Четверо из России - Клепов Василий Степанович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/51
• Следующая

– Как же убежать, Молокоед?

– Ты что? Пока сидим тут закрытые, мы километров пятьдесят уже отмахали. Не побежишь же скорее поезда.

– Хоть бы скорее домой, – тоскливо протянула наша «глухонемая».

– Давайте лучше спать, – сказал я и стал укладываться на своей полке.

Сон не приходил. Я крутился на постели и чувствовал, что мой товарищи тоже не спят. Вагон тихо покачивало, под полом мерно перестукивали колеса, и я все же начал дремать. Обрывки воспоминаний носились передо мной, перемешивались с виденным, и получался не то бред, не то сон.

…Какая-то станция… Поезд стоит. Я высунулся из дверей вагона и спрашиваю:

– Долго стоять будем?

– Очевидно, долго, – ответили мне, – где-то впереди путь разобран партизанами.

Я пошел прогуляться по перрону. Там полно немецких солдат, которые, как потерянные, стоят вдоль путей. Странные это были солдаты! Старики и подростки, кривые, кособокие, которых не могла скрасить даже одежда немецкой армии. И вдруг я заметил среди солдат уродливую фигуру с огромным горбом, который неуклюже выпирал из-под гимнастерки. Неужели Камелькранц? Он меня узнал, и маленький Камелькранц на его спине сразу запрыгал:

– Как ты сюда попал? – закричал Верблюжий Венок и направился ко мне.

Я бросился к вагону. Камелькранц – за мной. Он бежал и горланил во все горло:

– Держите его, держите!

Я вскакиваю на лесенку вагона и чувствую, что Камелькранц ухватил меня за ногу и кричит:

– Ага, попался!

Я проснулся, за ногу меня тормошил Фольмер.

– Молодой человек! – услышал я его голос, в котором слышалось явное торжество. – Идемте!

– Куда? – невнятно произнес я.

– Без разговоров!..

Димка смотрит на меня во все глаза и за спиной Фольмера делает знак, как будто схватывает кого руками. В ту же минуту я обнимаю Фольмера обеими руками за шею и крепко прижимаю к себе его лицо. Фольмер хрипит, но руки у него свободны, и я чувствую, как он достает из кобуры револьвер.

– Ну это ты брось! – приговаривает Димка и вырывает из руки гестаповца оружие. Я вижу, как Димка выкручивает назад его руки и кричит Белке:

– Чего же ты стоишь? Помогай! Руки связывать ему надо…

Белка растерянно бегает по купе глазами, видит на спине у гестаповца ремень от планшета, крепко дергает его, и им с Димкой удается связать Фольмера. Наконец-то я разжал руки и вылез из-под гестаповца.

Поезд стоял на какой-то станции. Мы выскочили из купе, плотно закрыли дверь и побежали по вагону. Я мчался впереди, за мной Белка, и замыкал шествие Димка, размахивая пистолетом Фольмера. Когда мы поравнялись с купе генерала, дверь внезапно отворилась и из нее высунулась голова хозяина.

– В чем дело, господа? – прошамкал старик, который на ночь снимал свои зубные протезы.

Мы проскочили мимо, по крытому переходу вбежали в вагон-ресторан и на площадке столкнулись с поваром, который стоял перед открытой дверью и наигрывал что-то на губной гармонике. С широкой улыбкой он повернулся к нам. Я оттолкнул его от дверей, спустил на землю Белку и спрыгнул сам. Почти одновременно с нами выскочил с пистолетом и Димка. Шмидт побледнел и, пробормотав: «Вас ист дас?», скрылся в вагоне.

Мы бросились под стоявший эшелон.

– Где они? Где мерзавцы? – слышался голос генерала.

Около вагонов уже носились офицеры. Откуда-то взялся Фольмер и командовал солдатами:

– Живо, живо! По два в конец эшелона, остальные – под вагоны!

– Задержать! – визжал со ступенек генерал. – Вы ответите мне за мерзавцев, Фольмер!

Отовсюду слышались слова команды, доносился тяжелый стук солдатских сапог, брякали о что-то автоматы, А мы мчались вдоль товарных составов, ныряли под колеса, снова мчались, пока не впрыгнули в какой-то вагон порожняка, тихо маневрирующего по станции. Он протащил нас до стрелки и остановился, чтобы двинуться обратно по другому пути. Послышался рожок стрелочника, паровоз начал гудеть, дал задний ход. В тот же миг мы выскочили и скатились под насыпь.

Когда мы очутились в лесу за станцией и немного отдышались, Белка прошептала:

– Ну и куда мы теперь?

Да, куда же мы теперь пойдем?

Как стрелка компаса, сколько его ни верти, упрямо показывает на север, так и мы, что бы с нами ни случилось, все время стремились на Родину.

Мы бежали от Фогелей на телеге, ехали верхом на краденой лошади, шли пешком, таща на себе носилки, плыли на лодке, тряслись на автомашине, затем мчались на поезде и вот снова идем пешком. Но если прежде у нас было только одно желание: поскорее очутиться дома, то теперь нас гнала вперед тайна немецкого наступления. Во что бы то ни стало и как можно скорее надо доставить командованию Красной Армии те сведения, что мы получили в вагоне немецкого генерала.

Всю ночь мы плутали в лесу. Сначала скрывались от Фольмера, а затем, когда исчезли признаки погони, искали пути к линии фронта. А о том, что фронт недалеко, говорило все: и близкий грохот орудий, и гудение самолетов над головой, и яркие зарева пожарищ, которые немцы сеяли на дорогах своего отступления.

Светало. С кустов обильно сыпалась роса. Мы уже различали листву деревьев. Это были клены и ясени да изредка дубы. Впереди что-то засветлело, и мы ускорили шаги. Перед нами, окутанная туманом, дымилась речка. Она петляла по кустам тальника, в которых кое-где темнели деревья. Весь противоположный берег был закрыт густым туманом. Мы сели на берегу, чтобы переждать, пока солнце или ветер не разгонят серую муть за речкой.

– Ой, а что это у тебя, Молокоед? – с ужасом прошептала Белка, показывая на мое лицо.

Вся правая сторона моей физиономии была залита кровью, стекавшей на новенькую гимнастерку. Я приложил руку ко лбу и тут же отдернул. Лоб страшно болел. Я сильно стукнулся обо что-то, когда мы лазили под вагонами, но в горячке ничего не заметил.

Белка недаром еще в начале войны кончила курсы и получила значок ГСО. Она мигом потащила меня к речке, обмыла мое лицо и, взяв руками за голову, долго смотрела на нее, страдальчески сморщившись.

– Да, крепко ты ударился. Кровь течет и течет… Чем же лечить?

Она зашагала вдоль речки и вернулась с листьями подорожника. Приложив их к ране, она замотала голову какой-то тряпкой.

– Димка, нарви побольше травы!

Они устроили шикарную постель, и Белка приказала мне ложиться.

Неожиданно мы услышали крик петуха. Мы так обрадовались ему, как будто нам кричал знакомый человек. И как уцелел тут петух, когда немцы пожрали всех его братьев и сестер.

Когда туман рассеялся, мы увидели недалеко за речкой большое село. Но идти в село мы не рискнули. Попасть сейчас в руки немцев, когда мы почти уже выбрались на волю! Мы решили подождать здесь, понаблюдать за селом, а лотом уже решить: идти нам в село или обходить его стороной. До самого вечера пролежали в кустах. Потом перебрались через речку и, прислушиваясь, залегли в ближайших от деревни кустах.

Ночь прошла спокойно. Под утро мы вышли к окраине села и готовы были кричать от радости, когда увидели нахлобученные на коньки соломенные крыши, маленькие, заткнутые тряпками оконца, поросшие бурьяном деревенские улочки и застывшие в утреннем сумраке колодезные журавли.

Но на первом же шагу нас ждало горькое разочарование. На воротах крайней избы висело большое объявление:

• Предыдущая
• 47/51
• Следующая