Лучше умереть! - де Монтепен Ксавье - Страница 63

• Предыдущая
• 63/135
• Следующая

— Ах! — воскликнула Мэри. — Мне очень приятно встретиться с вами, милая моя… Во-первых, потому, что я намерена вас отругать.

— Отругать, сударыня? — изумилась молодая мастерица. — И за что же?

— Вы ни разу ко мне не зашли.

— Я никак не думала, что вправе беспокоить госпожу, если у меня нет платья для примерки.

— Очень плохо, Люси, что вы так думаете. Вы ведь прекрасно знаете, что мне приятно ваше общество; могли бы и зайти. Впрочем, я сейчас закажу госпоже Опостин целую кучу нарядов, и вам будет что на меня примеривать.

— С удовольствием займусь этим.

— А знаете, Люси, на меня вдруг напала одна причуда.

— Что за причуда, сударыня?

— Я сама хочу к вам зайти.

— Ну, эту причуду осуществить совсем несложно, барышня… — с улыбкой сказала девушка. — Вы окажетесь на седьмом этаже, в весьма скромной комнатке, зато примут вас там с радушием и признательностью.

— Не сомневаюсь. Запишите мне ваш адрес.

Люси на листке бумаги написала свой адрес. Мэри вложила бумажку в отделанный слоновой костью ежедневник и сказала:

— Договорились. Как-нибудь на днях я к вам зайду.

Чтобы как-то убить время, Мэри заказала множество вовсе не нужных ей нарядов и вернулась в особняк на улице Мурильо. Ждать возвращения отца было еще рано.

Хотя миллионер и знал, что дочь с нетерпением ждет его, он не спешил домой, бросив все дела, а с ужасом прикидывал, как же ответить на ее вопросы. Наконец ему пришлось отправиться домой: часы показывали половину седьмого. Выйдя из кареты, он постарался придать лицу радостное выражение и направился к апартаментам Мэри. Девушка, устремившись навстречу, бросилась ему на шею.

— Как же я рад, что у тебя все в порядке, детка! — сказал он.

— О! Все в порядке, папа. Когда ты уехал, я немножко поспала. А проснувшись, почувствовала себя намного лучше. А у тебя, папочка, как дела? Ты меня обрадуешь или хотя бы обнадежишь?

Поль Арман, нисколько не колеблясь, с ходу ответил:

— Да, детка, нам есть на что надеяться.

— Ты сказал Люсьену, что я люблю его?

— Ну ты и чертенок! Ну и даешь! А как же приличия, радость моя? Ну как тут быть? Ты, похоже, совсем забыла о них!

— Нет, папочка, вовсе не забыла, — возразила Мэри, — просто чувства у меня опережают слова; но ты ведь, и нисколько не нарушая приличий, вполне мог дать понять Люсьену, что в случае, если он обратится, к тебе с соответствующей просьбой, то вряд ли получит отказ.

— Что я, собственно, и сделал. Вкратце изложил ему наш разговор у Жоржа Дарье по поводу его земельного участка в Альфорвилле, и добавил: « Завод, который я мог бы построить на этой земле, стал бы неплохим приданым для моей дочери».

— В самом деле? А что ответил господин Люсьен?

— Люсьен Лабру — честнейший и щепетильнейший человек, он никак не мог поверить в то, что я не шучу. Всякий разговор о возможном сотрудничестве на равных он считает несовместимым со скромностью занимаемого им сейчас положения.

— Но в конце-то концов он согласился? — спросила Мэри: от всех этих подробностей ее уже бил озноб.

— Да… согласился… но с присущей ему щепетильностью, о которой я уже упоминал, поставил передо мной одно условие.

— Что еще за условие? — дрожа, пролепетала Мэри.

— Ну ты же знаешь: Люсьен — трудяга. И не просто трудяга, а при этом изобретатель. Он изобрел одну весьма хитроумную машину, которая может принести много денег; не сомневаюсь, что так оно и будет. Он хочет внедрить ее, а потом уже возвращаться к сегодняшнему разговору. Машина станет его вкладом — причем весьма весомым — в наш будущий союз, и в этом случае его самолюбие нисколько не пострадает.

Говорил миллионер совершенно спокойно, в голосе его не слышалось ни малейшего волнения, а приведенные им доводы звучали вполне убедительно. Мэри никак не могла заподозрить тут ни малейшей лжи и поверила.

— Подобное решение лишний раз доказывает благородство его души, — молвила она, — я хорошо понимаю и одобряю его. Но кое о чем ты мне все-таки не сказал… Люсьен любит меня?

Для Мэри этот вопрос был наиважнейшим, для лже-Армана — щекотливейшим. Если он не хотел разбить сердце дочери, и тут нужно было прибегнуть ко лжи. И он ответил, но уже не так уверенно:

— Разве кто-то может тебя не любить?

— Это не ответ… Он меня любит?

— Напрямую он не говорил, но, когда речь заходила о тебе, блеск в его глазах и сияющий вид вполне красноречиво свидетельствовали об этом.

Мэри побледнела.

— Ты уверен? — спросила она.

— Да, более чем. Ошибиться тут трудно: на лице его всякий раз появлялось выражение глубочайшей радости.

Лицо девушки прояснилось.

— Впрочем, раз он соглашается на брак, значит, испытывает к тебе настоящее влечение. Люсьен Лабру не из тех, кто способен пожертвовать своей независимостью, связав жизнь с безразличной ему особой.

— Я тоже так думаю, папа. А скажи… ждать придется долго?

— Вряд ли я могу ответить тебе со всей определенностью. На внедрение изобретения может понадобиться несколько месяцев.

— Ладно! Наберусь терпения. Но Люсьен ведь будет за мной ухаживать?

— Ты же знаешь, как он застенчив.

— Застенчивость не в силах заставить молчать того, кто любит. По крайней мере, я наверняка теперь буду чаще с ним видеться. Ведь ты уже можешь обходиться с ним не как с обычным служащим, а как с будущим зятем…

— Разумеется… Люсьен станет чаще сюда приходить.

— И подтвердит ту добрую весть, что ты мне сегодня принес?

— Несомненно.

— Ну вот, теперь я довольна, — радостно объявила Мэри, — и буду ждать столько, сколько нужно. Только, папочка, постарайся все-таки как-нибудь сократить это долгое ожидание.

— Обещаю! Я ведь не меньше твоего заинтересован в том, чтобы брак был заключен как можно скорее.

— Какой ты у меня хороший!… И благодаря тебе твоя дочь станет счастливейшей из женщин!

За разговором они пропустили то время, когда обычно садились за ужин. Мэри взяла отца за руку и потащила в столовую. Поль Арман с ужасом думал, как же ему теперь выбраться из того тупика, в который он попал, пообещав дочери сделать то, что вовсе не в его силах. Но внезапно лицо у него прояснилось: его осенила одна идея. За столом Мэри овладело безудержное веселье; оно и потом не оставляло ее в тот вечер; возвращаясь к себе, она выглядела буквально другим человеком и вовсе не похожа была на больную.

«Этот брак несомненно спасет ее, — думал миллионер, — значит, нужно как-то все устроить».

На следующий день ему предстояло отправиться в Курбвуа очень рано, чтобы проследить за упаковкой станков, отправляемых в Бельгард, где на берегу Роны шло крупное промышленное строительство. Главный механик и двое рабочих-наладчиков должны были сопровождать груз, дабы по прибытии на место установить станки и привести их в рабочее состояние. Это займет две-три недели.

Была суббота. Груз по железной дороге должен был отправиться в понедельник. Когда миллионер прибыл на завод, Люсьен Лабру уже был на месте и давал необходимые указания рабочим. Арман сердечно пожал ему руку. Молодой человек, после вчерашнего разговора ожидавший весьма холодной встречи, горячо ответил на рукопожатие.

— Ну как бельгардский заказ? — спросил хозяин.

— Все в порядке, сударь. Теперь совсем недолго; через час начнем упаковывать.

— Завтра утром, как можно раньше, ящики должны быть доставлены на железнодорожную станцию… Вы поговорили с механиком и рабочими, которые поедут устанавливать машины?

— Они выезжают в понедельник утром.

— В Бельгарде нужно взять проект нового цеха… и я вот о чем подумал… Было бы очень кстати, если бы вы сами туда съездили.

— Если вы считаете нужным, я готов.

— Полагаю, это необходимо. Ведь речь идет о предприятии, с которым мы заключаем — и будем заключать — крупнейшие сделки. Я сейчас должен оставаться здесь, и было бы неплохо, если бы вместо меня туда съездили вы. А каково ваше мнение, дорогой Люсьен?

• Предыдущая
• 63/135
• Следующая