Смягчающие обстоятельства - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 11

• Предыдущая
• 11/100
• Следующая

— Сидят в каком-нибудь подвале, деньги пересчитывают, пьют…

— Да они, видать, совсем не из нашего города: свои-то разве пойдут на такое? — с житейской мудростью рассудила Толстошеева. Она снова утратила бойкость и держалась скованно и напряженно, как в начале вечера. — Небось уехали давно за тысячу верст, схоронились где-то на Севере…

— Может, даже в этом доме сидят в подвале, на чердаке или в квартире за стеной. — Орех постучал по ковру.

— Не нужны мне такие соседи! А ружье заряжу медвежьими пулями…

— Пошел бы охотиться на них?

— Нет уж, лучше на кабанов, у тех пулеметов нет!

— Я бы тоже не хотел этих ребят ловить — терять ведь им нечего.

Крылов почувствовал гордый взгляд Риты.

— Однако здесь не много смелых мужчин!

— Сколько же? — поинтересовался Кизиров. — И что считать смелостью?

— То, что противоположно трусости! Давайте выпьем за Сашу…

Крылов досадливо поморщился, протестующе поднял руку, но она не остановилась.

— Он совсем недавно награжден орденом…

— За трудовую доблесть? Передовик? Пятилетку в четыре года?

Толик оживился, и даже в глазах невозмутимого Семена Федотовича мелькнула тень интереса.

— Саша получил боевой орден Красного Знамени! В голосе Риты отчетливо читалось удовлетворение собственницы. Что с ней происходит, черт побери?

— Вы военный?

Это спросил сам Семен Федотович.

— Летчик! — со смехом сказала Рита, давая возможность Крылову молчанием подыграть ей и скрыть профессию, которая, судя по всему, не должна была вызвать у собравшихся теплых чувств.

Но зачем вообще она это затеяла?

— Вы правда летчик? — поинтересовалась хозяйка.

— Я работник уголовного розыска, — отчетливо выговорил Крылов, и в голосе его прозвучало больше вызова, чем ему бы хотелось.

— Какой ужас! — ахнула Вика. — Теперь нас всех посадят!

Роман резко ткнул ее локтем в бок, водка выплеснулась на платье.

В компании наступило замешательство.

— Ну и ничего, — сглаживая неловкость, бодро проговорила хозяйка. — В милиции тоже есть хорошие люди. Вот один раз, когда у меня украли сумку…

— Конечно, ничего, — тоном, которым тактичные люди разговаривают с тяжелобольными, поощрил Крылова Семен Федотович и отпихнул возбужденно шепчущего ему на ухо Толика. — У нас любой труд почетен… Тем более угрозыск… Это ОБХСС придирается, а угрозыск ловит бандитов, жуликов.

— Ничего себе… — хихикнула Вика и выпила. — А ты можешь этому бульдогу руку сломать?

— Убери ее. Рома, — обиделся Толик. — Каждый раз одно и то же.

— Пусть умоется! — распорядился Семен Федотович, и Роман утащил упирающуюся Вику в ванную.

— Вам тоже нехорошо? — наклонился Кизиров к Надежде Толстошеевой, которая побелела, словно перед обмороком.

Та беззвучно шевельнула губами.

— Перебрали девчата! — деланно весело сказала Галина, выводя Надежду в другую комнату. — Ничего, оклемаются!

— Да, пить — здоровью вредить! — скорбно кивнул Кизиров. И без всякого перехода продолжил:

— Так что там с этими бандитами? Сведения есть разные, а как на самом деле?

Крылов пожал плечами:

— Я занимаюсь другой работой.

Кизиров переглянулся с Семеном Федотовичем.

— Понимаю, понимаю… Служебная тайна, бдительность — все правильно…

Он сделал паузу.

— Но объясните мне как специалист дело Волопасского… Мы все его знали, человек порядочный, не бандит, как же он мог задушить эту девку?

Да еще из-за денег? Ерунда какая-то! Все равно что представить, будто Семен Федотович убьет Элизабет, чтобы забрать серьги!

Крылов снова пожал плечами.

— Вина Волопасского доказана, приговор вступил в законную силу. О чем тут говорить?

— Не приставай к человеку, Иван, — прогудел Семен Федотович. — У него работа болтовни не любит, понимать надо! Давайте лучше выпьем за человечность…

К столу вернулась Галина Рогальская, поискала глазами по сторонам, рассеянно сообщила:

— Полегчало Надьке. Воды попила, на воздухе постояла — и очухалась. Я ее в такси посадила.

— Работать можно везде, — продолжил Семен Федотович, — главное, надо оставаться человеком.

— Что вы имеете в виду? — Крылов уже понял, как закончится этот вечер.

— Вот вы пили за чистоплотных людей. И я о том же. Неважно, какая у тебя профессия, важно быть порядочным, принципиальным. Если там вор, бандит, убийца — никакой пощады, крути его в бараний рог! А если хороший человек, по работе неприятности, попался, семья, дети, — надо ему помочь. Ведь правильно? У него ни ножа, ни пистолета, он никому не опасен, зачем же его за решетку сажать, вместе с преступниками? Люди должны помогать друг другу! Ты его поддержал в трудную минуту, он тебя — всем хорошо, все довольны. По-моему, так и надо. Правда?

Слова Семена Федотовича проще всего было расценить как призыв к индивидуализации ответственности, гуманности закона, глубокому и всестороннему выяснению всех обстоятельств дела — основным принципам советского судопроизводства, с которыми солидарен любой юрист.

Проще всего было неопределенно кивнуть головой, промычать что-то вроде согласия, как принято среди воспитанных интеллигентных людей, чтобы не вступать в ненужный спор и не портить настроения себе и другим. Ведь ничего не стоило сделать вид, что не понимаешь, какой смысл прячет сосед по дружескому застолью за хорошими и правильными словами о порядочности, принципиальности, человечности.

Но сам-то Семен Федотович знает, что ты прекрасно понял подтекст, да и остальные — Толик, Галина, Элизабет — все они ждут твоего кивка, потому что это и будет тот самый, первый маленький безобидный компромисс…

— Правильно я говорю? — Семену Федотовичу не терпелось получить подтверждение своей правоты.

— Не понял. Вы хотите сказать, что грабителя и хулигана надо сажать в тюрьму, а расхитителя и взяточника отпускать, рассчитывая на его ответную благодарность?

Называть вещи своими именами не принято по правилам игры, и Семен Федотович Оторопело замолк. Наступила короткая пауза. Вдруг Галина, которая уже несколько минут напряженно прислушивалась к чемуто, вскочила и бросилась в коридор. Распахнулась дверь ванной, раздался хлесткий шлепок.

— Идиотка, глаза!

В комнату вбежал Роман с расцарапанным лицом, одна щека сохранила отпечаток ладони супруги.

— Вот дура! Я же ничего не делал!

Из ванной донеслись еще несколько шлепков, Элизабет поспешила туда.

— Хорошо сидим! Еще по одной? Ваш тост, Семен Федотович! — откровенно издевался Крылов.

— За чувство долга! — Семена Федотовича было трудно выбить из колеи даже таким убийственным юмором. — А вам что же, действительно никогда не предлагали?

Крылов вспомнил тамбур ночного скорого, замызганный железный пол, по которому катались они с Глушаковым, тусклый свет слабой лампочки где-то далеко вверху, противную мысль о возможной смерти и о том, что проводник плохо подметает: в углу у распахнутой в грохочущую темноту двери валялись окурки. Как он все-таки заломал противника и отобрал у него пистолет, но поверил в победу и ощутил радость от выполненного задания только тогда, когда бандит срывающимся от боли голосом, выдавил: «В купе чемодан, там сорок тысяч. Бери себе, и разошлись, я здесь прыгну…»

— Отчего же! — весело сказал он. — Было дело!

— Раз рассказываешь, значит, не взял. Почему? Побоялся?

Семену Федотовичу действительно было интересно.

— Побоялся, — кивнул Крылов. — Что он может в один прекрасный день прийти не к тебе, а к какому-нибудь приличному человеку.

Он посмотрел на Риту.

— Не знаю, как вы, мадам, а я ухожу. У хозяев и без нас много дел.

Из «танцзала» доносились крики Галины и успокаивающее бормотание Романа. В коридоре Крылов столкнулся с Элизабет, которая выводила из ванной закутанную в халат и, казалось, совсем протрезвевшую Вику.

— Вы уже уходите? — как ни в чем не бывало спросила она.

— Да, все было очень мило, как в лучших домах. Передайте привет хозяевам. До свидания.

• Предыдущая
• 11/100
• Следующая