Ужасы: Последний пир Арлекина (сборник) - Масси Элизабет - Страница 50

Дэвид поднял простыню, отдирая прилипшие места. Процесс походил на снятие бинтов с незажившей раны. Модель выглядела ужасно. Мальчик всхлипнул и отступил на шаг. Он не думал, что прошлой ночью она выглядела так плохо. Крылья и корпус осели, а пластмасса приобрела бугристый вид, будто что-то пыталось из нее вылупиться. Дэвид поспешно подхватил простыню, снова набросил на модель и убежал в гостиную.

Мама подняла взгляд от «Лучших цен».

— Ты здесь редко появляешься, — рассеянно сказала она. — Я думала, ты еще занят своим увлечением.

— Модель почти готова, — к собственному удивлению, ответил Дэвид и без сил плюхнулся на софу рядом с ней.

Мама медленно кивнула и отвернулась к телевизору. Она часто смотрела телевизор. Иногда Дэвид забредал в гостиную и находил ее неотрывно читающей бегущий телетекст биржевых новостей. Дэвид сидел в полузабытьи, а программа за программой (как любил говорить Симон) влетала из телевизора в один глаз и вылетала из другого. У него не было никакого желания подниматься по лестнице в свою (Симона) комнату. Но когда на экране появились титры десятичасовых новостей и отец с улыбкой заметил, что младшим пора в постель, мальчик поднялся с дивана без возражений. Последнее время в словах отца звучала не самая ласковая нотка. Как будто в случае неповиновения он мог (бить тебя головой об стену, пока кости не вылезут из лица!) разозлиться.

После того как Дэвид нашел в себе смелость выключить прикроватную лампочку, он лежал, вытянувшись, с плотно прижатыми к бокам руками и открытыми глазами. Даже в темноте виднелись дырочки на потолке, где раньше висели модели Симона. Будто крохотные черные звездочки. Он слышал, как мама поднялась в спальню, ее нервное дыхание на лестнице. Слышал писк телевизора, когда закончилось вещание, и как отец прочистил горло перед тем, как выключить ящик; шум воды в туалете, и как закрылась дверь родительской спальни. И затем — тишина.

Тишина… Словно натянутая кожа барабана. Темные булавочные звезды на шероховатом потолке, как негатив настоящего неба, будто весь мир вывернулся вокруг Дэвида, и сейчас он находился там, где верх — это низ, белое — черное, а люди ползают в трещинах под мостовой. Тишина… Ему не хватало шепчущих голосов предыдущей ночи. Выжидающая тишина, которая кричала, что вот-вот что-то случится.

И оно случилось. Совершенно обыденно, словно снятый с плиты после закипания чайник или переключение красного света на светофоре на Хай-стрит, простыня начала сползать с модели «Летающей крепости». Лицо Симона прошлось гримасой по складкам, а затем исчезло, и простыня упала на пол. Несколько мгновений самолет стоял неподвижно; его очерчивал пробивающийся сквозь занавески уличный свет. Затем он пополз по столу, помогая себе крыльями, как раненый жук.

Дэвид не мог поверить, что это происходит наяву. Двигаясь, модель поскрипывала, как настоящий самолет. На краю стола «Летающая крепость» остановилась носом к окну; казалось, она раздумывает, что делать дальше. «Ты уже достаточно натворил», — с истерическим смешком подумал Дэвид. Но самолет не считал, что игра окончена. Дергающимся прыжком он ринулся в окно. Занавеска провисла, зазвенело стекло. Растопырив подобно гигантскому мотыльку крылья, модель начала взбираться к карнизу. На полпути она снова остановилась. Раздался чирикающий звук, а по спине модели прошла дрожь удовольствия — наконец-то ожила! Дэвид знал, что она чует еще одно живое существо в комнате — его. «Летающая крепость» взлетела с занавески и, все больше походя на гигантского мотылька, закружила по комнате, слепо врезаясь в потолок и стены. Сам того не желая, мальчик закрыл лицо руками. В щелки между пальцами он видел серое мельтешение. Слышал скрип мягкой, мясистой пластмассы. Чувствовал паническое дыхание крыльев. Не успел он подумать, что хуже уже не станет, как самолет опустился на его лицо. Он почувствовал объятия крыльев, заворачивающийся на шее хвост и как голодные серые когти скребут по пальцам, пытаясь добраться до глаз и мягкой внутренности щек…

Дэвид закричал. Когти становились все настойчивее; они тянули его руки с силой, которой он не мог сопротивляться.

— Дэвид! Что случилось?

В комнате горел верхний свет. Над мальчиком нависало лицо отца. У изножия кровати стояла мать.

Дэвид не мог подобрать слов, его трясло от стыда и облегчения.

Еще несколько минут мама и папа провели с ним. Их лица хмурились от тревоги и недоумения — Симон никогда такого не выкидывал! Мама заламывала руки. Отец сжимал и разжимал кулаки. Белое личико Виктории заглядывало в дверь, когда никто не видел, и тут же исчезало. Дэвид сумел лишь выдавить, что ему приснился плохой сон. В слепящем желтом свете люстры он бросил быстрый взгляд на стол — «Летающую крепость» прикрывала простыня, а разлагающееся лицо Симона ухмылялось из ее складок. «Так просто ты меня не поймаешь!» — кричала ухмылка.

Мама и папа погасили верхний свет и вышли из комнаты. Он слышал, как они шаркают по лестничной площадке. Когда дверь их спальни закрылась, Дэвид выпрыгнул из кровати и снова включил свет. Он оставил его включенным на всю ночь, а сам сидел на краю кровати и смотрел на прикрытую модель. Она не двигалась. Тонкие царапины на тыльной стороне его ладоней остались единственным свидетельством необычного происшествия.

За завтраком Дэвид не отрывал взгляд от своей тарелки с хлопьями, и тут мама сказала, что они с отцом и малышкой Викторией собираются после обеда навестить бабушку. Она спросила, не хочет ли он пойти с ними, но мальчик отказался. В долгие бессонные часы у него начала созревать одна идея; при дневном свете она превратилась в полностью оформившийся план.

Дэвид сказал, что зайдет в библиотеку. На самом деле отправился на почту, чтобы успеть до перерыва на обед. В небе над мокрой улицей низко висели темные облака. Ему пришлось прождать целую вечность, пока владелец магазина обменивал на купюры мешочки с десятипенсовыми монетками, но подошла и его очередь. Дэвид протянул полной леди за стеклом свою сберегательную книжку и попросил снять со счета все, оставив один фунт, чтобы не закрывать счет.

— У тебя целых одиннадцать фунтов и пятьдесят два пенса, — сказала леди. — Ты на что-то копил?

— Да, — ответил Дэвид. Он достал из дальних закромов свою улыбку примерного мальчика, отряхнул ее и натянул на лицо.

— Новая игрушка? Знаю я вас — вам лишь бы ружья да пистолеты.

— Это сюрприз.

Леди хмыкнула; ее расстроило, что мальчик не сказал, на что хочет потратить деньги. Она достала из ящика стола пригоршню соленых орешков, закинула их в рот и облизала с пальцев соль, прежде чем отсчитать его деньги.

Дома Дэвид засунул сберегательную книжку обратно в стол (руки тряслись от нетерпения покинуть комнату, глаза нервно обходили стороной прикрытую простыней модель на столе), но оставил две хрустящие пятифунтовые банкноты и мелочь в переднем кармане джинсов. Он очень надеялся, что отец не проявит интереса к его деньгам и не захочет взглянуть на книжку. Он думал, не сказать ли, что дал их в долг бедному однокласснику, у которого не хватало денег на сменную обувь, но даже про себя ложь звучала неубедительно.

На обед снова были рыбные палочки. Дэвид не хотел есть и, когда мама с папой не смотрели, толкал их по пластиковой скатерти Виктории. Сестра могла есть рыбные палочки, пока они из ушей не полезут. Иногда, наедаясь до отвала, она и правда пыталась их туда запихнуть.

Потом Дэвид сидел в гостиной и делал вид, что смотрит телевизор, пока папа, мама и Виктория топали наверху и переодевались в выходную одежду. Он чувствовал себя уставшим и напряженным, как женщины в начале рекламы таблеток от головной боли. Но в глубине души жило предвкушение… После случившегося он не собирался сдаваться. Наконец, когда жокеи кубка «Холстен пилс хандикап» на промокшем ипподроме Ветербай уже готовились к заезду, отец и мать попрощались с ним и закрыли за собой входную дверь.

Через секунду прозвенел дверной звонок.

— Только не забудь, — сказала мама. Она стояла на пороге и теребила в руках ручку черной сумки, купленной для похорон Симона. — В морозилке остались рыбные палочки, разогрей их к чаю.