Однажды ночью в Лас-Вегасе - Гордон Люси - Страница 8

• Предыдущая
• 8/28
• Следующая

Петра торопливо сбежала по мосткам к машине. По дороге в Афины она попыталась собраться с мыслями. Она была зла, но в основном на себя. Все ее благие намерения рассыпалось в прах от одного только его уверенного тона.

Поддавшись порыву, она набрала номер Карпоса, одного своего афинского знакомого, бывшего журналиста, которому можно было доверять.

Выслушав ее, он тяжко вздохнул:

– Все его боятся. Настолько, что не хотят даже в этом признаваться вслух, чтобы он не обрушился на них с обвинениями.

– Но это же паранойя!

– Конечно, но такое впечатление он производит. Никому не дозволяется увидеть то, что в его голове или в его сердце – если у него есть таковое. Тут мнения расходятся.

– Но разве у него не было кого-то… давно? Из другой семьи?

– Правильно. Ее звали Бригитта, но это между нами. Она умерла при невыясненных обстоятельствах. Прессе строго пригрозили, чтобы держалась подальше, поэтому ты никогда об этом и не услышишь.

– А какие угрозы ты имеешь в виду?

– Всякие, – загадочно сказал Карпос. – Один журналист начал задавать вопросы, и тут же с него потребовали выплату всех его долгов. Он оказался на грани разорения, но ему объяснили, что, если он «будет вести себя как надо» в будущем, все может утрястись. Естественно, он дал такое обещание, и все словно по волшебству уладилось.

– А потом с ним ничего не случилось?

– Нет, он бросил журналистику и занялся бизнесом. Он очень успешен, но при одном упоминании фамилии Димитриу немедленно покидает помещение. Даже если тебе что-то известно, лучше делать вид, что ты ничего не знаешь. Например, о том, что у него есть небольшие апартаменты в Афинах или Дом Приама на Корфу.

– Дом Приама? – удивленно спросила Петра. – Я слышала об этом что-то… Люди долгие годы пытались осмотреть тамошний подвал – там что-то есть, – но никому это не было разрешено. Ты хочешь сказать, что здание принадлежит ему?

– Так говорят. Только не проговорись, что знаешь об этом. Кстати, не говори ему, что разговаривала со мной, пожалуйста.

Петра пообещала и закончила разговор. Она посидела молча, понимая, что попала в затруднительное положение. Она также понимала, что существует и нечто такое, что невозможно было отрицать. По прошествии пятнадцати лет у них с Лисандросом Димитриу осталось одно незавершенное дело.

Он сказал, что будет ждать ее, – и действительно ждал у ворот гомеровской виллы. Как только ее автомобиль остановился, он распахнул его дверцу, взял ее за руку и помог выйти.

– Я ненадолго, – сказала она. – Только зайду в дом и…

– Нет. Вы и так прекрасны. Поехали.

– Я собиралась переодеться…

– Вам это не требуется. Вы красивы и сами знаете это. Так что же мы спорим?

Было что-то в этом прямолинейном высказывании, что повлияло на нее больше, чем изысканный комплимент. Этот человек не отличался светскими манерами – говорил то, что думает, и считал ее красивой. Петра почувствовала, что улыбается.

Она жестом отпустила своего шофера и пересела в машину Лисандроса.

Лисандрос не повез ее в какое-то шикарное место, как предполагала Петра. Выехав на сельскую дорогу, он остановился перед небольшим ресторанчиком. Они подошли к уличному столику – вдали виднелось море, сверкающее под луной.

– Как красиво, – произнесла Петра. – Так спокойно после всей этой сегодняшней суеты.

– Вот и у меня такое же чувство, – сказал он. – Обычно я приезжаю сюда один.

Тут подавали простую еду, блюда традиционной греческой кухни – как раз то, что она любила. Пока Лисандрос сосредоточенно изучал меню, Петра пыталась сопоставить его репутацию безжалостного тирана с тем страдающим мальчиком, которого она встретила много лет назад.

Тот мальчик был ранимым и не стеснялся показывать это до такой степени, что рассказал совершенно незнакомому человеку о предательстве, разбившем его сердце. Теперь это был мужчина, вызывающий страх, отрицающий, что у него есть сердце…

– Пятнадцать лет, – сказал он. – Так много всего произошло, и мы изменились, но в каком-то смысле остались теми же самыми людьми. Я бы все равно узнал вас.

Она улыбнулась:

– Но не узнали же!

– Так только кажется. Где-то в глубине души я узнал вас. Я никогда не думал, что мы встретимся снова, но при этом всегда был убежден, что это произойдет.

– И я тоже. Если бы мы прождали еще пятнадцать лет… или пятьдесят… я все равно была бы уверена, что мы однажды снова поговорим, перед тем как отправиться на тот свет.

Им подали фету с кусочками томатов. Просто и вкусно.

– М-м-м, – блаженствуя, произнесла Петра.

Он еле притронулся к сыру, в основном смотрел на нее.

– Почему вы тогда оказались там наверху, а не внизу, где веселилась свадьба?

– Мне кажется, я по природе своей цинична. – Она улыбнулась. – Мой дедушка говорил, что я отношусь к миру с высокомерием. И это правда. Учитывая тот дурдом, в котором я всегда жила, иначе и быть не могло.

– И что вы думаете об этом «дурдоме»?

– Мне он нравится. До тех пор, пока меня не пытаются втянуть в него слишком глубоко или воспринимать его серьезно.

– А вам никогда не хотелось самой стать актрисой?

– Слава богу, нет! Один ненормальный в семье – больше чем достаточно.

– А вашей маме известно, что вы так рассуждаете?

– Конечно. Вообще-то она первая это сказала, а мы согласились. Она прелесть, и я обожаю ее, но она живет на другой планете.

– Сколько ей на самом деле лет?

– Столько, сколько ей нужно в какой-то конкретный момент. Я появилась у нее, когда ей было семнадцать. Мой отец ушел от ответственности и просто бросил ее, и она какое-то время выживала одна. Поверьте мне, все, кто видит в ней только киноактрису, должен был бы увидеть те лондонские задворки, на которых мы обитали в то время. – Петра помолчала. – Потом объявились родители моего отца и сообщили, что он недавно погиб в дорожной аварии. Они ничего не знали о нашем существовании, пока он не рассказал обо всем на смертном одре. Они были греками, свято чтили семейные ценности, а я была единственной, оставшейся у них, родственницей. К счастью, они оказались милыми людьми, и мы поладили. Они присматривали за мной, пока Эстел занималась своей карьерой. Мой дедушка был ученым, который когда-то приехал в Англию, чтобы читать курс по истории Греции в университете. В первое время я даже не ходила в школу, поскольку он считал, что может преподавать лучше. И он был прав.

– Так что вы выросли здравомыслящим человеком? А как вы умудрились ладить со всеми своими отчимами?

– Нормально. Все они были безнадежно влюбленными и немного странными, так что мне приходилось очень стараться, чтобы не реагировать на это.

– А как с тем, в Лас-Вегасе?

– Он был честолюбивым актером, который считал, что Эстел может помочь его карьере. Когда она в конце концов его раскусила, то вышвырнула его. К тому времени она уже была влюблена в кого-то другого.

– Вы очень спокойно рассуждаете об этом. Разве эта бесконечная любовь не трогает вас?

– «Бесконечная любовь»? – Она задумалась. – Разве это любовь, когда он пытался отобрать у нее каждый пенс, или когда устраивал скандал, когда у нее бывала какая-то любовная сцена, или…

– Ладно. Я понял. Несомненно, мужской пол не производит на вас впечатления.

– Как вы догадались?

– Ну а как же ваш собственный опыт? Должны же были найтись один-два храбреца, которые отважились не обращать внимания на артиллерийские залпы, которыми вы обстреливали их?

Ее губы дрогнули.

– Конечно. Я и смотреть на них не стану, если они не настолько храбры.

– Это первое из ваших требований храбрость?

– Среди прочего. Но даже оно оказалось завышенным. Человек, за которого я вышла замуж, был профессиональным спортсменом, лыжником, выполнял смертельные трюки. Проблема была в том, что это было тем единственным, что он умел делать, и в конце концов мне стало скучно…

– Вы замужем? – осторожно спросил он.

• Предыдущая
• 8/28
• Следующая