Волчица и пряности (ЛП) - Хасэкура Исуна - Страница 8

На широкой улице перед постоялым двором начали появляться люди. Глядя на городских торговцев, поднимающихся на ноги даже еще раньше, чем торговцы бродячие, Лоуренс прокрутил в голове список дел на сегодняшний день. Затем он пробормотал «так», обозначив для самого себя готовность действовать.

Не то чтобы он хотел искупить вину за свой ляп минувшим вечером, но все же решил: чтобы в полной мере насладиться начинающимся завтра праздником вместе с Хоро, все простые дела надо сделать сегодня.

«В первую очередь надо продать товары из Рубинхейгена», - с этой мыслью Лоуренс развернулся лицом в комнату.

Хотя ночь осталась в прошлом, на сердце у него по-прежнему было неспокойно. Все же он решил, что пора разбудить по-прежнему спящую спутницу, и подошел к ее кровати. И вдруг он нахмурился.

Хоро частенько дрыхла до полудня, подобно какой-нибудь аристократке, поэтому Лоуренса не удивило то, что она до сих пор спит; но тут он кое-что заметил.

Того беззаботного храпа, который обычно издавала Хоро, не было.

«Только не это…» - подумал Лоуренс, протягивая вперед руку. Хоро, похоже, заметила: одеяло, которым она была накрыта, чуть дернулось.

Лоуренс осторожно приподнял край одеяла.

И тяжко вздохнул.

Из-под одеяла показалось лицо Хоро; оно было несчастнее, чем у брошенного котенка.

- Снова похмелье?

Поскольку двигать головой было для Хоро слишком мучительно, она ответила лишь движением глаз.

Больше всего сейчас Лоуренсу хотелось ее как следует отругать, но, вспомнив произошедшее минувшей ночью, он проглотил слова, вертевшиеся на языке. Кроме того, он сомневался, что на Хоро эти слова сейчас подействуют.

- Я чуть позже принесу воды попить и ведро, на всякий случай. А ты пока будь хорошей девочкой и поспи еще.

Лоуренс специально сделал ударение на словах «будь хорошей девочкой», но Хоро в ответ лишь вяло шевельнула ушами.

Даже если б он тысячу раз это сказал – Хоро просто-напросто не могла быть хорошей девочкой и делать то, что он ей говорит. Однако, судя по тому, как ей сейчас было плохо, едва ли она способна вытащить себя наружу. А значит, собраться и уйти в отсутствие Лоуренса она тоже не сможет. При этой мысли Лоуренс немного расслабился.

Разумеется, в голове Лоуренса мелькнула мысль, что все это лишь притворство Хоро; но, какой бы искусной лицедейкой она ни была, изменить по желанию цвет лица было выше ее сил.

Тщательно обдумывая все это и не заговаривая более с Хоро, Лоуренс быстро собрал все необходимое, чтобы отправиться наружу. Лишь затем он вновь подошел к Хоро, не способной даже повернуться, и сказал:

- Праздник начнется только завтра. Так что волноваться не о чем.

На полумертвом, совершенно обессиленном лице Хоро, для описания которого слово «страдание» было чересчур мягким, тотчас отразилось облегчение. Лоуренс не удержался от смеха.

Праздник явно значил для Хоро больше, чем собственные муки похмелья.

- Я вернусь около полудня ненадолго.

Уши Хоро остались неподвижны; похоже, только что сказанное было ей неинтересно.

Лоуренс в ответ на такое ее поведение мог лишь неловко улыбнуться. В это мгновение Хоро медленно открыла глаза, и уголки рта ее изогнулись в слабой улыбке.

Она явно сделала это с умыслом.

Пожав плечами, Лоуренс накинул одеяло ей на голову. Он был абсолютно уверен, что там, под одеялом, она над ним смеется.

Если даже Лоуренс и стал вновь объектом насмешек, главное, что унылая атмосфера минувшей ночи все-таки рассеялась. На душе у Лоуренса полегчало. Прежде чем выйти из комнаты, Лоуренс вновь обернулся к Хоро. Кончик хвоста, торчавший из-под одеяла, вильнул два раза; Хоро словно махала ему на прощание.

«Надо будет купить для Хоро что-нибудь вкусненькое на обратном пути», - подумал Лоуренс, тихо затворяя дверь.

***

Вообще-то любой градоправитель запрещает людям торговать, пока не прозвонит колокол, возвещающий открытие рынка; в особенности это относится к торговле непосредственно на рынке.

Однако в определенное время и в определенных случаях это правило не блюдется так уж строго.

В Кумерсоне в ярмарочные дни, чтобы как-то уменьшить толпу, заливающую рынок сразу после открытия, людей едва ли не подталкивали к тому, чтобы торговать в неурочные часы.

Именно поэтому в такую рань, когда солнце еще только начало выглядывать из-за крыш, на рынке, что занимал больше половины южной площади Кумерсона, уже было полно народу.

То тут, то там виднелись пирамиды мешков и башни деревянных ящиков; в узких проходах между торговыми палатками и лотками были привязаны куры, свиньи и прочая живность. Кроме того, поскольку в этих удаленных от моря краях Кумерсон был крупнейшим источником рыбы, время от времени на глаза Лоуренсу попадались бочки с живой рыбой, точь-в-точь как те, что вез Амати накануне.

Как Хоро приходила в возбуждение всякий раз, когда видела ряды палаток, торгующих лакомствами, так и Лоуренс не мог оставаться спокойным при виде такого разнообразия товаров.

Какую прибыль можно извлечь, если свезти такой-то товар в такой-то город? А вот этого товара так много – наверно, его здесь в избытке, а значит, и цена должна быть невысокой? Эти и подобные мысли непрестанно кружили в голове Лоуренса.

Когда Лоуренс только стал бродячим торговцем, он ничего не знал о ценах на различные товары; поэтому все, что он мог, – это бегать по рынкам наобум. Нынче же он был способен заметить множество вещей с одного взгляда.

Когда торговец познает во всей полноте тонкую, запутанную сеть взаимосвязей между различными товарами, он становится подобен алхимику.

Такое вычурное сравнение пьянило Лоуренса; впрочем, припомнив свою неудачу в Рубинхейгене, он тут же пришел в себя и вымученно улыбнулся.

Если все время идешь на поводу у собственной жадности – когда-нибудь обязательно сделаешь неверный шаг.

Лоуренс сделал глубокий вдох, чтобы утихомирить воспаривший было дух и взять себя в руки, и решительно направился в глубь рынка. Палатка, возле которой он остановился, в эти ранние часы уже работала, как и остальные. Владелец этой палатки, тоже некогда бродячий торговец, был на год старше Лоуренса. Теперь, однако, у него было свое место на рынке, и даже с навесом. Конечно, его палатка не отличалась размерами, но тем не менее он стал настоящим городским торговцем пшеницей, и это как он сам, так и все окружающие считали настоящим подарком богини удачи. Все городские торговцы Кумерсона и соседних земель подстригали бороды так, чтобы лицо их становилось прямоугольным; и с этой точки зрения лицо владельца палатки выглядело безукоризненно.

Едва осознав присутствие Лоуренса, торговец пшеницей Марк Коул изумленно заморгал, но тотчас улыбнулся и приподнял руку в знак приветствия.

Другой торговец, с которым Марк в это время общался, тоже повернулся к Лоуренсу и приветственно кивнул. Случайные знакомства нередко приводили впоследствии к хорошим сделкам, так что Лоуренс ответил своей деловой улыбкой и жестом предложил торговцу продолжить прерванный разговор.

- Ре, си бон диа мито. Вант эрржье.

- Ха-ха. Пирежье, бао.

Похоже, деловые переговоры как раз завершались. Торговец обменялся с Марком еще несколькими словами на незнакомом Лоуренсу языке и был таков. Разумеется, уходя, он не забыл улыбнуться Лоуренсу своей деловой улыбкой.

Лоуренс запомнил лицо торговца, чтобы узнать, если когда-нибудь встретит его в другом городе.

Такие вот мелочи, накапливаясь со временем, могут когда-нибудь принести нежданный доход.

Дождавшись, когда торговец, явно прибывший по делам откуда-то с севера, исчезнет в толпе, Лоуренс сошел со своей повозки.

- Похоже, я помешал твоим переговорам.

- Нет, вовсе нет. Этот тип всего лишь увлеченно расписывал мне могущество бога горы Питора. Хорошо, что ты приехал и спас меня, - с этими словами Марк уселся на деревянную скамью, свернул в свиток лист пергамента из кожи козленка и улыбнулся, всем видом показывая, как же ему надоел тот торговец.