Голливудские жены - Коллинз Джеки - Страница 109

• Предыдущая
• 109/135
• Следующая

Но как теперь-то быть осмотрительным? Сделанного не воротишь.

Ему было отвратительно жить во лжи. Разве та новая игра, в которую он сейчас играет, не правдой должна называться? Что, если для начала все выложить Ангель? Если они собираются вместе начинать новую жизнь, он хотя бы это должен для нее сделать.

Чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что так будет правильно.

Начать с начала.

В голову пришла неприятная мысль. Сначала надо помириться с матерью. Сделать это до того, как она его узнает и с криками вторгнется в его жизнь. А это может случиться, когда развернется вся та реклама, которой он сейчас занят. Как только позволит время, он на денек съездит в Сан-Диего.

Приняв такое решение, он почувствовал себя лучше. Затем проверил в службе ответов, не звонила ли Ангель. Нет.

Сразу же опять загрустил. Почему так скверно на душе, если в конце концов дела пошли так хорошо?

Он делал отжимания, пока не свалился без сил.

Потом заснул.

В очень редких случаях в постели встречаются двое, у кого во всех отношениях полная совместимость… или так они оба с радостью себе представляют.

Джина Джермейн и Росс Конти были как раз такой парой.

Она – сплошные белые волосы, чувственный рот и роскошная грудь.

– Он – сплошная загорелая кожа, синие-пресиние глаза и громадный член.

– Где ты была всю мою жизнь? – задыхался он, подступая к оргазму, причем его мощный инструмент был крепко зажат между ее вздымающимися грудями.

– Не знаю, – задыхалась она, тоже почти достигнув вершины божественного освобождения. – Но где бы ни была, дорогой, назад я не вернусь.

Они разразились какофонией стонов, хрипов, вздохов и воплей.

– Вот это да! – воскликнул Росс.

– Здорово! – воскликнула Джина.

Они чертовски подходили друг другу.

Из своих восьмидесяти двух лет Эмми-Лу Джозуз шестьдесят прослужила горничной. На своем веку она многое повидала. Работала в публичном доме в Новом Орлеане, притоне в Сент-Луисе, борделе в Сан-Франциско. На глазах у нее дрались, пыряли ножами, делали аборты и лишали себя жизни. Девкам она была как наперсница, их клиентам давала советы. К тому времени, когда перебралась в Лас-Вегас, считай, не вчера на свет уродилась.

Весело бормоча что-то себе под нос, она открыла дверь своим ключом и вошла в изящный домик Ниты. Миссис Кэрролл была среди ее любимчиков. Она доверяет Эмми-Лу. Выпивку от нее никогда под замок не прячет.

В доме воняло. Эмми-Лу потянула носом и поискала глазами собачек. Что-то не бегут ее встречать, как всегда.

– Псинки, – позвала она. – Вонючки.

Поскребла подмышку и сняла блеклую шерстяную кофту – всю в дырках от моли. Миссис Кэрролл обещала подарить что-нибудь новенькое. На Рождество, поди. Или, может, на день рождения. Эмми-Лу нахмурилась: когда же ее день рождения? Нынче она мало что помнит.

Опять поскребла под мышкой, принюхиваясь к странному запаху, что стоял в домике, и потащилась на кухню. Собаки лежали на столе посередине комнаты с перерезанными глотками.

Эмми-Лу вытаращила глаза. Белый пластик залит кровью, а ведь отмывать-то придется ей. Не любит она, когда кровь. Попадет на руки и одежду и будет после вонять.

Она молча перекрестилась. Не надо бы миссис Кэрролл учинять такое. Бессердечно так поступать. Не выносит Эмми-Лу бессердечия. Она решительно взялась за уборку. Убрала собак в черные пластиковые мешки для мусора, отскребла белый пластик на столе, вымыла шваброй пол, все время сердито бурча себе под нос.

Закончив работу, она приготовила себе чашку горячего сладкого чая и, сев за стол, в невеселом раздумье принялась пить.

Потом, вооружившись тряпкой, шваброй и пылесосом, отправилась в гостиную. Может, не так уж и плохо поступила миссис Кэрролл. Может, не так и ужасно.

– Дерьма от собак больше не будет, – захихикала Эмми-Лу.

Слова застыли у нее на губах. Она поняла – шерстяной кофты, что обещала миссис Кэрролл, ей в жизнь не видать.

Нийл Грей тяжело и беспокойно расхаживал по дому, арендованному для него на берегу океана. Медсестра Миллер сидела на обычном своем месте и вязала. Она была тощей молчаливой шотландкой, и Нийл уже обалдел от ее нудной компании, ему с ней было просто тошно.

Врач выдал ему кучу предписаний. Не пить. Никаких чрезмерных упражнений. Не курить. Никакой жирной пищи. Никаких стрессов. Никакого секса. В общем – ничего, что доставляло ему радость в этой жизни. Чувствовал он себя хорошо, даже великолепно и не видел смысла и дальше влачить существование инвалида. Миновал тот ужасный страх, который охватил его, когда случился инфаркт. Каждый день он глотал таблетки и совершенно искренне считал, что давно не был крепче и здоровее, чем сейчас.

– Как насчет большого сочного куска мяса и бутылочки вина нынче на ужин? – предложил он сестре Миллер, которая, отложив вязанье, собиралась, как делала каждый день, ехать за продуктами.

– Ну-ну, мистер Грэй, – проговорила она, словно обращаясь к непослушному ребенку. – Об этом не может быть и речи.

– Нет, может, сестра Миллер. Я обожаю мясо с вином.

Может, даже и сигару, если у них есть что-нибудь приличное.

– Ни в коем случае. Врач бы ни за что не позволил.

– Чертова врача здесь нет, так ведь?

Она поджала губы.

– Меня наняли присматривать за вами. Как раз это я и намерена делать – насколько хватит сил.

В магазин она отправилась на своей машине – единственное транспортное средство в этом доме. Самого Нийла привезли сюда шофер и Монтана. Это и был тот единственный раз, когда она здесь побывала. Впрочем, упрекать ее не за что. Застукали его в ситуации, которая и в кошмаре не привидится. Вопрос – что теперь делать? Тихо сидеть на берегу, теряя жену, фильм и рассудок, он не согласен.

Он нетерпеливо шагал по комнате, через окно бросая злые взгляды на океан, которого терпеть не мог. От одного шума с ума сойдешь.

Сестра Миллер возвратилась в свой срок. Привезла ему газеты и голливудские кинематографические издания, на которые он жадно набросился.

В «Гералд Экземинер» была большая фотография Джины Джермейн и Бадди Хадсона, а под ней – коротенькая заметка о фильме. На фото были Джина и Бадди, а в заметке – только Монтана. Сам он удостоился пары строк. По-видимому, из самого знаменитого в своей семье человека он низведен до положения больного мужа.

Он два раза прочитал заметку. Она вызывала у него раздражение. Потом он уставился на фотографию Джины – главной виновницы всех его бед.

– Сестра Миллер, – резко потребовал он, – дайте мне ключи от машины. Мне нужно на пару часов съездить в город. Не волнуйтесь. Пить, курить и познавать женщин я не стану. Будьте уверены: вести буду себя идеально.

Она немедленно возразила, неодобрительно поджав тонкие губы:

– Я не могу вам этого позволить, мистер Грей.

Он отправился на кухню и вытащил ключи у нее из сумки.

– Решать, милая моя, мне, а не вам.

Она повысила голос:

– Мистер Грей, если вы и дальше будете так себя вести, мне придется вызвать врача.

Она забежала вперед и решительно преградила ему дорогу.

Он оттолкнул ее самым неджентльменским образом и вышел.

– Говоря откровенно, сестра Миллер, мне ровным счетом наорать.

Избавиться от Шелли было не просто. Она не просыпалась, как Бадди ни толкал ее и ни тормошил, поэтому пришлось ее оставить в квартире, когда сам он отправился на деловой обед с Пусскинсом Малоне. К обоим телефонам прилепил клейкой лентой записки с крупными буквами «НЕ ПОДХОДИ».

В вестибюле гостиницы «Беверли-Хиллз» Пусскинс ткнул ему под нос две газеты.

«Джина Джермейн и новая кинозвезда Бадди Хадсон».

Его называют звездой, а он еще и сняться не успел!

– Можно мне по шесть экземпляров каждой? – заволновался Бадди.

– Будешь так дергаться, рак заработаешь, – туманно ответил Пусскинс.

• Предыдущая
• 109/135
• Следующая