Бойня - Френсис Дик - Страница 40

• Предыдущая
• 40/59
• Следующая

Сезан... Ренуар... Дега... Про этих я хотя бы слышал. Я подошел к подносу с напитками и выбрал шотландское виски.

— А Берт Моризо? — сказал Литси, обращаясь ко всем присутствующим одновременно. — Это же само совершенство! Не правда ли?

— А что он писал? — спросил я, открывая бутылку.

— Не он, а она, — поправил Литси.

Я хмыкнул и налил себе немного виски.

— Ну, она так она. Так что же она писала?

— Девушек, младенцев, освещенные мастерские...

Я уселся в кресло и принялся прихлебывать виски, глядя на Литси. «Он, по крайней мере, не выставляется передо мной», — подумал я.

— Их трудно увидеть, — продолжал Литси. — Большинство ее работ хранится в частных коллекциях, есть собрание в Париже, некоторые — в «Национальной галерее искусств» в Вашингтоне...

Я подумал, что вряд ли стану охотиться за ними.

— Изумительные картины! — сказала принцесса. — Они прямо светятся...

— И еще Мэри Кассат, — заметила Даниэль. — Блестящая художница!

Она была американка, но училась у Дега в Париже, — пояснила она для меня.

Я подумал, что, если ей так хочется, я готов ходить с ней по картинным галереям.

— Когда-нибудь, — сказал я мимоходом, — ты мне обо всем этом расскажешь.

Она резко отвернулась, словно вот-вот расплачется. Мне этого совсем не хотелось. Так что, может, и к лучшему, что в это время явилась Беатрис за своей «Кровавой Мэри».

Беатрис была оскорблена в лучших чувствах. Робби опять носился по лестницам, налетел на нее и не нашел ничего лучшего, как сказать: «Старушка, снимись с тормоза!»

Я не смог сдержать улыбки. Беатрис ее заметила, и ей это, разумеется, очень не понравилось. Литси спрятал усмешку в своем бокале. Принцесса, покусывая губы, чтобы не рассмеяться, заверила золовку, что попросит Робби быть осторожнее. Беатрис заявила, что во всем я виноват: притащил в дом этого хулигана. Происшествие немало подняло нам всем настроение, и вечер прошел куда веселее, чем предыдущие. Но тем не менее на объявления так никто и не ответил, и Нантерр тоже не звонил.

А на следующее утро Даусон разбудил меня, когда не было еще и семи, сказав, что мне звонит Уайкем Харлоу.

Я мгновенно проснулся и поднял трубку.

— Уайкем?

— К-к-кит! — Он отчаянно заикался. — П-п-при-езжай. Пприезжай... н-немедленно!

И почти сразу бросил трубку, не сказав мне, что случилось. Я немедленно перезвонил ему, но никто не ответил. Исполненный ужасных предчувствий, я поспешно оделся, бросился к машине, кое-как проверил ее и помчался по почти пустым улицам в сторону Суссека. Уайкем, похоже, был не в себе.

Голос его дрожал от потрясения. К тому времени, как я добрался до конюшни, к потрясению добавился бессильный гнев. Уайкем буквально трясся.

Когда я въехал во двор, он стоял там с Робином Кертисом, ветеринаром.

— Что случилось? — спросил я, выбираясь из машины.

Робин беспомощно развел руками, а Уайкем яростно бросил:

— Иди п-посмотри!

Он провел меня во дворик, соседний с тем, где стояли Каскад и Котопакси. У Уайкема дрожали колени, но злость заставляла его держаться прямо.

Он подошел к одной из закрытых дверей и хлопнул по ней ладонью.

— Тут! — сказал он.

Дверь была закрыта, но не заперта. Запирать ее больше незачем — лошадь, стоявшая здесь, уже не сбежит.

Я отворил обе половинки двери, верхнюю и нижнюю, и увидел труп на торфяной подстилке. Темно-рыжий, три белых чулка, белая проточина... Коль.

Я молча повернулся к Уайкему с Робином. Я испытывал тот же гнев, что и Уайкем, и еще — отчаяние. Расторопен Нантерр, расторопен... Пожалуй, ему не понадобится много времени, чтобы заставить Ролана де Бреску сдаться.

— Так же, как и в прошлый раз, — сказал Робин. Он наклонился, приподнял рыжую челку и показал мне темное пятно на белой проточине. — В ране много масла... С прошлого раза пистолет смазали... — Он опустил челку и выпрямился. — Лошадь успела совсем закоченеть. Это было сделано довольно давно — скорее всего еще до полуночи. Коль... так замечательно державшийся в Аскоте, готовившийся к Челтенхему, к Золотому кубку...

— А где был сторож? — спросил я, обретя наконец дар речи.

— Здесь он был, — сказал Уайкем. — В смысле, не в этом дворе, а вообще в конюшне.

— Он уже ушел?

— Нет, я ему сказал подождать тебя. Он на кухне.

— Кроме Коля, никого... никого не тронули, да ведь?

Робин кивнул.

— И то слава богу.

«Утешение небольшое», — подумал я. Котопакси и Коль были двумя из трех лучших лошадей принцессы, и то, что жертвами сделались именно они, не могло быть случайностью.

— А Кинли? — спросил я у Уайкема. — Вы к нему заходили?

— Да, прямо отсюда. Он по-прежнему в угловом деннике, в соседнем дворе.

— Страховой компании это не понравится, — сказал Робин, глядя на убитую лошадь. — Смерть двух лошадей могла быть случайностью. Но на этот раз... — Он пожал плечами. — Впрочем, это не мои проблемы.

— Но как он узнал, где их искать? — спросил я, обращаясь не столько к Робину с Уайкемом, сколько к себе самому. — Коль всегда здесь стоял?

— Да, — сказал Уайкем. — Наверно, теперь надо будет их всех поменять местами. Какой бардак будет в конюшне...

— Абсайль в порядке? — спросил я.

— Кто-кто?

— Вчерашний победитель.

Уайкем сразу вспомнил, о ком идет речь.

— Да-да, он в порядке!

Я думал о том, что Абсайль такой же приметный, как остальные. Не гнедой и не темный, как Каскад, а серый, с черной гривой и хвостом...

— Где он? — спросил я.

— В последнем дворе, у самого дома.

Я довольно часто бывал у Уайкема, но мне почти никогда не приходилось выводить или ставить лошадей в конюшню. И хотя я знал, где стоят некоторые из них — в частности, Котопакси, — большинство я бы найти не смог.

Я потрогал переднюю ногу Коля. Она была ледяной и твердой, как камень. Та самая нога, которая спасла нас обоих от падения, приняв на себя весь его вес...

— Надо сообщить принцессе, — уныло сказал Уайкем. — Или ты сам ей передашь, Кит?

— Передам, — пообещал я. — В Сандауне.

Он слабо кивнул.

— Какие там лошади участвуют? — спросил он.

— Геликон принцессы и еще три другие.

— Ну да, список у Дасти...

— Ага.

Уайкем бросил прощальный взгляд на погибшее великолепие, лежавшее в деннике.

— Я убью засранца, который это сделал, — сказал он. — Пристрелю из его собственного пистолета.

Робин вздохнул и затворил двери денника, сказав, что позвонит живодерам, если Уайкем, конечно, не возражает.

Уайкем молча кивнул, и мы все вместе направились к дому Уайкема. Робин зашел в кабинет позвонить по телефону. Сторож с собакой по-прежнему сидел на кухне, хотя ждать ему явно надоело. Его пес, большой черный доберман, лежал у ног хозяина и зевал.

— Расскажите Киту Филдингу то, что вы говорили мне, — сказал Уайкем.

Тон был вызывающий — видимо, он чувствовал себя виноватым. Я уселся за стол напротив него и спросил, как ему удалось проворонить пришельца, который застрелил Коля.

— А че я мог сделать? — возмутился сторож. — Когда тут бонбы взрываются!

— Какие бомбы? — Я покосился на Уайкема. Он, видимо, уже слышал эту историю. — Господи, какие еще бомбы?

У сторожа были усы, и он все время приглаживал их большим и указательным пальцами.

— А я че, знал, что они не настоящие? — сказал он. — Грохоту с них было...

— Начните, пожалуйста, с начала, — попросил я. — С того момента, как вы пришли на дежурство. И... э... это вы были здесь все предыдущие ночи?

— Ага, — сказал он. — С понедельника по пятницу, пять ночей.

— Хорошо, — сказал я. — Опишите прошлую ночь.

— Ну, прихожу я на дежурство около шести, когда, значить, главный конюх кормить закончит. Сажусь тута, на кухне, и каждые полчаса делаю обход. Стандартная процедура.

— Сколько времени занимает обход?

— Минут так пятнадцать, а может, и больше. Сейчас по ночам холодрыга жуткая...

• Предыдущая
• 40/59
• Следующая