Расстаемся ненадолго - Кулаковский Алексей Николаевич - Страница 37
- Предыдущая
- 37/86
- Следующая
Но вместо этого старший лейтенант ударил коня по крупу, и тот метнулся в сторону. Всадник схватился обеими руками за луку седла, изо всех сил сжал согнутые ноги. Андрей заметил это, почти с досадой вскрикнул:
– Дайте я отпущу стремена!
– Ни черта! – сердито буркнул командир роты. – И так хорошо.
Он поскакал, помахивая хлыстом, а Сокольному как-то не по себе стало, когда он представил, что может быть дальше. Выскочив на дорогу, конь понесется быстрой рысью, и пехотинцу на нем придется раскачиваться в седле, как на качелях. Непоздоровится ни лошади, ни всаднику!
Вестовой командира роты, круглощекий статный парень, проезжая мимо Андрея, самодовольно отдал ему честь. Конь его шел послушно и быстро, хотя всадник совсем не подгонял его, не натягивал поводья.
«Этот из наших, – одобрительно подумал Андрей, с удовольствием посмотрев вслед бойцу. – А может, в артиллерии служил».
Командиры отделений неодобрительно молчали. Пока старший лейтенант разговаривал с Сокольным, они стояли по команде «смирно» и внимательно слушали, ожидая, что командир роты вот-вот обратится непосредственно к ним, возможно, скажет что-то важное, отдаст какое-нибудь приказание. А тот даже глазом не повел в их сторону. Думай, как хочешь, случайно это получилось или нет.
Андрей приказал немедленно поднять взвод и до рассвета наладить оборону, окопаться как можно глубже. Вместе с помкомвзвода прошел он по отделениям, указал, что нужно доделать, поправить, укрепить. Бойцы после сна посвежели, повеселели, хотя отдых их был совсем коротким. На позициях стояла тишина, разговаривать громко не разрешалось, и все же нет-нет, а послышится ядреная шутка, вспыхнет негромкий, но дружный смех.
– Кухня к нам приедет? – спросил Сокольного один из бойцов.
– Эх, хорошо бы горяченького! – подхватил другой.
«А ведь командир роты ни слова не сказал о кухне, – подумал Сокольный. – И я сам не спросил у него. Кто ж, как не я, должен был спрашивать!»
Стало стыдно перед бойцами: почему бы не дать людям по котелку свежей горячей пищи?
Из четвертого отделения Андрей направился в блиндаж. Шел, стараясь держаться поближе к дороге. Робкая тьма летней ночи чуть заметно начинала редеть, но до рассвета было еще далековато. Спали птицы, в спокойной дреме стояли деревья. На дороге, в направлении командного пункта роты, послышался быстрый топот копыт, и Андрей понял, что старший лейтенант возвращается из разведки. Спешка его не предвещала ничего хорошего, однако это и не встревожило Андрея. Да и чего хорошего можно ожидать? Думай не думай, а на рассвете не избежать решительного и беспощадного боя…
В блиндаже возле телефона по-прежнему сидела Мария, а Зайцев спал, похрапывая безмятежно и сладко.
– Почему вы его не разбудили? – недовольно спросил Сокольный.
– Жалко стало, – откликнулась девушка с виноватой улыбкой. – Очень уж крепко спит.
– Звонков не было?
– Нет.
– Разбудите Зайцева!
Наклонившись над четырехугольным деревянным ящиком, Андрей начал доставать из него гранаты, а Мария подошла к Зайцеву и осторожно взяла за руку.
– Зайцев! – негромко позвала она. – Надо вставать!
Но вестовой даже не шелохнулся, только еще сильней захрапел.
– Вставайте, слышите? – повторяла Мария.
– Зайцев! – крикнул Андрей, и вестовой сразу вскочил, поправил на себе ремень, пилотку и вытянулся.
– Поедешь в роту и доставишь оттуда кухню.
– Есть!
Зайцев стремглав выскочил из блиндажа. Тут же послышался частый топот кобылки, а минут через десять вестовой вернулся и радостно доложил:
– Кухня едет! Встретил по дороге!
– Хорошо, – сдержанно отозвался командир взвода, – сообщи по отделениям…
Вскоре с разных сторон послышался звон котелков. Сейчас бойцы никак не могли сохранить тишину…
…Бой начался почти с восходом солнца. Первые минуты рассвета были столь же красивыми, как и тревожными. Вот-вот ожидали бойцы, что из-за горки покажутся фашисты. Они могут идти и по одной дороге, и по другой, а скорее всего по обеим сразу: ведь дороги параллельные.
Однако время шло, разгоралось утро, а все еще было тихо. По зеленому густому овсу перекатывались влажные от росы волны. Они шли от южной дороги к северной, ветерок подувал с теплой стороны. Из-за овса не видно было дорог, особенно северной: зеленые волны перекатывались через нее, не встречая никаких преград, будто заливали дорогу.
Когда эти волны стали светлеть, а все вокруг с тихой торжественностью ожидало первых лучей солнца, у бойцов появилась надежда, что, возможно, никакого боя и не будет. От томительного и гнетущего ожидания лопалось терпение, хотелось вскочить, броситься за горку и выгнать зверя из логова, если только он там! Неужели опять повторится, как бывало раньше не раз? Ждали, ждали, готовились, оружие чуть только само не стреляло, а тут снимайся и иди в другое место.
Посветлело, заискрилось на востоке небо. Ветерок поднялся над овсами и прошелся по лесу, встряхнув чуткие ветви деревьев. Мелкие росинки посыпались с листьев, и, почувствовав их ласку на своем лице, не один боец вздохнул, вспомнив лучшее в своей жизни…
И вот в эту минуту из-за горки вынырнули немецкие мотоциклисты. Сначала они показались на одной дороге, потом на второй. Создавалось впечатление, что едут они прямо по овсу.
Стоя на нижней ступеньке блиндажа, Андрей смотрел в бинокль на дороги, на посветлевший от солнца овес. В просветах между кустами и деревьями видно было все поле до самой горки. Так же хорошо просматривались и дороги. Увидав мотоциклистов, командир взвода поднялся по ступенькам, приподнял над головой маскировку.
– Передайте по телефону, – всматриваясь в поле, сказал он, – немецкая разведка на мотоциклах. – И тут же обратился к Зайцеву: – Сообщи по отделениям: разведку пропустить!
Мария позвонила в роту и услышала такой же приказ старшего лейтенанта.
«Что же дальше? – старался угадать Андрей. – Танки? Нет, они не пойдут после мотоциклистов! Скорей всего сунется пехота. Как видно, немцы не считают этот участок важным».
Мотоциклисты остановились около самых позиций взвода и полоснули по леску из пулеметов. Кобылка вздрогнула, навострила уши и встревоженно подняла голову. Никто из бойцов не шевельнулся. Маскировка была настолько безукоризненной, что вражеские разведчики ничего не заметили и поехали дальше.
Вслед за ними сразу пошли новые отряды мотоциклистов, потом – моторизованная пехота с тяжелыми пулеметами. Все это лавиной ринулось по дорогам и без дорог прямо на лесок, рубчатыми шипами тяжелых колес вдавливая в землю изумрудные овсяные волны…
Андрей с трудом разомкнул неимоверно тяжелые веки. Разомкнул, или, может, просто наступила минута, когда к нему вернулось зрение. Прежде всего он увидел свою, чуть согнутую в локте, дрожащую левую руку. Кисть ее показалась синей-синей, совсем неживой. «Почему она дрожит?» – как сквозь туман, пробилась какая-то мысль, а какая – не разобрать. Что-то про бой или что-то про смерть. Неужели смерть?!
Снова все исчезло, лишь в ушах зазвенели, забились колокольчики: тонко, пронзительно, больно. А когда перед глазами снова появилась кисть руки, она уже не показалась такой синей. И на шее почувствовалось прикосновение чьей-то холодноватой, мягкой и нежной ладони. Андрей напрягся, стараясь повернуться, и не понял, повернулся или только пошевелился. Но что-то произошло, возле самого его лица появились чьи-то глаза, полные сочувствия и страдальческой ласки. Верины? Сердце затрепетало в груди. Нет, у Веры не такие глаза…
Над Андреем склонилась Мария. Она только что подползла к нему, едва смогла подползти. Ее руку и почувствовал Андрей на своей шее, ту самую, которой вчера любовался, когда она так ловко работала походной лопаткой.
– Вы ранены в шею, – тихо проговорила санинструктор. – Ничего, не волнуйтесь: рана маленькая, осколком ниже уха задело.
«Маленькая? Да пусть хоть какая!» – Андрей слышит санинструктора, понимает ее, а это главное. Значит, он не убит, скоро встанет на ноги и будет все видеть! Но почему так тихо вокруг? И почему – от этого вопроса закружилась голова, – почему Мария перевязывает его одной рукой?
- Предыдущая
- 37/86
- Следующая
