Земленыр или каскад приключений - Михасенко Геннадий Павлович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/44
- Следующая
— Бьётся! Сердце! Слабо, но бьётся! — закричал он.
— Зем, миленький, родненький, оживи его! — взмолилась Люба.
— Об этом и просить не надо! Я сам понимаю! Минутку! — Старик извлёк из патронташа одну из гильз, вынул пробку, оттянул рысёнку губу, обнажив зубы, и стал сквозь них сыпать в рот белый порошок, приговаривая: — Глотни, дружок, глотни! Или хоть языком шевельни, чтобы в слюну попало!.. Ну-ну, приятель! — И Земленыр слегка потормошил зверька.
Но Ромка ни языком не шевельнул, ни глотка не сделал, а только вздохнул глубоко, дёрнулся, вытягиваясь на Любиных руках, и застыл.
— Что это он, а Зем? — испугалась девочка.
— Беда, кажется, — ответил дед и опять припал ухом. — Все! Не бьётся! Вот теперь он мёртв!
Люба расплакалась навзрыд, качнула Ромку раза два, словно баюкая, и тихонько, с Васиной помощью, опустила на землю.
— Все? — спросил коршун и опять запрыгнул на рысёнка. — Я же говорил!
— Кш!.. Если бы ты сразу нас позвал! — упрекнул мальчик. — Ты ведь тоже, кажется, сдружился с ним!
— Маленько. Но и мне он оказался плохим другом.
— В чем, например?
— Например, во всем!
— Слушай, птица, ты ведь Унш? — приглядевшись к коршуну, спросил старик.
— Унш.
— То-то я смотрю — знакомое обличье!
— А ты — Земленыр!
— Правильно!
— Здорово, старина!
— Привет, пернатый! У тебя в хвосте, смотрю, уже совсем не осталось перьев!
— Да и твоя лысина, вижу, не очень раскудрявилась! — в тон деду ответил Унш.
— Такая работа — землёй отполировало! Далеко же мы умотали от нашего леса! Я-то по делу, а ты зачем?
Коршун рассказал про знакомство с рысёнком и про все остальное, включая охоту за птицей.
— Ах, вон в чем дело! — с досадой воскликнул старик. — Ты же умный, Унш! По крайней мере, до сих пор был умным, а такой глупости поверил? Никакого вечного мяса птичка наша не принесёт! А рысёнку она нужна была совсем для другого!
— Дед, ты ведь тоже умница! — встрепенулся коршун. — И должен понять, как мне захотелось поверить в это вечное мясо! Как я устал бороться за каждый кусок в нашем прекрасном сказочном лесу! В нем все звери и птицы — братья, никого не ударь, не клюнь, не убей, разумеется, и уж тем более — не сожри! Такой шум подымут — страсть! Все грамотные, воспитанные, все так прекрасно говорят по-человечески, что аж тошно! Никто не каркнет, не рыкнет, ни взвоет — нельзя, плохой, видите ли, тон. Только и слышно: «Спасибо! Пожалуйста!.. Простите!.. Здравствуйте! Как поживаете?» Да какая, к черту, жизнь? Маята одна!
Украдкой чихнуть невозможно — обязательно какая-нибудь змея скажет: «Будьте здоровы!» А с чего быть здоровым, спрашивается? Мяса-то нету! Падали и той нету — все долгожители! Вот тоже странность: жрать нечего, а все долгожители! Сказка в чистом виде! Нет уж, если лес сказочный, то будьте добры, пусть не каждый день, но через день — рябчика мне на стол! Где взять? Не знаю! Добывать не разрешаете — дайте сами! А то развели философию! Иной рябчишка уже на крыле не держится, самое время его сожрать, но нельзя: рябчик — брат, он тоже, видите ли, мыслящее существо, с ним надо по-братски! Чихать я хотел на такое братство! Нет, старина, сказка хороша на час, а на всю жизнь — это скука смертельная! Мне в этом смысле очень понравился Шарнирный Бор! Ни «здравствуй!», ни «прощай!», ни «извините!», а хлоп — и пол-леса трупов! Вот это природа! Вот это жизнь, я понимаю! Это по мне! — захлёбывался от восторга Унш.
— Тоже мыслитель! — кивнул Земленыр на коршуна.
— Да уж! — язвительно протянул круг.
— Может, примем в наш кружок?
— Ни в коем случае! — заявил Пи-эр. — Мыслитель мыслителю — рознь! Этот — злой и мрачный! Он запросто, как дважды два — четыре, докажет, что мы — враги друг другу!
— И враги! И докажу! — взъярился Унш. — Помыкался бы ты с моё, деревянный леший, по-другому бы заговорил!
— И мне доставалось, не волнуйся! На меня столько грязи лилось — прямо конец света, но я всегда знал, что пройдёт свежий дождь, и я отмоюсь! Настоящий мыслитель должен доказывать, что все живущие — братья, именно так, как в вашем лесу!
— Разевай рот! Вот он, один из этих братьев, — Унш клюнул рысёнка. — Лжец и обманщик!
— Один обманул — не значит, что все лгуны.
— Значит!
— Ах, Ромка-Роман, что ты натворил? — вздохнул Вася.
Люба вдруг спохватилась:
— А что мы скажем тете Вере?
— Тетя Вера не знает, что он за нами увязался!.. Что-нибудь придумаем!
— Ну-ка, ну-ка! — Пи-эр почти наехал на рысенка, низко наклонился над ним и некоторое время задумчиво покачался. — М-да! Мне очень жаль, приятель, что мы не поняли друг друга и расстаемся врагами! Очень жаль! Я бы даже всплакнул, будь во мне хоть капля лишней влаги! Но я пересох и не мешало бы попить, а то мои косточки-досточки начинают хлябать. Я это называю «нервы расшатываются».
— Впереди река, Пи-эр! — напомнил Вася. — Накупаемся и напьёмся! Потерпи!
— Конечно, потерплю!
— В кувшине маленько осталось, — сказала Люба. — Давай, Пи-эр, я тебя освежу!
— Если общество не возражает! — оговорился круг.
— Какой разговор, Пи-эр! — заметил старик.
— И мне капельку! — пискнула Ду-ю-ду.
— Ладно, миленькая! — И девочка стала тонкой струйкой поливать подкатившего под кувшин Пи-эра, который покряхтывал от удовольствия и покачивался из стороны в сторону, разгоняя водичку по всем щёлкам-трещинкам. Последние капли она слила в ладонь и напоила сквозь прутики Ду-ю-ду.
— Люба, береги кувшин — он волшебный! — шепнул Вася.
— С чего ты взял?
— Чую!
— Мало ли что! А что он может?
— Не знаю, потом проявится. Это же сказочная страна, здесь все должно быть необыкновенным! Даже вот это, например. — Он поднял обломок свежей веточки и спрятал его в карман.
— Чудак! — только и сказала Люба, однако кувшин уложила в корзинку с особой заботой.
— Кстати, Ду-ю-ду, больше опасаться нечего, можешь выходить! — Мальчик открыл дверцу, и птичка по его руке поднялась на плечо и, счастливая от вновь обретённой свободы и оттого, что вновь соединилась со своим хозяином, со щебетом огляделась и стала охорашиваться.
— Ну, нам пора! — сказал дед.
— Но труп как нельзя оставлять, — заметил Вася. — Зем, будь добр, похорони его!
— Пожалуйста! — Старик нырнул, и тело рысенка тотчас провалилось.
Люба охнула ещё раз.
А Вася поднял валявшийся рядом прутик, воткнул его в место погребения и надломил вершинку — вышло что-то вроде крестика — маленькая памятка о непутёвом друге. Потом, отдавая последнюю почесть Ромке-человеку, Вася выхватил пистолет, но, спуская курок, вспомнил, что ствол пуст, он сам же продул его вчера. Однако выстрел прогремел, заряд прошелестел в вершине ближайшей лиственницы, и в руку сильно отдало. Мысли мальчика заметались: «Как? Откуда? Кто и когда мог зарядить, если пистолет все время торчал у меня за поясом?» И вдруг одна поразительная догадка осенила Васю: «Раз пистолет никто не заряжал, значит, он сам зарядился, значит, патрон сам вырос, созрел в стволе, как созревает горошина в стручке!» Иных объяснений просто не могло быть! И выходило, что это волшебный пистолет! А почему бы и нет, если вокруг сказочная страна? Выбросив стреляную гильзу, Вася опять тщательно продул ствол, даже посмотрел на свет — пусто, и сделал для себя два решительных заключения: во-первых, его смелая догадка нуждается во временной тайне и, во-вторых, — в проверке.
Выскочив наружу, Земленыр сразу засуетился.
— Вася, в какой стороне река?
— Вон там! — показал мальчик.
— В путь! Королевство Берёзовых Рощ, чую, уже не за горами! Почему чую? Поясню! Всякий раз, когда я сбегал из сказочного леса, я рано или поздно натыкался на какую-то реку, находил мост, переходил его, и вскоре меня, смешно сказать, хватали барбитураты, как у нас называют солдат охраны в честь короля Барбитура. Меня хватали так быстро, что я не успевал занырнуть, избивали, понятно, кидали в карету и везли, смешно сказать, обратно, вполне возможно, что вокруг Шарнирного Бора. Так вот спрашивается: с какой стати барбитураты околачиваются возле моста? А с той, логически рассуждая, что там у них сторожевой пост! Почему? Да потому, вероятно, что неподалёку уже королевство, иначе зачем бы им торчать вдали от границы? Логично? — Члены кружка мыслителей согласились, и старик заключил:
- Предыдущая
- 16/44
- Следующая
