Топ-модель - Валяев Сергей - Страница 66
- Предыдущая
- 66/71
- Следующая
Когда утром проснулась, обнаружила на кухне Аллу и Галю. Они пили кофе со сливками и булочками. Пригласили меня откушать, чем Бог послал. То есть все было пока благопристойно. Затем черт дернул сестер — и они начали обживаться в квартире: мыть её и чистить. И делали это с таким остервенением, что я вдруг догадалась: сидеть мне здесь вечно. Задала прямой вопрос — сколько?
— Может, и три дня, а, может, и месяц, — отвечали сестры. — Думаешь, легко ломать хребет Системе. Система — это дракон.
Я ничего не думала, начиная уставать от активных «соседок». На кухне они жарили, варили, а потом обедали — с водочкой. Ничего не имею против такого вида отдыха, однако мы на боевом задание или не на боевом? На боевом, Маша, на боевом, смеялись Алла и Галя, хлопая себя по кобурам, у нас все под контролем.
Под контролем? Да — если одна спала, вторая бодрствовала, и наоборот. Было такое впечатление, что они следят за моим каждым шагом. А не хотят ли меня убрать, как свидетеля, однажды решила я. И грустно посмеялась — давно бы это сделали. А подобные дурные мысли появлялись от просмотра бесконечных телевизионных боевиков и детективов. Сестры обожали их и даже переживали за героев, комментируя события крепкими словечками.
Все это мне осточертело — на третий день. Новости от Стахова не поступали, равно, как от двоюродной сестры. Было такое ощущение, что обо мне забыли.
И я решила действовать. К черту жить бесконечными страхами. Маньяк самоликвидировался, господин Николсон, надеюсь, убыл на свою звездно-полосатую родину, господин Шопин разжалован до рядового гражданина, тем более по ТВ прошла странная информация по его персоне — депутат с диагнозом «инфаркт» помещен в лечебное учреждение ЦКБ. Значит, решила я, ситуация проясняется и г. Шопин, получив сокрушительный удар, оказался на больничной койке, а там его ждут нары у параши.
Сделав вывод, что мне ничего не угрожает, вспомнила о перстне. А почему бы утром не заварить чай для сестер, уронив этот отравленный перстенек в чайник? Алла и Галя уснут беспробудным сном — и… ожидание смерти мучительнее, чем сама смерть, не так ли?
И вот новое утро. Я, пай-девочка, поднимаюсь раньше всех, шлепаю на кухню. Через четверть часа наша троица уже чаевничает. Сестры, удивившись моему примерному поведению, получают удовольствие от завтрака: хлебают желтый чай и жуют вовсю шоколадные конфеты…
Я жду. Проходит минута, вторая, третья… Проклятие! Кажется, моя попытка вырваться на свободу не удалась? Но — о, чудо! Алла и Галя начинают зевать, как бегемоты на берегу лимонной, как чай, реки Лимпопо. Они зевают-зевают, а затем закрывают глаза и, обмякнув на стульях, начинают храпеть, как мужики.
Знакомая картинка, искренне радуюсь, таща из кармана куртки Аллы ключи от входной двери. Подумав, рву из кобуры Гали пистолет. Пусть будет. Мало ли что — в подобной ситуации не помешает. Нахожу отвратительную дамскую сумочку, прячу туда оружие. Потом на листке бумаги оставляю запись, мол, пошла гулять, не волнуйтесь, ваша Маша. И рисую ромашку. На долгую память.
Выйдя на лестничную площадку, торжествую: есть! Прыгаю через две ступеньки — вперед-вперед! Да осилит дорогу идущий!
Меня встречает обыкновенный московский дворик с утренними мамами и детьми. Энергичным шагом прохожу через прохладную подворотню — и оказываюсь на солнечной стороне. По Тверскому бульвару катит бесконечный транспортный поток. Вижу памятник Пушкину и Гончаровой, они, маленькие, стоят в беседке и с легким осуждением смотрят на суетный город. Фонтан у памятника цветет радужными каплями. Проходя мимо, умываю лицо этими цветиками-самоцветиками. Все будет хорошо, загадываю, подставляя мокрое лицо солнцу.
Мой план прост: посетить «московский» дом, переодеться и — в Центр моды. К госпоже Мунтян, пусть принимает меня обратно в свой топ-класс. Надеюсь, история с г. Николсоном всеми забылась, как дурной сон, и надо снова методично работать и работать.
Увы, человек предполагает, а… двери закрыты в дом родной. Олег Павлович и Ольга Васильевна на работе, а Евгения, верно, сражается на невидимом фронте. Ключей же у меня нет. Прекрасно, черт подери! Думала, красавица, что все сидят и с нетерпением ждут тебя у порога.
Делать нечего — мой путь во второй дом родной: Центр моды.
К счастью, обнаруживаю в сумочке, помимо ПМ, несколько мятых ассигнаций: на подземку хватит.
Я иду по городу, вокруг меня лица-лица-лица, и никто из прохожих даже не подозревает, что среди них есть та, кто очистил их грязноватую жизнь на несколько процентов. Эта мысль меня смешит: Машка, прекрати так рассуждать, ты что — стиральный порошок? Если кто и устраивает «постирушку», то это те, кому положено её учинять.
Центр моды встречает меня привычными холодными коридорами, стайками спешащих топ-моделей, проездами механических вешалок, запахами дорогих духов. Ничего подозрительного. На лифте поднимаюсь на этаж, где находится модельный дом госпожи Мунтян, и встречаю арт-директора Хосе. Увидев меня, роняет папку с бумагами и пялится на меня, как на вышедшую из преисподней.
— Вах, Маша, — трогает меня за руку. — Ты?
— Нет, не я. А в чем дело?
— Ты же улетела в Голливуд?
— Да?
— Соловейчик сказал.
— Я уже прилетела обратно, — равнодушно улыбнулась. — Мне там не понравилось.
— Ничего не понимаю, вах! Какой-то дурдом.
— А где Мунтян?
— В Париже, вах! Принимает участие в открытие Недели… Вместо Бирюкова.
— Из Парижа я бы не вернулась, — сказала. — А где наши девочки? спросила.
— На шейпинге. Где им быть, вах?
— Пойду позанимаюсь тоже.
— Ну, иди… — терялся Хосе. — А что Карине Арменовне сказать, вах, она будет звонить? Ей наши топ-модели нужны для показа.
— Скажи, Маша мечтает о Париже!
— Вах-вах! Ничего не понимаю…
Оставив недоумевающего арт-директора одного, отправляюсь в спортивный зал. Жизнь продолжается — меня ждет Париж и надо держать форму. Уже в раздевалке понимаю, что нет ни трико, ни спортивной обуви. Что делать? Надо идти в какую-нибудь топ-костюмерную, чтобы найти надлежащие вещички…
… Я находилась в глубине костюмерной господина Зайченко, когда услышала возмущенные крики полуобнаженных топ-моделей. В чем дело? И увидела, как в помещение врываются двое, мне хорошо знакомые. Это был Гибкий человечек и рыжий охранник. В их руках топорщилось автоматное оружие.
Черт! Доигралась, Машка, допрыгалась, Машка, доскакалась, Машка! Как они меня нашли? Какая разница — люди Соловейчика или другие информаторы, или видеокамеры? Что же делать? Почувствовала неприятный металлический привкус во рту, а пальцы дрожали и не слушались. Зарывшись в одежды, принялась вырывать из сумочки ПМ. Спокойно-спокойно, у меня есть шанс. Главное, не забыть снять предохранитель. Нет, такое я видела только в кино. Не снимают ли фильм — обо мне? К сожалению, нет. Это реальная реальность реальнее не бывает.
— Спокойно-спокойно, — слышала голос Рыжего. — Мы ищем опасного преступника… Такая кралечка?.. Что, все кралечки?.. Она всем кралям кралечка!..
И неотвратимо приближался ко мне. Я выставила руку с пистолетом перед собой. Палец — на удобном курке. Глубоко вздохнула, словно решив нырнуть к морскому дну.
Потом увидела ноги — тренированные ноги, поросшие рыжеватым золотым волосом. Почувствовала запах приторного одеколона. И этот запах придал мне силы и уверенность: или я, или они с лживыми запахами.
И когда поняла, что есть прямая угроза моей безопасности, утопила курок. Выстрел — как гром среди ясного неба. И мир, меня окружающий, взорвался топ-модельными визгами, удивленным хрипом падающего рыжего охранника, мельканием цветных материй… и среди этих материй — Гибкий человечек. Вот моя цель! Выстрел! Вы хотите моей смерти — получите пулю! Выстрел! Цена за мою жизнь слишком высока! Выстрел!
Стреляя, перемещалась к выходу. Услышала странные звуки, будто кто-то громко трещал трещоткой. Потом догадалась — стреляет автомат. Прекрасно! Теперь мы на равных — выстрел! Перепрыгнула через визжаще-лежащих на полу топ-моделей. Выстрел! Они лежали, а я парила над ними, чувствуя упоительный момент истины: я — другая, я — не как все, я — это я! У двери успеваю ещё раз выстрелить в сторону врага. И… клац! Клац! Проклятие! Патроны закончились!
- Предыдущая
- 66/71
- Следующая
