Балыбчик. – А еще у него, – кивнул на соседа слева. – И у Евдокии Филипповны, тоже в погребе.
Подмигнув Зайцеву, Кондрат вышел.
Он долго не возвращался, и Зайцев все это время не спускал глаз с арестованных и оружия, составленного пирамидой в углу. Арестованные стояли в один ряд у глухой стены.
Боец не кричит на них, не грозится, но они стоят смирно, не шевелясь. Соображают – не надо шевелиться.
Расхаживая у дверей, Зайцев вроде бы и не смотрит на полицаев, а все видит, замечает каждый взгляд их. Расхаживает спокойно, словно тут не враги перед ним, которых надо стеречь, а просто люди: постоят да пойдут.
Время затягивалось, и Зайцеву до чертиков надоело молчать. Он решает, что не мешало бы поговорить с этими арестованными, может, есть среди них и неплохие парни.
– В армии кто-нибудь из вас был? – спрашивает, продолжая все так же беззаботно расхаживать.
– Никто, – за всех ответил Павел Швед.
– Никто? – боец бросил на него насмешливый взгляд. – А почему теперь не пошли?
Полицаи молчат.
– Значит, решили Гитлеру послужить? Ну и дурни же вы, сукины дети! Перестреляют вас наши, как собак. И правильно сделают! Вы что думали, по головке погладят? Вы фактически изменники Родины, наши враги. Стало быть, те же самые фашисты. А с врагами как мы поступаем?.. Я вот из этого самого трофейника не одного порешил. Встреть я вас в другом месте – одну очередь на всех, и кончен бал.
- Предыдущая
- 50/86
- Следующая
