Все, что блестит - Ховард Линда - Страница 16

Но он ждал ответа, и его лицо каменело, по мере того как она невольно отодвигалась. Она сглотнула и испуганно прошептала:

— Вы… вы не поймете, Николас. Я думаю, с вами женщина будет в хороших руках, если можно так выразиться, ведь так?

— Мне нравится думать, что так, — протянул он. — Но, если дело не в этом, Джессика, то что во мне такого, что заставляет тебя вести себя настороженно, будто испуганная лань? Обещаю, что не стану тебя бить.

— Не станете?

Произнесенные дрожащим шепотом слова едва слетели с ее губ, как он в два гибких шага сократил расстояние между ними и схватил ее. Джессика издала встревоженный крик и попыталась вырваться. Обняв ее за талию левой рукой, он решительно притянул ее к себе, правой одновременно схватив горсть ее рыжевато-каштановых волос, и потянул за них, запрокидывая ее лицо вверх.

— Теперь, — проворчал он, — скажи мне, почему ты боишься.

— Вы делаете мне больно! — закричала она в гневе, который немного изгнал из нее инстинктивный страх. Она ударила его в голень, и он издал приглушенное проклятие, выпустив ее волосы, но взамен хватая за плечи. Держа ее в плену, Николас сел на диван с нею на коленях, прижимая сопротивляющееся тело. Борьба была крайне неравной, Джессика, наконец, исчерпала силы и, покоренная, тихо замерла на его руке, такой твердой и неподатливой за ее спиной.

Он хмыкнул.

— Независимо от того, в чем состоят твои страхи, ты определенно не боишься сражаться со мной. А теперь, маленькая тигрица, расскажи, что тебя беспокоит.

Джессика устала, слишком устала, чтобы бороться с ним прямо сейчас. Она начинала понимать, что, в любом случае, делать это бесполезно. Он был полон решимости поступить по-своему. Вздохнув, она уткнулась лицом в его плечо и втянула носом теплый, грубоватый мужской аромат, немного отдающий потом в результате их борьбы.

Что она могла сказать? То, что она боялась его физически, потому что не знала еще ни одного мужчины, и это был инстинктивный страх девственницы? Николас никогда не поверит ей, ведь он предпочитает верить байкам, что многие мужчины имели ее в любовницах. И она не могла сказать ему, что боялась своих чувств к нему, что слишком уязвима перед его властью над нею, иначе он использует это знание против нее.

И тут ее осенило. Он сам подкинул ей идею. Почему бы не позволить ему поверить, что с ней настолько плохо обращались, что теперь она боялась всех мужчин? Кажется, он готов принять такое объяснение.

— Я не хочу говорить об этом, — пробормотала она, пряча лицо у него на плече.

Обнимавшие ее руки напряглись.

— Ты должна рассказать, — произнес он с нажимом, прижавшись губами к ее виску. — Ты должна выговориться, тогда тебе самой станет легче.

— Я… я не думаю, что смогу, — проговорила она, задыхаясь, его руки мешали нормально дышать. — Дайте мне время, Николас.

— Если нужно, — сказал он в ее волосы. — Я не причиню тебе боли, Джессика, я хочу, чтобы ты знала это. Я могу быть очень внимательным, когда получаю то, чего хочу.

Да, он, вероятно, мог. Но он думал только о деле, в то время как она уже начинала осознавать, что ее сердце было распахнуто для него, отдано ему, но он не хотел его. Он хотел только ее тело, ему были не нужны те нежные чувства, которые она могла бы ему подарить.

Его руки беспокойно двигались: одна гладила ее спину и обнаженные плечи, другая ласкала бедра от талии до колен. Он хотел заняться любовью прямо сейчас, она чувствовала, как его тело содрогается от желания. Она застонала и сказала:

— Нет, Николас, пожалуйста. Я не могу…

— Я могу научить тебя, — бормотал он. — Ты не знаешь, что делаешь со мной, человек — не камень!

Но он был. Чистый гранит. Ее стройное тело изогнулось в его руках, когда она попыталась выскользнуть из его рук.

— Нет, Николас! Нет!

Он раскрыл свои объятия, как будто освобождал птицу, и Джессика соскользнула с его колен на пол и села, как ребенок, положив голову на диван. Он тяжело вздохнул.

— Не задерживайся, — посоветовал он глубоким хриплым голосом. — Отправляйтесь наверх и сделай все необходимое, прежде чем мы пойдём гулять. Я должен выбраться отсюда, иначе я могу не сдержаться.

Ему не пришлось повторять дважды. На дрожащих ногах Джессика побежала наверх, где причесалась, наложила макияж, а после переобулась, надев туфли на невысоком каблучке.

Ее сердце бешено стучало, когда она спустилась вниз, к нему. Она едва знала его, и все же он получил пугающую власть над нею. И она оказалась не в силах устоять перед ним.

Когда Джессика приблизилась к нему, он встал и властно притянул ее к себе, и его теплый рот лениво и уверенно завладел ее губами. Оторвавшись от нее, Николас улыбнулся, и она подумала, что у него есть основания для улыбки, потому что ответ оказался настолько же горячим, насколько вынужденным.

— Ты будешь иметь блестящий успех в обществе, — предсказал он, сопровождая ее к двери. — Все мужчины падут к твоим ногам, если ты продолжишь так же привлекательно выглядеть и так же восхитительно краснеть. Я не знаю, как у тебя получается управлять своим румянцем, но какое это, действительно, имеет значение, коли результат так прекрасен.

— Я не могу управлять тем, как краснею, — ответила она, раздраженная тем, что он считает ее способной сфальсифицировать румянец. — Вы считаете, что ваши поцелуи никак на меня не действуют?

Он посмотрел на нее и подарил улыбку, от которой она растаяла.

— Напротив, моя кошечка. Но если это волнение заставляет заливаться румянцем твои щечки, то я распознаю, когда ты начинаешь возбуждаться, и немедленно утащу тебя в укромное местечко. Ты должна посвятить меня в свои маленькие секреты.

Она небрежно пожала плечами.

— Прежде чем вы утащите меня, чтобы изнасиловать, советую вам сначала удостовериться, что я не в боевом запале. Учтите, гнев вызывает такую же реакцию. И я не представляю, как даже ваша поддержка защитит меня от всех камней в мой огород!

— Я хочу знать о каждом камне, что попадется тебе под ноги, — твердо сказал он. — Я настаиваю, Джессика. Я не позволю повториться чему-то, вроде того вздора, что я прочел нынешним утром, даже если мне придется надеть намордник на каждого журналиста светской хроники в Лондоне!

К ее ужасу, это прозвучало не пустой угрозой.

Когда зазвонил дверной звонок, Джессика затихла. Николас обвил ее талию рукой и мягко нажал, упорно подталкивая к двери. Она непроизвольно воспротивилась этому давлению, и он посмотрел на нее, изогнув губы в холодной улыбке.

— Не будь такой трусишкой, — поддразнил он. — Я не позволю этим чудовищам съесть тебя, так почему бы тебе не расслабиться и не получить удовольствие от всего происходящего?

Она молча покачала головой. За те несколько дней, что она знала Николаса Константиноса, он перевернул ее жизнь вверх дном, в корне изменив. Этим утром он отдал секретарю список тех, кто был приглашен к нему в пентхаус на этот вечер, и, естественно, все приняли его приглашение. Кто же откажет Константиносу? После обеда, часа в четыре, Николас позвонил Джессике и сообщил, что ей нужно подготовиться к вечеру и что он заберет ее через два часа. Она предположила, что они снова будут обедать вне дома, и, хотя совсем не хотела этого, но понимала, что сопротивляться воле Николаса бесполезно. И, только когда они оказались в его пентхаусе, он посвятил ее в свои планы.

Джессика рассердилась, ее возмутило, что он решил все, не посоветовавшись с ней. Она почти не разговаривала с ним после приезда, что, казалось, его вовсе и не обеспокоило. Но за ее гневом скрывались тревога и печаль. Хотя она отлично понимала, что, благодаря поддержке Николаса, никто не посмеет обращаться с нею холодно или враждебно, но все же сама была достаточно чувствительна, поэтому на самом деле не имело значения, была неприязнь всех этих людей скрытой или явной. Она знала, что окружающие к ней относятся враждебно, и страдала от этого. Не улучшало настроение и присутствие Андроса, секретаря Николаса, который выказывал ей свое презрение, тщательно скрываемое от босса, но насмешливо показываемое ей всякий раз, когда тот не видел. Как выяснилось, Андрос был двоюродным братом Николаса, возможно, именно поэтому он считал свое положение неуязвимым.