О достоверности - Витгенштейн Людвиг - Страница 11

322. А что, если бы ученик не пожелал поверить в то, что эта гора находится тут с незапамятных времен? Мы сказали бы, что у него совершенно нет основанийдля недоверия.

323. Значит, разумное недоверие должно иметь основание? Мы могли бы также сказать: “Разумный человек верит в это”.

324. Следовательно, мы не назвали бы разумным того, кто верил бы чему-то наперекор свидетельству науки.

325. Заявляя: мы знаем,что... — подразумевают: на нашем месте это знал бы каждый разумный человек, сомневаться в этом было бы безрассудством. Так и мур хочет сказать не только то, что онзнает..., но и что на его месте каждый человек, наделенный разумом, знал бы это точно так же.

326. Но кто подсказывает нам, во что разумно верить в этойситуации?

327. Итак, можно было бы сказать: “Разумный человек верит:

Земля существовала задолго до его рождения; его жизнь протекает на земной поверхности или же где-то поблизости; он, скажем, никогда не был на Луне, у него есть нервная система и различные внутренние органы, как и у всех других людей и т. д.”.

328. “Я знаю это также, как знаю, что меня зовут Л. В.”

329. “Если он сомневается в этом —что бы в данном случае ни означало „сомневаться", — он никогда не научится этой игре”.

330. Стало быть, предложение “Я знаю...” выражает здесь готовность верить в определенные вещи.

13.3

331. Если мы вообще надежно действуем на основании веры, то надо ли удивляться, что многое не может подлежать сомнению?

332. Представь себе, что кто-то без претензий на философствованиесказал бы: “Я не знаю, был ли я когда-нибудь на Луне; не припомню,чтобы я там когда-нибудь был”. (Почему этот человек в корне отличался бы от нас?) Прежде всего: как он узнал бы тогда, что побывал на Луне? Как он это себе представляет? Сравни: “Я не знаю, был ли я когда-нибудь в деревне X”. Но ведь если бы деревня Хнаходилась в Турции, я не мог бы этого сказать, поскольку знаю, что в Турции я никогда не был.

333. Я задаю вопрос кому-то: “Был ли ты когда-нибудь в Китае?” Он отвечает: “Я не знаю”. Но ведь тут его можно расспросить: “Ты не знаешь?Есть ли у тебя хотя бы какое-то основание полагать, что ты, возможно, там был? Был ли ты когда-нибудь, например, вблизи китайской границы? Были ли там твои родители, когда ты должен был родиться?” — Обычно европейцы все же знают, были они в Китае или нет.

334. Это значит: разумный человек сомневается в этомлишь при таких-то обстоятельствах.

335. Судебное разбирательство предполагает, что обстоятельства, сообщаемые в показаниях, непременно правдоподобны. Например, показание, что кто-то появился на свет без родителей, там никогда не было бы принято во внимание.

336. Но представления о том, что разумно или неразумно, изменяются. Были времена, когда разумным казалось то, что в другое время люди считали неразумным. И наоборот. Но разве здесь нет никакого объективного критерия? Весьмаумные и образованные люди верят в библейскую историю творения, тогда как, по мнению других, доказана ее ложность, причем аргументы вторых известны первым.

337. Нельзя экспериментировать, если нет чего-то несомненного. Но это не значит, что определенные предпосылки принимаются на веру. Написав письмо и отсылая его, я полагаю, что оно дойдет, я ожидаю этого. Экспериментируя, я не сомневаюсь в существовании прибора, что находится перед моими глазами. У меня множество сомнений, но не это.Вычисляя, я без всякого сомнения верю в то, что цифры на бумаге ни с того ни с сего не изменяются, я постоянно, притом безоговорочно, доверяю своей памяти. Уверенность в этом такая же, как и уверенность в том, что я никогда не был на Луне.

338. Но представим себе людей, которые никогда не были бы вполне уверены в таких вещах, однако говорили бы, что они, по всей вероятности,именно таковы, а потому не стоит в них сомневаться. Так что, окажись такой человек в моем положении, он сказал бы: “В высшей степени мало вероятно, что я когда-либо был на Луне” и т. д. и т. д. Чемотличалась бы жизнь этих людей от нашей? Ведь существуютже люди, по словам которых всего лишь в высшей степени вероятно, что вода в котле, поставленном на огонь, закипит, а не замерзнет, и, следовательно, строго говоря, то, что мы считаем невозможным, для них лишь маловероятно. Чем же это изменяет их жизнь? Разве не тем лишь, что об определенных вещах они говорят куда более пространно, чем остальные люди?

339. Представь себе человека, который должен встретить своего друга и не просто смотрит расписание и идет в определенный час на вокзал , но говорит: "Я неверю, что поезд действительно придет, но все равно пойду на вокзал”. Он делает все то, что и обычный человек, но сопровождает это сомнением, недовольством собой и т. д.

340. С той же несомненностью, с какой мы верим в какое-нибудьматематическое предложение, мы знаем, как произносятся буквы А и В, как называется цвет человеческой крови, знаем, что кровь есть и у других людей и они называют ее “кровью”.

341. То есть вопросы,которые мы ставим, и наши сомнения зиждутся на том, что для определенных предложений сомнение исключено, что они словно петли, на которых держится движение остальных [предложений].

342. Иначе говоря, то, что некоторые вещи на делене подлежат сомнению, принадлежит логике наших научных исследований.

343. Однако дело не в том, что мы не в состоянииисследовать всего — и потому вынуждены довольствоваться определенными предпосылками. Если я хочу, чтобы дверь отворялась, петли должны быть закреплены.

344. Моя жизньдержится на том, что многое я принимаю непроизвольно. 345. Если с целью выяснить, какой же это цвет, я спрашиваю кого-то: “Какой цвет ты сейчас видишь?” — то в этот самый момент я не могу сомневаться в том, понимает ли этот человек немецкий язык, не намерен ли он ввести меня в заблуждение, не подводит ли меня с названиями цветов моя собственная память и т. д.

346. Играя в шахматы и стараясь поставить кому-то мат, я не могу сомневаться, например, в том, не изменяют ли фигуры свои позиции сами собой и вместе с тем не подшучивает ли надо мной незаметно для меня моя память и т. д.

15.3.51

347. “Я знаю, что это — дерево”. Почему складывается впечатление, будто я не понимаю данного предложения? Хотя ведь это — наипростейшее предложение самого обычного вида. Я словно бы не в состоянии сфокусировать усилия духа на каком-либо значении. Просто потому, что ищу этот фокус не в той сфере, где он находится. Стоит лишь переключиться с философского на повседневное употребление этого предложения, как его смысл становится ясным и привычным.

348. Так же как слова “Я здесь” имеют смысл только в определенных контекстах, они не адресованы тому, кто сидит передо мной и ясно видит меня, — и не потому, что они тут излишни, а потому, что их смысл не обусловленситуацией, а он нуждается в такой обусловленности.

349. “Я знаю, что это — дерево” может означать всякое: я смотрю на растение, которое принимаю за молодой бук, а кто-то другой — за черную смородину. Он говорит: “Это куст”, — по моим же словам, это — дерево. — Нам видится что-то в тумане, один из нас принимает это за человека, тогда как другой говорит: “Я знаю, что это — дерево”. Кто-то хочет проверить мое зрение и т. д., и т. д., и т. д. “То”, что я провозглашаю деревом, — всякий раз иного рода. А что, если мы выражаемся более определенно? Так, например: “Я знаю, что там дерево, я вижу его довольно ясно”. — Допустим даже, что это замечание я сделал в контексте какого-то разговора (так что оно было вполне уместно); теперь же вне всякого контекста я его повторяю, глядя на дерево, и добавляю: “Под этими словами я понимаю то же самое, что и 5 минут назад”. — Это замечание не обескураживало бы, если бы я пояснил, что при этом имею в виду опять же свое скверное зрение и мои слова — как бы вздох. То, что в предложении имеется в виду,можно выразить, сделав к нему дополнение и, таким образом, объединив его с этим дополнением.