Мистер Слотер - Маккаммон Роберт Рик - Страница 29

— Я заработал на них право.

Фраза повисла в воздухе. В камине треснуло полено, плюнув искрами, очередной порыв дождя хлестнул по крыше.

— Но вы спрашивали о Томе. — С медленной величественностью возраста хозяин дома водрузил ноги на подставку. — Он мне сказал, что пес пристал к нему на дороге, и Том его назвал в память об отце. Ну, вы понимаете. Я думаю, он был очень привязан к отцу.

— А что случилось с его родными?

— Мать умерла, когда он был еще маленьким. Младшие брат и сестра тоже умерли. Отец его был фермером. Его лягнула в грудь лошадь, и он вскоре покинул наш мир.

— М-да, — задумчиво протянул Мэтью. Конечно же, он думал о своей биографии. Мать его умерла от заражения крови, когда ему было всего три года. Отец был трудягой-пахарем в колонии Массачусетс и получил лошадиным копытом по голове, когда Мэтью было шесть. Мальчик был предоставлен милости этого мира, который нечасто бывает милостив. Но сейчас преподобный Бертон при свете дрожащего пламени напомнил Мэтью его наставника в приюте в Нью-Йорке. Директор Стаунтон отнесся к Мэтью по-человечески, ввел его в высокий мир книг, направлял его образование твердой, но уважительной рукой, и фактически именно он превратил грязного уличного мальчишку в молодого человека, чей ум никогда не давал себе покоя, ища решение той или иной загадки. Стаунтон покинул приют на шестьдесят шестом году жизни, почувствовав призвание ехать на западную границу и нести индейским племенам Спасение Господне, и на смену ему пришел мерзавец Эбен Осли. Но это дело прошлое, а сейчас Мэтью заинтересовал тот факт, что и у него, и у Тома отцы погибли по капризу рока, воспользовавшегося как средством лошадиным копытом.

— Насколько я понимаю, в колониях у Тома родственников не осталось, — продолжал Бертон. — Я думаю, он продал лошадь и отправился в путь. Примерно через год он появился здесь, если я прав.

— Насчет правоты, священник, — вмешался Слотер. — Похоже, у нас с вами один размер обуви. Если у вас найдется для меня запасная пара ботинок, это будет правое дело?

— К сожалению, сэр, у меня ее нет.

— А! — Мэтью увидел, как едва заметно улыбнулся Слотер, и красный отсвет огня мелькнул у него в глазах. — Что ж, очень жаль.

Мэтью было все равно, как это было сказано. Он прикидывал, сколько времени займет у него взять пистолет и направить на Слотера, если понадобится. Но насколько быстр может быть Слотер, закованный в железо? Скорее бы вернулся Грейтхауз. Вот Грейтхаузе ним справится даже без пистолета. Интересно, чует ли Слотер запах страха от человека — как лошадь за секунду до того, как ударить?

В камине стрельнуло, и когда Мэтью вздрогнул едва ли на долю дюйма, он услышал, как тихонько засмеялся Слотер, будто над одному ему понятной шуткой.

За стенами хижины сгущались сумерки, дождь хлестал вовсю, гремел гром, прорезала небеса молния. Обычная, можно сказать, ночь в Нью-Джерси.

Но в самой хижине потрескивал огонь, излучающий веселящее тепло, разливалось от свечей дружелюбное сияние, как в хорошей таверне, а восхитительный запах кроличьего жаркого, булькающего в чугунном котелке, заставил бы Салли Алмонд выпрашивать рецепт. Том действительно оказался истинным даром Божиим, по крайней мере в умении готовить. Несколько грибов, дикий лук, морковь и картошка пошли в котел с кусками крольчатины. Пушенная по кругу фляжка Грейтхауза с бренди (закованным в цепи и четвероногим не предлагали) на миг вернула в Новое Единство капельку уюта.

На стол поставили деревянные миски, разложили по ним жаркое большим деревянным половником. В отдельную миску Том отложил порцию поменьше для Джеймса — Мэтью обратил внимание, что пес от мальчика практически не отходит. К столу подвинули еще два стула от камина, и Слотер по этому поводу поинтересовался:

— Я полагаю, что буду есть с собакой?

— Будь доволен, что тебе вообще есть дают.

Грейтхауз поставил миску для пленника на пол. Шляпа и плащ гиганта висели на стенном крюке, сам он стоял с закатанными рукавами рубашки.

Проповедник с большим достоинством ему ответил:

— Смею ли вам напомнить, мистер Грейтхауз, что мы у меня в доме? За все время, что я здесь живу, ни разу ни одного гостя не заставляли есть на полу. Я был бы вам весьма признателен, если бы на мое гостеприимство не легло подобное пятно позора — во славное имя Христа.

— Я полагаю, он должен…

— Он может сесть на скамейку для ног, — сухо перебил Бертон. — Вы поможете ему подняться, или придется старому человеку это сделать?

Грейтхауз посмотрел на Мэтью в поисках поддержки, но Мэтью мог только пожать плечами: было ясно, что преподобный Бертон в своей человечности непоколебим — даже по отношению к тем, кого к человечеству можно отнести с оговорками. И все же Мэтью заметил, что Грейтхауз сдержал ругательство, стиснув зубы, когда поставил миску арестанта на стол и затем наклонился, чтобы помочь Слотеру подняться.

Когда Мэтью подвинул ему скамейку, Слотер сказал Бертону:

— Сэр, я весьма признателен вам за вашу доброту, но позволю себе попросить еще об одной христианской милости. В этих цепях сидеть за вашим добрым столом — пытка для моей спины, и не сочтете ли вы приемлемым, если…

— Нет. — Грейтхауз ухватил его за шиворот. — Как-нибудь перебьешься.

— Одну секунду. Мистер Слотер! Позвольте спросить вас: если с вас снимут цепи, клянетесь ли вы держать себя как джентльмен и не причинять неприятностей?

— Сэр! — Лицо Грейтхауза стало наливаться кровью. — Он наш арестант, вам это ясно? Он — убийца! Снимать с него цепи — бессмысленно!

— Я поклянусь во всем, что вы захотите, — заявил Слотер. — Это правда, пастор, что я много грешил, но правда и то, что против меня грешили не менее.

Бертон кивнул. Том помог ему опуститься на стул во главе стола.

— Снимите цепи, — велел проповедник. — Никто да не будет сидеть за моим столом в цепях.

— Да во имя Гос…

Грейтхауз сумел удержаться от богохульства, лишь прикусив язык.

— Именно во имя Его, — ответил Бертон. Наклонив голову, он прислушался: — Слышите, как льет дождь?

Грейтхауз достал из кармана рубашки ключ.

— Мэтью, принеси-ка пистолет.

Мэтью подчинился и держал его наготове, пока Грейтхауз отпирал сперва ножные, потом ручные оковы. Когда цепи упали, Слотер выпрямился во весь рост так, что захрустел позвоночник.

— А-ах! — Он потянулся, подняв руки к потолку. Мэтью почему-то показалось, что арестант стал выше на пару дюймов, чем был в больнице. — Ничто так не пробуждает в человеке голод, как освобождение из оков. Я у вас в долгу, пастор.

Он уселся на скамейку, стоящую между стульями Мэтью и Грейтхауза, напротив Тома.

Грейтхауз взял пистолет, сел и не сводил глаз со Слотера. Том тем временем разливал из большого кувшина яблочный сидр по глиняным чашкам. Когда все было готово, все повторили за Бертоном короткую молитву — во время которой ни Грейтхауз, ни Мэтью не посмели опускать глаза, — и Слотер первым причмокнул губами, зарывшись в жаркое пальцами и деревянной ложкой.

Ели так, как едят голодные, без разговоров. Джеймс покончил со своей порцией и подошел попросить еще. Мэтью отметил, что Том не сразу, но вскоре украдкой передал другу кусок мяса из своей миски.

Пока жаркое готовилось, Мэтью разглядывал Тома. Мальчик по натуре казался молчаливым, замкнувшимся в собственном мире. При первой встрече он действительно рассматривал пришедших, но затем вроде бы не обращал на них особого внимания. Что-то было в нем, сопротивляющееся вопросам — еще даже до того, как их задали. Красивый был юноша, с высоким лбом и резко выделяющимся носом, похоже, когда-то сломанным. Волосы сбриты наголо. Мэтью тоже когда-то носил такую прическу — для выведения вшей. Квадратный крутой подбородок, густые черные брови над пронзительными светло-серыми глазами. Сложения Том был худощавого, но в нем не было ничего, предполагающего слабость. Он двигался с быстротой и точностью, свидетельствовавшими о физической силе и скорости реакции. Вот этот юноша, подумал Мэтью, был бы хорошим учеником в школе фехтования у Грейтхауза.