Все, что блестит - Ховард Линда - Страница 15

Как бы то ни было, ее опасно тянуло к нему, она оказалась беззащитна перед ним до такой степени, что могла вот-вот влюбиться в него, и осознание этого оказалось ударом, сила которого превзошла потрясение от злобной газетной сплетни. Бледная, дрожащая, она уставилась на кипящий чайник, задаваясь вопросом, что же ей теперь делать. Как ей защититься от него? Джессика знала, что он не был человеком, который безоговорочно примет ее отказ, а кроме того, она знала, что в любом случае не сможет сказать ему “нет”. Но находиться в его компании означало испытывать еще большую боль, потому что он не предложит брак, а она не удовлетворится меньшим.

Наконец, пронзительный свист чайника вернул ее мысли к настоящему, и она поспешно выключила плиту и заварила чай. Она понятия не имела, пьет ли Николас чай, и решила, что нет, поэтому она налила кофе для него и для себя. Потом, не давая себе времени подумать, подняла поднос и понесла его в гостиную, пока не растеряла всё своё мужество.

Николас сидел, развалившись на диване, словно огромный кот, тогда как Чарльз присел на стул. Оба поднялись, когда она вошла, и Николас шагнул вперед, чтобы забрать у нее из рук тяжелый поднос и поставить его на низкий столик. Джессика бросила на него осторожный взгляд из-под ресниц, но он не выглядел сердитым. Он внимательно следил за нею, его пристальный взгляд был таким пронизывающим, что она вздрогнула. Николас сразу же заметил ее реакцию и изогнул рот в иронической полуулыбке. Он положил свою руку ей на плечо и мягко заставил ее сесть на диван, а затем сел рядом.

— Мы с Чарльзом обсуждали сложившуюся ситуацию, — легко сказал он, и она бросила отчаянный взгляд на Чарльза. Но тот лишь улыбнулся, и она ничего не смогла прочесть по выражению его лица.

— Что за ситуация? — спросила она, постепенно обретая некоторое спокойствие.

— Освещение прессой наших взаимоотношений, — спокойно объяснил он, когда она подавала Чарльзу чай. Каким-то чудом она сумела не уронить чашку с блюдцем, хотя почувствовала дрожь во всём теле. Чарльз спас свой напиток, а она подняла бледное лицо к Николасу.

— Что вы имеете в виду? — прошептала она.

— Я думаю, вы знаете, моя дорогая, вы далеко не глупы. Я предприму определенные шаги, которые ясно дадут всем понять, что мне не нужно вмешательство прессы для защиты от вас, и что всякий, кто сунет свой любопытный нос в мою частную жизнь, вызовет мое… раздражение. Вам больше не нужно волноваться о том, что вы станете предметом сплетен утренней воскресной колонки. Фактически, после того, как я закончу убеждать журналистов в необходимости поступать так, как я хочу, все симпатии, вероятно, окажутся на вашей стороне.

— В этом нет необходимости, — опустив ресницы, ответила она, подавая ему чашку кофе. Джессика чувствовала себя растерянной. Ей не приходило в голову, что Николас может использовать свое влияние, чтобы защитить ее, но вместо чувства благодарности она погрузилась в молчание. Она не хотела быть обязанной Николасу, чтобы он и дальше имел на нее влияние. Газетчики все поняли превратно: он был пауком  [2] , а не она! Если бы она только позволила, он опутывал бы ее всю шелковыми нитями, пока она не оказалась бы беспомощной перед ним.

— Я все улажу, — отрезал Николас. — Если бы вы сказали вчера вечером, почему вас так расстроил тот проклятый фотограф, то я смог бы предотвратить выход в печать и статьи, и фотографий. Вместо этого вы позволяете гордости взять надо всем верх, и посмотрите, что вам приходится в итоге незаслуженно терпеть. Теперь мне понятна суть проблемы, и я буду действовать так, как, на мой взгляд, будет лучше.

Чарльз мягко сказал:

— Будь благоразумна, Джессика. Нет никакой необходимости терпеть злобные сплетни. Ты страдала пять лет, пришло время изменить положение дел.

— Да, но…

Она остановилась, потому что хотела сказать: но не Николасу их менять, — но не была настолько уверена в реакции Николаса, чтобы рисковать. Она глубоко вздохнула и начала снова:

— Я имела в виду, что не вижу необходимости в каком-либо вмешательстве, потому что не будет другой возможности для повторения случившегося. Я должна быть полной дурой, чтобы позволить себе попасть в такую же ситуацию после того, что произошло вчера вечером. Я просто буду жить здесь так тихо, как только возможно. Мне нет никакой необходимости посещать те места, где меня могли бы узнать.

— Я не допущу этого, — мрачно заявил Николас. — Отныне вы будете рядом со мной, когда я устраиваю приемы или выхожу куда-то сам. Люди будут встречаться с вами, познакомятся с вами. Это единственно верный способ, чтобы навсегда разделаться со сплетнями, чтобы позволить этим людям узнать вас и понять, что вы им нравитесь. Вы милая девушка, несмотря на ваш мерзкий характер.

— Спасибо! — вежливо поблагодарила она, и Чарльз усмехнулся.

— Я готов убить себя за то, что пропустил вашу первую встречу, — посетовал он, и Николас хищно улыбнулся ему.

— Первая была не так интересна, как вторая, — сухо сообщил он Чарльзу. — И третья встреча тоже не началась так уж хорошо. Вероятно, у меня уйдет весь день на то, чтобы убедить ее не упрямиться в этом деле.

— Да, я вижу, — подмигнул Чарльз и поставил пустую чашку на поднос. — Я тогда оставлю вас, мне надо немного поработать.

— Позвоните мне завтра, и мы займемся акциями, — сказал Николас, поднимаясь и протягивая руку.

Джессика заподозрила неладное:

— Вопрос с акциями уже улажен, — заявила она с яростной решительностью. — Только рыночная стоимость! Я говорила вам, Николас, я не подпишу бумаги, если попытаетесь подкупить меня по нелепо высокой цене!

— Я, наверное, сверну вам шею еще до исхода дня, — ласково произнес Николас, но взгляд его при этом был тяжёлым. Чарльз громко рассмеялся, что являлось редкостью для него, и Джессика свирепо сверлила его взглядом, пока он и Николас шли к двери. Они обменялись несколькими тихими словами, и ее подозрения вспыхнули с новой силой. Николас проводил Чарльза и вернулся, став перед ней, уперев руки в бока и уставившись на нее сверху вниз с непреклонным выражением на суровом лице.

— Я имела в виду именно то, что сказала, — она вспыхнула, с трудом поднимаясь на ноги, чтобы стать перед ним, храбро встретив его горящий неистовством взгляд.

— Я тоже, — пробормотал он, поднимая руку и рассеянно поглаживая ее обнаженное плечо одним пальцем, прикосновением легким и нежным, будто крылья бабочки. У Джессики перехватило дыхание, и она стояла совершенно неподвижно, пока эта ласка не довела ее до потери контроля, и она задрожала. Палец переместился от её плеча к шее, а затем двинулся вверх. Взяв ее за подбородок, Николас приподнял ее лицо.

— Ты уже решила, хочешь ли поплавать со мной? — спросил он, в то время как его взгляд опустился к ее губам.

— Я… да. Я хочу сказать, да, я решила, и нет, я не хочу этого, — объясняла она в смятении, и уголки его рта приподнялись в кривой улыбке.

— Тогда я предлагаю пойти прогуляться, чтобы хоть чем-то отвлечь меня. Если мы останемся здесь на весь день, ты знаешь, что произойдет, так что, решать тебе, Джессика.

— Я вообще не приглашала вас оставаться, тем более на целый день! — заявила она с негодованием, отпрянув от него.

Он уронил руку и внимательно смотрел, как ее щеки заливает румянец.

— Ты боишься меня, — заметил он с некоторым удивлением.

Несмотря на смелое, дерзкое противостояние, в ее глазах отразился настоящий страх, и он нахмурился.

— Что есть такого во мне, что пугает тебя, Джессика? Ты боишься меня как мужчину? Твой опыт с другими оказался настолько скверным, что ты боишься моих любовных ласк?

Она в оцепенении уставилась на него, будучи не в состоянии сформулировать ответ. Да, она боялась его, как никогда раньше никого не боялась. Он был настолько вне закона — нет, не то. Он устанавливал собственные законы, его влияние было огромным, он являлся практически неприкосновенным для любой власти. Она уже знала, что слишком уязвима в своих чувствах к нему и у нее нет никакого оружия против него.