Старое предание (Роман из жизни IX века) - Крашевский Юзеф Игнаций - Страница 90
- Предыдущая
- 90/97
- Следующая
— Скоро вы будете здоровы! — чуть слышно шепнула девушка, улыбнувшись Добеку. — А теперь только отдыхайте.
Визун тоже указывал на дверь, и все стали выходить. Дива исчезла первая, так что даже Доман не заметил, когда она выскользнула.
Однако последовать за ней он не мог: все обступили его и наперебой принялись расспрашивать и допытываться о подробностях, прося рассказать им о победе, о ходе сражения и числе убитых.
Доман уселся на камень перед хатой, вокруг него снова собралась толпа, и он повёл рассказ о битве, о том, как все округи чудом сошлись с разных сторон в один день и час, как неосмотрительно враг сам попался к ним в руки, как, переругиваясь, они вступили в бой и молоты застучали о щиты, а мечи зазвенели о медные обручи, как военачальники вели за собой народ и сами являли чудеса храбрости…
— .Когда мы окружили их со всех сторон и, как змея, зажали в кольцо, — говорил он, — им некуда было бежать, и они стали яростно драться, защищая свою жизнь. Как снопы, падали они, валились, как деревья, и выли, как дикие звери, когда их добивали копьём. Пленных мы не брали, а почти всех перебили, и мало кто вымолил себе жизнь. Под конец они уже сами подходили, сложив руки, чтобы можно было надеть на них путы, и, падая в ноги, бились головой оземь… Тщетно!.. Черепа их раскалывались, как орехи… кровь лилась, словно потоки дождя… текла в ручей, а из ручья в озеро, и оно стало красным вдоль всего берега.
Рассказал Доман, как реяла белая птица над головой Пястуна, а над Лешеками кружились чёрные вороны и как оставили на ночь мёртвые тела на съедение волкам и голодным псам… Он говорил, потом замолкал, а толпа слушателей кричала:
— Ещё, рассказывай ещё… рассказывай дальше!..
Наконец, уже поздней ночью, Доман окончил свой рассказ и, желая ещё сегодня принести жертву богам, отправился в храм, быть может, надеясь увидеть Диву. Но её тут не было. Только старая, седовласая Наня зорко следила за ним, не отставая ни на шаг. Доман покинул храм и лугом побрёл на берег, чтобы улечься в чёлне, как вдруг услышал позади какой-то шорох.
Смеясь, за ним шла старая Яруха. Когда он остановился и повернулся к ней, она тоже встала, качая головой.
— Тянет вас сюда… Тянет… — пробормотала она, — ох, я-то знаю, что! А я что обещала, помните?.. Сделаю. Умею ведь я привадить и отвадить, господин мой милый… — Все умею…
— А мне вы что же не привадили? — рассердился Доман. — Девка как бегала от меня, так и сейчас бежит…
— Ох-ох-ох! — вскричала старуха. — А того вы не подумали, что девка бежит, когда хочет, чтоб её догоняли?
Бабка подошла к нему, озираясь по сторонам, словно боялась, чтоб её не подслушали, прикрыла ладонью рот и зашептала на ухо:
— Уж теперь, если вы её увезёте, она не станет противиться… И вас не искалечит…
— Как же я могу увезти её из храма?
— Бывало и так… бывало! — сказала Яруха. — Спросите-ка Визуна. Забирали у него жриц князья, забирали и кметы, а в храм давали выкуп
Едва договорив, Яруха испуганно оглянулась, приложила палец к губам, надвинула на лоб платок, метнулась в кусты и исчезла.
Доман задумчиво поплёлся к чёлну и улёгся, но сон не сомкнул его глаз всю ночь. На рассвете он в тревоге побежал к храму.
Уже издали он увидел Диву: она стояла у разукрашенного тына, прислонясь к столбу. Поникнув головой и опустив руки, она тихо напевала, не замечая Домана:
Все тише звучала эта девичья песенка, пока не расплылась в тоскливом напеве. Стараясь не шуметь, Доман подкрался и кашлянул, чтобы она обратила на него взор.
Слегка зарумянившись, Дива подняла глаза, словно ждала, что увидит его здесь; она была печальна. Приложив фартучек к губам, она устремила вдаль блуждающий взгляд, как будто стараясь не смотреть на него, однако не уходила.
Доман подошёл и весело поздоровался.
— Задал бы я тебе загадку, кабы ты захотела её послушать.
— Какую? — спросила она.
— О тебе и обо мне, — сказал Доман. — Что будет, если я внесу за тебя выкуп, а тебя с Ледницы увезу к себе в светёлку? Нож я теперь за пояс не заткну… чем же ты станешь обороняться?
Дива залилась румянцем, опустила глаза и покачала головой.
— Чего быть не может, того и не будет, — молвила она тихо, — этого ты не можешь сделать.
— А если сделаю?
Когда Доман вскинул глаза в ожидании ответа, девушки уже не было у тына: она убежала в храм, села на камень, прижала руку к сердцу и уставилась на огонь, то и дело испуганно озираясь. Доман подошёл вплотную к стене и долго глядел на Диву сквозь щель между завесой и столбом, потом, хлопнув в ладоши, отбежал.
— Бывало это не раз… так может быть и теперь… По доброй воле она не пойдёт, но и не будет на меня косо смотреть… А мне без неё жизнь не мила…
Он ударил себя кулаком в грудь.
— Будь что будет, а она должна быть моей! Я кровью своей за неё заплатил.
Стремительно, не глядя по сторонам, он пошёл к чёлну, как вдруг сильная рука Визуна опустилась ему на плечо.
— Ты что тут все ходишь-бродишь?
— Вчерашняя битва ещё шумит у меня в голове… вот… и ещё кое-что, о чём ночью, когда я не мог уснуть, толковали люди. А правда это, старик, что князья Лешеки увозили девушек из храма?
Визун кивнул головой.
— И что удавалось это и кметам? Старик, помолчав, угрюмо пробормотал:
— Дурные люди и делали дурно… что за диво? Да тебе что до этого?
— А что им было за это? — спросил Доман.
Они поглядели друг другу в глаза. Визун стукнул посохом оземь, затем посмотрел на небо и на солнце.
— Тебе пора возвращаться, — сказал он, — не время сказки рассказывать.
Он повернулся и пошёл прочь.
Сорвав с дерева листок, Доман почти насмешливо поглядел ему вслед.
В чёлне ждал его Самбор. Они поплыли назад, молча меряя друг друга взглядом, а Доман повторял про себя:
— Она должна быть моей!
XXX
Уже издали было видно, как толпы людей сваливали грудами трупы и как вырастали из них холмы, которые засыпали землёй. Людей собралось видимо-невидимо, и хотя работа была невесёлая, они что-то выкрикивали и пели песни.
— Где ваши угрозы, разбойничье племя? Где пленники ваши, добыча, победа? Стрела грудь пронзила, земля прах укрыла — вот ваша награда… А дома ждут жены, стоят у порога, глаза проглядели, льют горькие слезы… Придут вурдалаки, придут кровопийцы и кровь своих братьев будут снова сосать…
С песнями они насыпали курганы и, часто сменяясь, насыпали весь день, насыпали и на другой день, и на третий, пока милосердная земля не укрыла всех. С почестями сожгли на кострах полян, тела которых лежали отдельно.
Когда поле было очищено, а ветер развеял дым костров, Пястун собрал на берегу озера воевод и старейшин.
— Где одержали мы первую победу, там и воздвигнем престольный город… Так я сказал, так и будет.
Но ещё не время насыпать вал и свозить лес, пока не вернулись наши, отомстив врагам.
Не время возводить вал и ставить срубы, пока не захватим мы в плен Лешеков, дабы не подбивали они против нас соседей.
Пусть отдыхает воинство да смолит новые стрелы и копья.
Наших не видно с тех пор, как ушли они за границу, так пойдём и мы на Поморье и на Лешеков.
Повеление князя приняли с охотой, и все взялись готовить копья. В хате старого гончара, снова наспех сколоченной из недогоревших брёвен, гостил у Мирша князь-бортник.
- Предыдущая
- 90/97
- Следующая
