Гибель гигантов - Фоллетт Кен - Страница 69

— Фиц… — всхлипнула Мод. — А вдруг тебя убьют на войне?

Немецкое посольство утром в субботу лихорадило. Вальтер был в комнате посла: отвечал на звонки, принимал телеграммы и делал записи. Если бы не тревога за их с Мод будущее, это время было бы самым насыщенным в его жизни. Но он не мог гордиться тем, что стал участником огромной международной игры, так как его мучил страх, что он и женщина, которую он любит, окажутся в двух враждующих лагерях.

Дружеская переписка между Вилли и Ники прекратилась. Накануне германское правительство послало русским холодный ультиматум, в котором давало двенадцать часов на то, чтобы остановить мобилизацию их чудовищной армии.

Двенадцать часов прошло, но ответа из Санкт-Петербурга не было.

И все же Вальтер надеялся, что война может ограничиться Восточной Европой, а Германия и Великобритания останутся друзьями. Посол Лихновский разделял его оптимистическую точку зрения. Даже Асквит сказал, что Франция и Англия могут остаться в стороне. В конце концов, будущее Сербии и Балканского региона особенно не затрагивало интересов ни той, ни другой стороны.

Ключевой фигурой была Франция. Накануне во второй половине дня Берлин послал еще один ультиматум, на этот раз в Париж, с предложением Франции объявить нейтралитет. Надежда на это была слабая, хоть Вальтер и цеплялся за нее. Срок ультиматума истек в полдень. В это время главнокомандующий Жозеф Жоффр потребовал немедленной мобилизации французской армии, утром был созван кабинет министров, чтобы принять решение. И во всех странах, мрачно думал Вальтер, генералы требовали от своих хозяев-политиков, чтобы те сделали первые шаги к войне.

Было трудно понять, на что решится Франция.

Без четверти одиннадцать, за семьдесят пять минут до конца срока, когда Франция должна была принять решение, к Лихновскому пожаловал неожиданный гость: сэр Уильям Тиррелл. Это был чиновник, занимавший важный пост, с большим опытом работы в области международных отношений, личный секретарь сэра Эдварда Грея. Вальтер немедленно провел его в кабинет посла. Лихновский сделал Вальтеру знак остаться.

— Министр иностранных дел просил меня известить вас, — сказал по-немецки Тиррелл, — что сейчас проходит заседание совета министров, в результате которого, возможно, он сможет сделать заявление.

Это была, без сомнения, заученная фраза, и говорил по-немецки Тиррелл очень хорошо, но все же Вальтер не уловил смысла фразы. Он посмотрел на Лихновского и увидел, что посол тоже озадачен.

— Заявление, — продолжал Тиррелл, — которое, возможно, поможет предотвратить великую катастрофу.

Звучало обнадеживающе, но расплывчато. «Ближе к делу!» — хотелось сказать Вальтеру.

Лихновский ответил с такой же вымученной дипломатической церемонностью:

— Как бы вы могли обозначить предмет заявления, сэр Уильям?

Ради бога, подумал Вальтер, речь идет о жизни и смерти!

— Существует вероятность, — отвечал чиновник, осторожно подбирая слова, — что если бы Германия воздержалась от нападения на Францию, то и Франция и Великобритания могли бы очень тщательно рассмотреть вопрос, действительно ли им так необходимо принимать участие в восточноевропейском конфликте.

Вальтер от волнения выронил карандаш. Франция и Англия останутся в стороне — именно об этом он и мечтал! Он перевел горящий взгляд на Лихновского. Посол, казалось, был удивлен и обрадован.

— Это вселяет надежду, — сказал он.

Тиррелл поднял ладонь в предостерегающем жесте:

— Поймите меня правильно: я ничего не обещаю.

«Хорошо, — подумал Вальтер, — но ты же не поболтать зашел».

— В таком случае могу сказать, что предложение ограничить войну пределами Восточной Европы было бы воспринято его величеством кайзером Вильгельмом и правительством Германии с большим интересом.

— Благодарю вас, — сказал Тиррелл, вставая. — Я так и передам сэру Эдварду.

Вальтер проводил Тиррелла к выходу. Он был в приподнятом расположении духа. Если Франция и Англия не будут участвовать в войне, он сможет жениться на Мод. Или это пустые мечты?

Он вернулся в кабинет посла. Но не успели они обсудить визит Тиррелла, как зазвонил телефон. Вальтер взял трубку, и знакомый голос сказал по-английски:

— Это Грей. Могу я говорить с его превосходительством?

— Конечно, сэр, — сказал Вальтер и передал трубку послу. — Сэр Эдвард Грей.

— Лихновский слушает. Доброе утро… Да, сэр Уильям только что ушел…

Вальтер смотрел на посла, ловя каждое слово из доступной ему части разговора и пытаясь по его лицу догадаться о том, что говорит Грей.

— Это крайне интересное предложение, — говорил Лихновский. — Позвольте мне пояснить нашу позицию. Германия не находится в ссоре ни с Францией, ни с Великобританией…

Похоже, разговор с Греем был просто повторением разговора с Тирреллом. Очевидно, англичане настроены серьезно.

— Мобилизация русской армии — это угроза, которую игнорировать невозможно, — отвечал Грею посол, — она направлена против Германии и нашего союзника Австро-Венгрии. Мы обратились к Франции с просьбой гарантировать нейтралитет. Если Франция пойдет на это, — или если Великобритания сможет гарантировать, что Франция останется нейтральной, — для войны в Западной Европе причин не будет… Благодарю вас, господин министр. Превосходно, я перезвоню вам в половине четвертого.

Он положил трубку, посмотрел на Вальтера — и оба торжествующе улыбнулись.

— Ну что ж, — сказал Лихновский. — Этого я не ожидал!

Мод была у герцогини Суссекской. Та как раз принимала группу влиятельных членов парламента от консерваторов. Вдруг в утреннюю столовую, где они пили чай, кипя от гнева, вошел Фиц.

— Асквит и Грей слились! — воскликнул он. — Они намерены предать наших друзей. Мне стыдно, что я англичанин!

Мод опасалась такой реакции. Фиц был неспособен на компромиссы. Он был убежден, что Англия должна отдавать приказы, а весь мир — повиноваться. Сама мысль, что правительству, возможно, придется вести переговоры с другими странами на равных, казалась ему дикой. И многие, к огорчению Мод, слишком многие разделяли его мнение.

— Фиц, дорогой, — сказала герцогиня, — успокойтесь и расскажите нам, что стряслось.

— Сегодня утром Асквит послал Дугласу письмо, — сказал Фиц. Мод догадалась, что он имеет в виду генерала сэра Чарльза Дугласа, командующего генштабом Британской империи. — Наш премьер-министр хотел подчеркнуть, что наше правительство никогда не обещало в случае войны Франции с Германией посылать туда английские войска.

Мод как единственный из присутствующих представитель либералов почувствовала себя обязанной встать на защиту правительства.

— Фиц, но ведь так оно и есть. Асквит лишь отметил, что у нас есть выбор.

— Тогда к чему была вся эта болтовня о поддержке французских войск?

— Чтобы составить планы на все случаи! Разговоры — это не договор, тем более в международной политике.

— Дружба есть дружба. Британская империя — ведущая держава мира. Женщине позволительно не понимать таких вещей, но от нас ждут, что мы не дадим в обиду своих соседей. Джентльмен не должен давать ни малейшего повода упрекнуть его в нечестности, и наше государство должно вести себя так же.

Такие речи могут вовлечь Англию в войну, подумала Мод и почувствовала холодок страха. Она не могла объяснить брату, какой опасности все они подвергаются. Их любовь друг к другу всегда была сильнее политических разногласий, но сейчас оба были так сердиты, что могли поссориться всерьез. А когда Фиц с кем-то ссорился, он никогда не мирился. Но ведь он сам отправится на войну, и может быть, никогда с нее не вернется, застреленный, заколотый штыками или разорванный на куски… И Фиц, и Вальтер тоже. Как мог Фиц этого не понимать? От отчаяния ей хотелось плакать.

Пока она пыталась найти нужные слова, заговорил один из гостей. Мод его узнала, это был Стид, редактор отдела зарубежных новостей в «Таймс».