Три розы - Гарвуд Джулия - Страница 66

Девушка подумала, что ничего более приятного она никогда не слышала.

— Какую прекрасную память вы сохранили о вашей жене! — с чувством прошептала Женевьев; голос ее дрогнул, а на глазах невольно выступили слезы.

— Простите меня, я вовсе не собирался доводить вас до слез, — покаянно сказал Джеймс. — Если вы намерены провести ночь под открытым небом, вам лучше разбить лагерь у Блю-Гласе-Лейк. Красивейшее озеро, к тому там очень спокойно. Вас никто не потревожит, — добавил он, видимо, решив сменить тему.

Вопреки ожиданиям Женевьев Адам не спешил опровергнуть предположение Джеймса о том, что они молодожены. К ее удивлению, он не сказал ни слова и, даже когда она легонько толкнула его локтем, сделал вид, что ничего не заметил.

— Мы собираемся остановиться в Грэмби, — сказал он.

— А почему это озеро называется Блю-Гласс? — спросила Женевьев.

— Потому что вода его похожа на голубое стекло, — объяснил Джеймс. — Оно глубокое, но совершенно прозрачное: с берега вы можете увидеть, как в нем резвится рыба. Некоторые любят, привязав веревку к толстой ветке, которая торчит из воды, раскачиваться на ней, стараясь прыгнуть как можно дальше. Думаю, вы сумели бы с помощью такого нехитрого сооружения нырнуть в середину озера. Мои внучки еще робеют совершать подобные подвиги, а Уилл и Элли не склонны к этой забаве.

Женевьев просительно взглянула на Адама, и он тут же отрицательно покачал головой. — Ну пожа…

— Нет! — оборвал он ее. — Мы едем в Грэмби.

От великолепия Блю-Гласс-Лейк захватывало дух.

Джеймс Медоуз нисколько не преувеличил, но Женевьев удивило, что он не упомянул о деревьях, которые по красоте и величию не уступали самому озеру. Словно высоченные стражи, они окружали воду со всех сторон. Кое-где их толстые стволы стояли так плотно, что между ними невозможно было пробраться. Длинные ветви причудливо переплелись, образовав над поверхностью воды очаровательную арку. Солнце играло на листьях, и под легким ветерком они сверкали, как алмазы.

Адам сказал, что этим дубам самое малое сто лет. Он сидел на земле, положив ружье на колени и привалившись к толстому стволу дерева, с улыбкой наблюдая за тем, как. Женевьев старается подпрыгнуть и ухватиться за веревку, привязанную к одной из нижних веток.

Пышные юбки мешали девушке, и, сделав еще несколько тщетных попыток, она бросила эту затею.

— Ну, теперь ты рад, что мы все-таки дали такой крюк и завернули на озеро? — спросила девушка.

— Просто счастлив — ведь ты вконец загнала меня, поддразнил он ее.

— Представь, что ты мог бы не увидеть этого великолепия! — воскликнула она, обведя руками вокруг. — Здесь настоящий рай!

Адам молча согласился. Он чувствовал себя так, словно попал в волшебную страну, расцвеченную трепетными весенними красками.

Адам взглянул на Женевьев и подумал, что окружающая природа служит чудесным обрамлением красоте девушки. Женевьев была сейчас так хороша, что у него перехватило дыхание.

— О чем ты думаешь? — спросила девушка, усаживаясь возле него и расшнуровывая ботинки. Почувствовав, что Адам колеблется с ответом, она быстро взглянула на него.

— О том, как глубоко ты чувствуешь красоту. И о том, что ты многое умеешь ценить.

— Научилась, — спокойно ответила она.

— Каким образом? — спросил он.

Женевьев пожала плечами, сняла один ботинок и взялась за другой.

— Семья, — прошептала она. — Столько людей проживают жизнь словно слепые. Они интересуются только собой и думают лишь о своих желаниях и страстях. Замыкаются в собственном крохотном мирке и только потом, когда уже слишком поздно, начинают понимать, как важны им были их близкие.

— Ты это испытала? — спросил он.

— Да, — ответила она. — Я была так занята собой, что у меня не оставалось времени для тех, кто меня любил. А теперь они ушли.

Услышав в голосе Женевьев печаль, Адам успокаивавшим жестом положил руку ей на плечо; когда девушка прильнула к нему, он уже уверенно обнял ее.

— Не сомневаюсь: твоя семья очень гордилась тобой, — тихо сказал Адам.

— Да, мои родные гордились мной, но я не думаю, что они меня понимали. Я редко приезжала домой, никогда не оставалась больше, чем на ночь или две. Была всегда одета по последней моде и пыталась держаться как искушенный человек. Я называла родителей «дорогая мама», «дорогой отец» и сейчас, оглядываясь назад, понимаю, как они были со мной терпеливы. Сама не знаю, на кого я пыталась произвести впечатление — на них или на себя. Я никогда не утруждала себя размышлениями об этом — слишком была занята погоней за славой и удачей. — Женевьев сокрушенно вздохнула и добавила: — Какая пустая трата времени!..

— Я уверен, что они тебя понимали.

— Возможно, — задумчиво сказала она. — А вот я их не понимала. Или не хотела понять. Мой отец посадил перед домом сад, и каждый вечер после ужина они с мамой шли туда работать и часами копались на клумбах, поливали, пололи, подрезали… Это был прекрасный, замечательный сад, в котором росли все цветы, какие только можно себе представить. Забор был весь увит красными розами. Красные розы!.. Тогда я считала, что мои родители живут ужасно скучно, а сейчас…

— А сейчас?

— Мечтаю, чтобы у меня когда-нибудь был такой сад, как у них. Я не хочу проводить время впустую. Я хочу дорожить каждой минутой и научить своих детей тому же.

— Я думал, тебя манят приключения.

— Жизнь — самое захватывающее приключение, Адпм. Оглянись вокруг. Оказаться здесь — разве это не приключение? Если бы мы поторопились в Грэмби, то ничего подобного не увидели бы. Он засмеялся:

— Замечание принято.

— Мне нравится, что здесь так уединенно. Хоть и ненадолго, но это прекрасное место принадлежит нам и никому больше.

Адам согласно кивнул. Но уединение нравилось ему и по другой причине. Озеро лежало в стороне от наезженных дорог, по которым Эзекиел с дружками гонится за девушкой. Им даже в голову не придет искать ее здесь, к тому же Адам провел Женевьев к озеру через русло ручья, чтобы не оставлять следов.

Она высвободилась из его рук и сказала:

— Я, пожалуй, искупаюсь, если вода не слишком холодная. Ты не хочешь, Адам?

— Может быть, после, — ответил он.

Женевьев отвернулась, сняла носки, потом встала и побежала к воде.

— Здесь, наверное, глубоко! — крикнула она. Женевьев приподняла юбку, вытянула ногу и коснулась большим пальцем воды, которая оказалась удивительно теплой и такой манящей, что невозможно было устоять. Будь Женевьев одна, она, не раздумывая ни секунды, сбросила бы юбку и блузку и поплыла бы в нижнем белье. Но на берегу сидел Адам. Что ж, ничего не поделаешь… Женевьев повернулась к нему лицом, взмахнула руками и… Плюхнулась спиной в воду.

Вынырнув, она услышала его громкий смех. Эхо подхватило его и понесло дальше. Казалось, что хохочут великаны-дубы, стоящие у воды. Женевьев тоже с удовольствием бы посмеялась, но ей надо было удержаться на плаву. Юбки намокли и тянули вниз. Девушка не боялась утонуть, так как купалась совсем недалеко от берега, но минут через пятнадцать или около того она совершенно выбилась из сил и поняла, что войти в воду было гораздо легче, чем выйти из нее. Сделав три попытки выбраться на берег, Женевьев сдалась и позвала на помощь Адама. Тот подхватил ее одной рукой и легко вытащил из воды.

Он не отпустил ее. Боже милостивый, он пытался, но руки, казалось, жили своей собственной жизнью, отдельной от него, и не подчинялись ему: сначала они скользнули по тонкой талии Женевьев, а потом крепко прижали ее к груди.

Мокрая одежда прилипла к телу девушки, вода потоками стекала с юбки и блузки, но Адам забыл обо всем на свете. Женевьев откинула голову назад, и он думал только об одном — как не пропустить ни одного дюйма, целуя ее прелестную шею.

Почувствовав, как бьется под ее ладонями его сердце, Женевьев почти лишилась сил от нежности. О, это он виноват в ее слабости! Он так на нее смотрит, что от его взгляда по телу пробегает сладостная дрожь… Женевьев буквально тонула в темном чувственном омуте его глаз. Собирается ли он поцеловать ее? Адам сдвинул брови, и она решила, что ничего подобного он делать не намерен, но Господи, да она умрет, если он сейчас же не прикоснется к ее губам.