Вампиры в Москве - Клерон Кирилл - Страница 63

• Предыдущая
• 63/98
• Следующая

(— так просто ты отсюда не уйдешь, даже и не надейся. слушай меня!)

Ничего другого и не оставалось,

(— сначала ты похоронишь друга, для чего выроешь ему могилку…)

Голос невозможно было ослушаться и Василь вступил с ним в мысленную дискуссию в качестве смиренного побежденного:

(— конечно, обязательно, я так и думал — нельзя же бросать человека, как кусок мяса! похороню прямо сейчас. а потом я смогу уйти?)

(— нет, и потом не сможешь, ишь, такое натворить и так просто отделаться! потом будешь усердно молиться над его могилой…)

(— но ведь я не знаю, как молиться… и как долго)

На это Голос не отвечал. Не отвечал и на вопрос о последующих действиях: Попробовать вернуться к жене с покаянной? Заявиться с повинной в милицию? Или… а почему бы и нет? — поехать в деревню Пеньки к сестре убитого, к этой самой Кларке. Зачем? А вот зачем:

Претворить в жизнь идею Ганина, которую можно принять и за последнюю волю. Ведь не особо сложно разузнать точный адрес деревни, найти дом Клары Ильиничны и наплести:

— Брат ваш за границу на симпозиум уехал и дал адресок, просил на пару дней заехать. Говорил, классную самогоночку делаете.

Войдет он к сестре в доверие, а ночью, натянет маску вурдалака и далее по сценарию.

А, может, тот же Голос в нужный момент выйдет на связь и отдаст новые указания? Чего гадать, как-нибудь, да образуется — все, как-нибудь, да образуется. А пока на нем висит очень серьезный долг, который надо отдавать.

Н-А-Д-0.

Бетон, покрывающий дальнюю стену бомбоубежища, за которой проходила теплоцентраль, весь растрескался и легко отламывался по кусочку, обнажая сухую землю. Хорошее место для могилы, да и теплое! В какой-то макулатурной книжонке Василь давным-давно читал, что именно в нишах, прорубленных в стенах пещер, хоронили первых христиан. А какой веры биолог? Кто его знает, да все равно надо по-человечески…

Долбя землю саперной лопаткой, Василь старался не смотреть в сторону мертвого тела, бормоча под нос извинения и прекрасно понимая их бессмысленность:

— Ты, брат, извини меня. Бес попутал. На хрена мне этот амулет? Я и сам не знаю, как такое безобразие получилось. Я тебе крестик поставлю деревянный, буду цветочки каждый день приносить…

Иногда в глупый монолог зычно вклинивались поучения Голоса:

(— так-так! и поменьше формализма, побольше души!)

Сухой грунт поддавался с трудом, периодически попадались булыжники и куски металлоконструкций, но Василь так ни разу и не присел, пока не закончил работу. Сначала он ошибся с размерами и никак не мог втиснуть тело, а потом уже копал с запасом. Могилка получилась просторной и глубокой, одно удовольствие. Омывать тело он не стал, все-таки противно, однако протер лицо влажным полотенцем и закрыл левый глаз, удивленно приоткрытый:

(— неужели ты убил меня, ты — грязный, несчастный, плохо образованный бомж?!)

Вскоре тело Ганина, завернутое в единственную простыню, уже покоилось на своей последней постели. На груди, красным камнем вниз, лежал проклятый амулет. Упырьский наряд Василь решил не класть — к чему он на небесах?! Да и могут неправильно понять. Да и для Кларки пригодится.

А потом на мертвое тело в импровизированном саване летели куски земли, куски цемента и выковырянные булыжники. Последний раз Василь исполнял этот скорбный ритуал, когда умер отец, но еще не известно, когда его сердце больше обливалось кровью.

И лишь когда материя уже не просвечивала сквозь толстый слой земли, Василь устало присел перекурить. С явным удовлетворением он осматривал результаты работы, хотя не покидало ощущение, что он что-то забыл:

(— конечно, крестик… на первое время краской нарисую на стене, но потом обязательно поставлю деревянный, как обещал, прибью прямо над могилкой)

Баночка с краской среди скудного имущества по случайности имелась — цвета морской волны, но ничего страшного, даже не так мрачно. А вот сколько перекладин рисовать, одну, две или три, не вспоминалось. Василь решил не излишествовать и сделать одну — в крайнем случае, подрисует. Но чего-то не хватало еще. Венка? Да, но не хватало поминальной молитвы, типа Да будет земля тебе прахом!.. тьфу, черт попутал: Да будет земля тебе пухом! Н-да, не густо… Можно даже сказать — жидко.

Как и следовало ожидать, ни одной путной молитвы Василь не знал, не держал он и Библии. Да и какая же Библия выдержит соседство с такой страшной коллекцией

— ну разве что сатанинская? И тогда Василь надумал сбежать. Просто взять и сбежать. Не может же этот проклятый Голос постоянно бодрствовать и следить за ним?! Наверняка не может.

Безо каких-либо неприятных последствий Василь осторожно открыл дверь в коллектор и даже дошел до лестницы, ведущей на волю, и даже ногу на ступеньку задрал, но не тут-то: в ушах неприятно загремело, словно в них умудрились засунуть барабан вместе рок-музыкантом:

(— ах ты негодный мерзкий лгун. куда собрался?! разве так мы с тобой договаривались? а кто молитву будет читать — дядя Федя?!)

Василь отошел от лестницы и начал тихонько хныкать, оправдываясь:

(— ну не знаю я молитв, не знаю…)

(— а кто знает?)

(— ну, священник знает)

(— ну так и найди священника, и без шуточек)

Незримый рок-музыкант стукнул по барабану с такой силой, что перепонки чуть не лопнули. А затем и по тарелке шарахнул, и мозги протяжно зазвенели. Василь понял, что препираться далее бессмысленно…

Итак, где же взять этого священника?! Думай, голова! Ну, конечно, далеко ходить не надо — в церкви Божьей Матери на Покровах, благо рядом, благо нередко разгоняли ее звонкие колокола сладкие сны, пробиваясь сквозь толщу асфальта и бетона. Найдет там батюшку или еще кого в рясе и слезно попросит помолиться за несчастные загубленные души — его и покойничка. Ну не должны же отказать святые люди! Тогда, глядишь, и Голос исчезнет, перестанет доставать.

Рука снова легла на ступеньку лестницы, осторожно, словно та могла оказаться раскаленной, но на этот раз Голос смолчал. Видимо, он одобрил решение.

Священник православной церкви на Покровах, Григорий, в миру Иван Грунькин, являлся достойным слугой бога и сына его единоутробного, зверски замученного евреями-нелюдями. Достаточно добрый, достаточно миролюбивый, и веры в нем на пять мирян хватит, т.е. предостаточно. Одна лишь особенность его характера являлась серьезным препятствием на пути в райские кущи — изрядная и неистребимая похотливость, похотливость от кончика макушки до кончика кончика. Уж и стегал сам себя Григорий больно с оттягом кожаным ремешком, по старинному рецепту всю ночь смоченному в святой воде, и иголками продезинфицированными покалывал набухшие яички и сам на себя епитимью неоднократно накладывал, а все мимо, все втуне. Не существовало спасенья от плотских соблазнов, а коли так, то и душе спасенья не видать.

Нет, Григорий не совращал девушек и зрелых женщин. Точнее, совращал, но безуспешно. На лицо не Бельмондо в юности, хотя и симпатичнее ста чертей, а вот с габаритами беда. Уж больно толст! Конечно, и на такие размеры любительницы бывают, да вот где они? Хоть объявление давай.

Не совращал он и мальчиков, ибо нормальный мужик, не из педиков. Собственно говоря, ничего нехорошего в смысле подсудности он вообще не делал, ибо на эротические фантазии нет статьи. Фантазируй себе на здоровье, а всем рассказывай, какая музыка внутри звучит симфоническая. Но в помощь своим фантазиям Григорий засматривал кассетки соответствующего содержания, хлынувшие мутным потоком в истосковавшийся по сексу СССР. Они-то и подвели под монастырь.

Подвела батюшку случайность. Некоторые случайности губят, некоторые — награждают, а эта, наверняка подстроенная нечистым, сделала слугу божьего ментовским осведомителем. Противно вспоминать!

• Предыдущая
• 63/98
• Следующая