Птичка над моим окошком - Яковлева Анна - Страница 3

– И-и – раз, и-и – два, и-и… – понеслось в два голоса.

Второй – неокрепший басок – был еле слышен.

В прихожей хлопнула дверь, нудистка вымелась, Матвей со вздохом отбросил подушку и перевернулся на спину.

Последние два года все известные актрисы, малоизвестные актрисульки, совсем неизвестные восходящие звездочки, одноклассницы, соседки, подруги по университету, просто знакомые и знакомые знакомых – все являлись Матвею во снах в откровенных позах и одеждах. Витася грубо намекал, что это спермотоксикоз и пора завязывать с тайгой, возвращаться к оседлому образу жизни на малой родине.

– И-и – раз, и-и – два, – снова солировала дамочка.

Голос был везде, окружал и сжимался вокруг дивана наподобие колец удава.

Чтобы извлечь хоть какую-то пользу из ситуации, Матвей попытался представить дамочку порнозвездой. Напрасный труд – голос за стеной не монтировался с роскошным телом и удовольствием, зато отлично монтировался с мифологическими персонажами – с гарпией или фурией. Или сиреной – в мифологии Матвей был не силен.

В душе поднимались протест и бессильная ярость: у него были совсем другие планы на отпуск, совсем. Первым пунктом в плане значился крепкий и продолжительный сон. Так он долго не продержится.

Матвей сосредоточился.

Этот командирский голос вполне мог бы принадлежать… укротительнице в цирке. Или гувернантке с узкими губами, этакой французской «мадам», менторским тоном высушивающей мозг ребенка запретами на радости. Еще… еще… тетушке Тома Сойера – тете Полли, свято чтущей библейское правило: «Кто щадит младенца, тот губит его». Как сексуальные объекты персонажи были абсолютно безобидны.

И тут вдруг полусонное сознание выкинуло фортель: голос взял и вселился в секс-диву в профессиональном облачении: в карнавальной маске, в ботфортах, в кожаном лифчике и поясе для чулок, с плетками, наручниками и разными интересными прибамбасами из секс-шопа. «И-и – раз, – приговаривала блудница, щекоча партнера плетью по ребрам, – и-и – два…»

Матвея окатило жаром, он вынырнул из воображаемой реальности, с беспокойством прислушался к нарастающему возбуждению. «Поздравляю, Степура, – сказал сам себе, – это диагноз».

… Если бы не вульгарный кризис в экономике, Матвей никогда бы не уехал к отцу на север.

Хотя, может, он просто редкий неудачник? Вот и оказался у черта на рогах, в таежном поселке, которого и на карте-то нет, тупо заполняет журналы учета проб. Графа «Отобрано», графа «Обработано». Графа «Итого».

Романтика, блин. Ни жилья нормального, ни цивилизации. Ни телок. Снежные ковры девять месяцев в году, тайга и мат – вот его реальность. Живет среди неудачников, заряжается энергетикой неудачников. Удачливые все здесь, на его малой родине, в теплых краях. Взять хотя бы Витасика – бывшего одноклассника, вечно сопливого Виталия Шутихина. Таких лоботрясов поискать, а поди ж ты – корреспондент телевизионной программы «Новости сегодня».

Еще три года назад все было наоборот: это Витасик завидовал Матвею, который сразу после универа подвизался на должности экономиста в крепкой строительной конторе.

Контору тряхнуло так конкретно, что ее закрыли. Матвею до сих пор было неловко вспоминать наивные мечты о карьере, дружбе и любви. Все сплелось в змеиный клубок, змеи оживали, поднимали голову и шипели, стоило только случайно задеть.

Матвей старался не задевать, обходил воспоминания стороной.

Хорошая профессия – строитель, мрачно думал он, хаотично перемещаясь по квартире с сиротской кружкой, полной дымящегося чая. За каким чертом он учился на экономиста? Теперь его дипломом только подтереться.

Пока он отвисает в тайге, здесь все места перераспределяются между своими. А он – кому он свой? Чем дольше сидит на севере, тем верней его забывают даже сокурсники, даже одноклассники, даже родственники.

… В попавшуюся по дороге аптеку Матвей завернул, чтобы пополнить запас презервативов: Шутихин обещал вечеринку, а Шутихин слово держал.

Сам Витасик в этот судьбоносный момент канючил в трубку:

– Ну сколько можно тебя ждать? Купи пиво, огненной воды бутылки две, а лучше три! И пожрать чего-нибудь.

– Ты же сказал, телки будут, – полузадушенным шепотом уточнил Матвей.

– Будут, вот те крест на пузе.

Значит, резинки нужно купить обязательно. В компании у них с Витасиком были разные обязанности. Пока Витась глушил спиртное и закусывал, Матвей сбрасывал накопленное за семь месяцев сексуальное напряжение.

И вот тогда… вот тогда периферийным зрением, кромкой сознания, шестым чувством, каждой клеткой Матвей Степура уловил некое сияние. Сияние усилилось, и у Матвея обострились все чувства, будто с него содрали кожу, и он вдруг всем обнаженным существом не понял – нет, угадал: перед ним ангел.

Очередь продвинулась вперед, а Матвей, сраженный видением, продолжал стоять столбом.

И тут ангел обратился с простым и где-то даже оскорбительным для ангела земным вопросом:

– Вы крайний?

Голос тоже был неземной. Даже не голос, а гармония сфер. Через барабанную перепонку музыка проникла в грудь, внеся хаос в отлаженную работу всех органов, и обосновалась где-то в районе сердечной сумки.

Ослепленный сиянием, Матвей сфокусировал взгляд…

Чего-то такого он и ожидал.

Сияние исходило от смуглого существа с тонкими чертами узкого, интеллигентного лица, с высокомерными бровями, серыми внимательными глазами эльфа, в которых Матюша с готовностью бы утопился. Вблизи оказалось, что глаза у существа родом из северных морей и такие же изменчивые: серые со стальным отливом.

Одет эльф был во все черное: черные джинсы, черную майку, черные босоножки, открывающие беззащитные пальчики с маникюром. Черный цвет только подчеркивал хрупкость и внеземное происхождение существа и вносил загадочность.

Вместо того чтобы хоть что-то предпринять, улыбнуться, сказать «Привет» или – как вариант – ответить, что он крайний, Матвей стоял, как идиот, с открытым ртом и не отрываясь пялился на девушку.

Ужасная правда состояла в том, что в тайге он разучился знакомиться с ангелами. Никогда еще Мотя так не завидовал Витасику, тому куражу, раскованности, местами переходящей в тонкую, трудноуловимую наглость, изобретательности и остроумию, с которыми тот обзаводился знакомствами.

В решающую минуту язык Матвея одеревенел, и не только язык – тело стало чужим и непослушным.

Заглянув в холодные серые глаза, Мотя с отчаянием понял, что пропер свой шанс самым бездарным образом.

Дернув плечиком, ангел скользящей походкой обошел оторопевшего молодого человека с отвисшей челюстью и пристроился за малосимпатичной старухой.

Сердце после остановки сорвалось с места, Мотя наконец сообразил, что сейчас между ним и ангелом кто-нибудь вклинится, а этого он допустить никак не мог.

Сделав над собой усилие, оторвал тяжелые ноги от пола, вплотную приблизился к ангелоподобному существу и уловил абсолютно невещественный запах – ветра и мокрого снега.

С этого момента, как водится, очередь стала двигаться семимильными шагами, и через пару минут чернокрылый ангел оказался у окошка.

– Привет, Ирма. – Существо положило на стойку узкую бестелесную руку с блестящими ноготками – лапку пернатого.

Первым делом Матвей обследовал безымянный палец: птица была не окольцована. Кто ж ее окольцует – она же ангел.

– Привет, – лицо девицы в окне озарилось, – как ты?

– Нормально.

Зависть острым коготком царапнула Матвея: ничем не примечательная девица говорила с ангелом, как говорят с подругой детства, дальней родственницей, одноклассницей, соседкой. Ангел по определению никому не мог быть одноклассницей, подругой детства и соседкой. Не мог, и все.

– Беруши есть?

– Нет.

– А натрия бромид? – по-человечьи усталым голосом осведомился ангел.

– Тебе или Даньке?

– Мне. Даньке только лоботомия поможет.

– Тебе в ампулах или в таблетках?