Лирика - Петрарка Франческо - Страница 29

О время, ты в стремительном полете

Доверчивым приносишь столько зла!

О быстрые – быстрее, чем Стрела,

Я знаю, дни, как вы жестоко лжете!

Но я не вас виню в конечном счете:

Природа вам расправила крыла,

А мне глаза, несчастному, дала,

И мой позор и мука – в их просчете.

Надежный берег есть – к нему привлечь

Давно пора вниманье их, тем боле

Что вечных бед иначе не пресечь

Амур, не ига твоего, но боли

Душа моя бежит: о том и речь,

Что добродетель – это сила воли.

В мой угол аура веет – и впиваю

Священную, и в сновиденье смею

Делиться с нею всей бедой моею,

Как пред живой, бывало, не дерзаю.

Со взгляда нежного я начинаю,

Мне памятного мукой долгой всею;

Потом – как, рад и жалок, полон ею,

За часом час и день за днем страдаю.

Она молчит; от жалости бледнея,

Мне в очи смотрит и вздохнет порою

И лик слезою чистой украшает.

Моя душа, терзаясь и болея,

Себя корит и плачет над собою

И, пробудясь, сознанье обретает.

Мне каждый день – длинней тысячелетий

Без той, кого на землю не вернуть,

Кто и сейчас мне указует путь

В иную жизнь из этой тесной клети.

Не в силах мира суетного сети

Меня поймать – я знаю мира суть!

Я должен годы долгие тянуть

И черпать силы в лучезарном свете.

К чему страшиться смерти? Ведь Господь

На муку и на гибель шел смиренно,

Терпел, в ничтожество ввергая плоть;

Ведь смерть, оледенив Мадонне вены,

Величья не посмела побороть,

И светлый лик сиял без перемены.

От смерти горьким сладкий лик не стал,

Но смерть пред сладким ликом стала сладкой.

Могу ли длить мгновенья жизни краткой,

Коль шаг любимой путь мне указал9

И тот, кто наших праотцев подъял

Из преисподней, на злодейства падкой,

Благою смерть явил, не супостаткой.

Приблизься, смерть! Тебя давно я ждал.

Не медли, смерть! Тебя я вожделею.

Пусть мой не пробил час – я был обязан

Уйти в тот миг, когда она ушла.

С тех пор и дня без мук я жить не смею

Я с нею в жизни, с нею в смерти связан,

И день мой смерть Мадонны прервала.

Глас моего твердит мне отраженья,

Что дух устал, что изменилось тело,

Что сила, как и ловкость, ослабела:

Исчез обман: старик ты, нет сомненья.

Природа требует повиновенья,

Бороться ль? – время силу одолело

Быстрей воды, гасящей пламень смело;

За долгим тяжким сном – час пробужденья.

Мне ясно: улетает жизнь людская,

Что только раз дана, свежа и здрава.

А в глуби сердца речь внятна живая

Той, что, теперь вне смертного состава,

Жила, единственная, столь сияя,

Что, мнится, всех других померкла слава.

На крыльях мысли возношусь – и что же:

Нет-нет и к тем себя почти причту,

Кто обрели, покинув суету,

Сокровище, что всех земных дороже.

Порою стынет сердце в сладкой дрожи,

Когда уверен я, что слышу ту,

О ком скорблю: "Люблю тебя и чту,

Ты внутренне другой и внешне – тоже".

Меня к владыке своему она

Ведет, и я молю позволить впредь

Мне оба лика зреть – ее и Бога.

В ответ: "Твоя судьба предрешена.

Лет двадцать – тридцать нужно потерпеть.

Не падай духом – разве это много!"

Смерть погасила солнце. Легче глазу

От стрел слепящих отдыхать впотьмах.

Кто жгла и леденила – стала прах.

Увял мой лавр, оставив место вязу.

Есть в этом боль и облегченье сразу:

Сегодня мысли дерзкие и страх

Мне чужды, и росток надежд зачах,

И скорбь не полнит сердца до отказу.

Ни ран, ни исцеленья нет ему,

И я опять свободою владею

И сладостной и горькой, и к тому,

Кто небо движет бровию своею,

Я возвращаюсь – к Богу моему,

Устав от жизни, но не сытый ею.

Лет трижды семь повинен был гореть я,

Амуров раб, ликуя на костре.

Она ушла – я дух вознес горе.

Продлится ль плач за грань десятилетья?

Страстей меня опутавшую сеть я

Влачить устал. Подумать о добре

Давно пора. Твоей, Господь, заре

Я старости вручаю перволетья!

Зачем я жил? На что растратил дни?

Бежал ли я змеи греха ужасной?

Искал ли я Тебя? Но помяни

К Тебе мой вопль из сей темницы страстной,

Где Ты меня замкнул, и чрез огни

Введи в Свой рай тропою безопасной!

В слезах былые времена кляну,

Когда созданью бренному, беспечный,

Я поклоняться мог и жар сердечный

Мешал полет направить в вышину.

Ты, видящий паденья глубину,

Царю небес, невидимый Предвечный,

Спаси мой дух заблудший и увечный,

Дай милосердно искупить вину,

С тем чтобы если я предела войнам

Не видел в тщетном вихре бытия,

Хотя бы сделать мой уход пристойным.

Да увенчает доброта Твоя

Остаток дней моих концом достойным!

Лишь на Тебя и уповаю я.

Перевод Е. Солоновича

Ни вечерами, ни в полдневный час

С тех пор, как вы однажды

Проникли в тайну негасимой жажды,

Я без фаты уже не видел вас.

Покуда, госпожа, вы знать не знали,

Что сердце тайной к вам исходит страстью,

Лицо светилось ваше добротой,

Но выдал бог любви меня, к несчастью,

И тотчас вы, предав меня опале,

Надменно взгляд сокрыли под фатой.

И то, из-за чего я сам не свой,

Я потерял при этом:

Нет больше солнца ни зимой, ни летом,

И я умру, не видя ваших глаз.

Когда стремлю тебя, несчастный взгляд,

На ту, кто красотой тебя убила,

Я б не вздыхал уныло,

Но испытаний дни тебе грозят.

Душевным думам только смерть вольна

Закрыть дорогу в порт благословенный,

Тогда как, очи бедные, у вас

Отраду вашу, свет, для вас священный,

Отнять способна меньшая вина,

Ведь вы слабее дум во много раз.

Поэтому, пока не пробил час

Для слез, – а он уж близок, час разлуки,

В преддверье долгой муки

Ловите миг настойчивей стократ.

Когда приходит новый день на землю,

Иную тварь отпугивает солнце,

Но большинство не спит в дневную пору;

Когда же вечер зажигает звезды,

Кто в дом спешит, а кто – укрыться в чаще,

Чтоб отдохнуть хотя бы до рассвета.

А я, как наступает час рассвета,

Что гонит тень, окутавшую землю,

И сонных тварей поднимает в чаще,

Со вздохами не расстаюсь при солнце,

И плачу, увидав на небе звезды,

И жду с надеждой утреннюю пору.

Когда сменяет ночь дневную пору

И всходят для других лучи рассвета,