Приключение рождественского пудинга - Кристи Агата - Страница 25
- Предыдущая
- 25/49
- Следующая
— Вызвать его сюда?
Леди Эстуэлл потянулась к звонку, но Пуаро поспешил вмешаться:
— Нет-нет, не беспокойтесь. Я сам к нему спущусь.
Невозможность присутствовать при разговоре явно расстроила леди Эстуэлл, и Пуаро постарался принять таинственный вид.
— Это важно, — произнес он с многозначительным видом и вышел, оставив хозяйку крайне заинтригованной.
Парсонса он нашел в буфетной — тот чистил столовое серебро.
— Я должен представиться, — заявил Пуаро, поклонившись. — Я — частный сыщик.
— Да, сэр, — ответствовал Парсонс почтительным, но несколько прохладным тоном. — Мы, собственно, так и думали.
— Меня пригласила леди Эстуэлл, — продолжал Пуаро. — Она не удовлетворена ходом расследования — далеко не удовлетворена.
— Их сиятельство не раз говорили при мне об этом, — подтвердил Парсонс.
— Короче говоря, — подытожил Пуаро, — вы все прекрасно знаете? Так ведь? Ну, тогда не будем терять времени на эти глупости. Будьте так добры, отведите меня к себе в спальню и подробно расскажите, что именно вы слышали в ночь убийства.
Дворецкий занимал комнату на первом этаже, рядом с комнатой для слуг. Окна там были забраны решетками, в углу стоял сейф. Парсонс кивнул в сторону узкой кровати.
— Я уже лег спать, сэр, в одиннадцать. Мисс Маргрейв тоже пошла к себе в спальню, а леди Эстуэлл с сэром Рубеном были в Башне.
— Так леди Эстуэлл была с сэром Рубеном? Ну-ну, продолжайте.
— Кабинет, сэр, прямо над моей комнатой. Оттуда слышен звук голосов, но слов, понятно, разобрать нельзя.
Заснул я, пожалуй, где-то в половине двенадцатого, а около полуночи проснулся: входная дверь хлопнула — мистер Леверсон вернулся. Потом слышу наверху шаги и через минуту-другую — голос мистера Леверсона.
Мне тогда показалось, сэр, что мистер Леверсон был… ну, не то чтобы пьян, но.., буен. Он просто кричал на сэра Рубена. До меня только отдельные слова доносились, так что понять, в чем дело, было нельзя, и тут вдруг вскрик и тяжелый удар. Тяжелый удар, — повторил Парсонс после паузы.
— Если мне не изменяет память, в романах обычно пишут о глухом ударе, — задумчиво уточнил Пуаро.
— Возможно, сэр, но я слышал тяжелый удар, — заявил Парсонс тоном, не допускающим возражений.
— Тысяча извинений, — поспешил загладить неловкость Пуаро.
— Не стоит, сэр. И вот после удара — голос мистера Леверсона. «Боже мои!» — кричит. — «Боже мой!», и больше ни слова, сэр.
Прежняя сдержанность изменила Парсонсу. Теперь он, найдя благодарного слушателя, рассказывал ему с явным удовольствием.
— Mon Dieu![32] — не замедлил подыграть Пуаро. — Представляю, какие чувства вы при этом испытывали!
— Да, сэр, — согласился Парсонс, — истинная правда.
Не то чтобы я в этом момент заподозрил что-то странное.
Просто подумал, что надо проверить, все ли там наверху в порядке. Я тогда в темноте даже стул опрокинул.
Так вот, открываю я дверь, прохожу через комнату для слуг и выхожу через другую дверь в коридор, откуда наверх черная лестница ведет. Стою, значит, я в нерешительности на площадке, и тут сверху голос мистера Леверсона, такой сердечный, веселый даже. «Ну, все хорошо, что хорошо кончается, — говорит. — Покойной ночи». И слышу, идет он по коридору к своей комнате и насвистывает.
Тут я, понятно, сразу назад к себе пошел и спать лег.
Ну, думаю, уронили что-нибудь на пол, только и всего.
Сами посудите, сэр, как я мог подумать, что сэр Рубен убит, когда ему мистер Леверсон покойной ночи пожелал?
— А вы уверены, что это был голос именно мистера Леверсона?
По снисходительному взгляду Парсонса маленький бельгиец понял, что тут не может быть никаких сомнений.
— У вас ко мне есть еще какие-либо вопросы, сэр?
— Только один. Вам нравится мистер Леверсон?
— Я.., простите, сэр?
— Это же так просто. Вам нравится мистер Леверсон?
Изумление Парсонса быстро перешло в смущение.
— Общее мнение слуг, сэр… — выдавил он из себя и запнулся.
— Бога ради, — подбодрил его Пуаро, — пусть это будет общее мнение.
— Общее мнение таково, сэр, что мистер Леверсон — джентльмен симпатичный и не жадный, но, как бы это сказать.., не семи пядей во лбу.
— Вот как! А знаете, Парсонс, я, еще не видя мистера Леверсона, составил о нем точно такое же представление.
— Скажите на милость, сэр!
— А что вы думаете — простите, каково общее мнение слуг — о секретаре?
— Очень спокойный и выдержанный джентльмен, сэр.
Старается никого ничем не стеснить.
— Vraiment?[33] — отозвался Пуаро.
— Их сиятельство, — произнес, откашлявшись, дворецкий, — иногда склонны к поспешным суждениям.
— Так, значит, по общему мнению слуг преступление совершил мистер Леверсон?
— Никто из нас не хочет в это верить, сэр, — признался Парсонс. — Мы.., по правде сказать, мы не думали, что он на такое способен.
— Однако он весьма вспыльчив?
— Если вы хотите знать, кто в этом доме самый что ни на есть вспыльчивый… — придвинулся поближе Парсонс.
— Нет-нет! — протестующе поднял руку Пуаро. — Я хотел бы знать совсем другое — у кого в этом доме самый спокойный характер.
Парсонс уставился на него, забыв закрыть рот.
Не тратя больше времени на ошеломленного дворецкого, Пуаро с любезным поклоном — в чем-чем, а в любезности ему нельзя было отказать — вышел из комнаты и направился в большой квадратный вестибюль. Там он постоял некоторое время в задумчивости, по-птичьи склонив голову к плечу, потом бесшумно подошел к одной из дверей и распахнул ее.
С порога он увидел небольшую комнатушку, уставленную полками с книгами. В дальнем углу за огромным столом сидел худой, бледный молодой человек со слабым подбородком и в пенсне. Он что-то деловито писал.
Минуту-другую Пуаро наблюдал за ним, затем нарушил тишину энергичным покашливанием:
— Кх-м-м, кх-м…
Молодой человек обернулся. Не похоже было, чтобы он сильно удивился, скорее, лицо его приняло озабоченное выражение.
Маленький сыщик отвесил церемонный поклон.
— Я имею честь беседовать с мистером Трефюзисом, не так ли? Прекрасно! Меня зовут Пуаро, Эркюль Пуаро.
Возможно, вы обо мне слышали.
— Э-э… Да… Да, конечно, — пробормотал молодой человек, явно смущенный столь пристальным вниманием.
Оуэну Трефюзису было на вид тридцать с небольшим.
При первом же взгляде на него Пуаро сразу понял, почему никто не принимал всерьез обвинений леди Эстуэлл. Аккуратный, чистенький мистер Оуэн Трефюзис был человеком обезоруживающе мягким, из тех, кем окружающие могут безнаказанно помыкать (что они частенько и делают), не рискуя нарваться на сопротивление.
— Вас, разумеется, пригласила леди Эстуэлл, — нарушил наконец молчание секретарь. — Она об этом говорила.
Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
Он держался вежливо, но сдержанно. Усевшись в предложенное ему кресло, Пуаро мягко спросил:
— Леди Эстуэлл не делилась с вами своими подозрениями?
— Насколько я могу судить, — слабо улыбнулся Оуэн Трефюзис, — она подозревает меня. Ерунда, конечно, но тем не менее. С тех пор она со мной практически не разговаривает, а если мы встречаемся в коридоре — вжимается в стену.
В его поведении не было ни тени страха или фальши, а в голосе слышалось не столько возмущение, сколько изумление. Кивнув, Пуаро с обескураживающей прямотой подтвердил:
— Между нами говоря, мне она сказала то же самое. Я с ней, конечно, не спорил — я уже давно взял за правило не спорить с уверенными в собственной правоте леди. Сами понимаете, толку от этого никакого.
— Ну разумеется.
— Я говорю только «да, миледи», «вы совершенно правы, миледи», «precisement[34], миледи». Эти слова ничего не значат, но тешат самолюбие и прекрасно успокаивают.
- Предыдущая
- 25/49
- Следующая