Таня Гроттер и птица титанов - Емец Дмитрий Александрович - Страница 51

• Предыдущая
• 51/66
• Следующая

Распогодилось. Солнце сияло так возмутительно, что казалось пузатым самоваром, в котором кипело счастье. По тибидохскому парку яркими пятнами разливалась осень. В соснах скрипели старые лешаки, одревесневшие, малоподвижные, почти превратившиеся в деревья и оживавшие лишь в утренние часы на солнцепеке, когда солнце разогревало им кровь. На их плоских, похожих на пни подбородках пробивалась мелкая поросль.

Между старыми лешаками сновал малютка Клоппик и комбинировал, выведывая тайны первомира в обмен на бутылочки с ядреными удобрениями, до которых лешаки были большими охотниками.

– Эй, Клоппик! Не трави лешаков! Уши надеру! – издали крикнул ему Ванька.

Лучше бы он промолчал. Лешаки заскрипели, а малютка Клоппик рассердился и напустил на Ваньку и Таню наколдованного великана, который сам себя складывал из камней и старых коряг. Минут через десять собравший в лесу весь бурелом великан был ростом с пятиэтажный дом и оставлял за собой просеку. Как и все изобретения малютки Клоппика, он был неуязвим и, когда в него попадали боевые искры, только наливался силой, впитывая их. Клоппик, окруженный скрипучими лешаками, махал вслед великану красным в горошек платочком и нежно называл его Полудуриком.

Делать нечего: пришлось удирать. Великан сотрясал землю и осыпал их камнями и трухлявыми стволами. Избавиться от великана удалось километра через два, когда начались скалы, в которых Таня и Ванька смогли укрыться. Потеряв их из виду, великан некоторое время, шатаясь, простоял на месте, после чего рассыпался.

Таня и Ванька долго выжидали, не исключая, что великан снова соберется из обломков, и лишь после этого рискнули оставить свое убежище. К океану спускалась прижавшаяся к камням тропинка. Спускаться приходилось, придерживаясь за кустарник. Скалы крошились. Возникали маленькие камнепады. Небо было сшито с землей солнечными столбами. Столбы пронизывали сизо-черные, сбившиеся в стаю тучи, над которыми сияло небо.

Таня замечала за собой любопытную вещь. Любоваться океаном, горами, рассветом или закатом – честно любоваться, без ложных охов и халтуры – она могла от силы минут десять. Потом отвлекалась и начинала вспоминать, что вот у нее не сделано нежитеведение, и завтра Медузия Горгонова наверняка просечет это и, чтобы она не расслаблялась, напустит на нее полтора десятка разгневанных хмырей. Или что Глеб ищет ссоры с Ванькой, а это бесчестно, потому что как маг Глеб гораздо сильнее. Или что Семь-Пень-Дыр заиграл самоучитель по боевой магии, и теперь его не вернешь, потому что книга имеет семь степеней защиты от любого сглаза.

«Мелкая я какая-то! Радоваться и то вот долго не могу!» – подумала Таня, мысленно сравнивая этот чудесный и яркий мир с прежним, тусклым и выжженным.

Ей стало досадно. Захотелось подразнить Ваньку.

– А вот теперь, пожалуй, я хочу к тебе на ручки! – сказала Таня специально, чтобы полюбоваться выражением лица вконец измотанного Валялкина.

Самое смешное, что этот простак, кажется, действительно собрался ее тащить, потому что наклонился, чтобы подхватить под колени.

– Отбой! Я передумала! – рванувшись мимо Ваньки, Таня помчалась по склону вниз.

Ванька честно пытался не отставать, хотя ему это неважно удавалось. Россыпь камней, полоска редеющей растительности и – неожиданно для себя они оказались на берегу. Над океаном висела пелена мелких брызг. Вблизи малозаметная, вдали она сглаживала очертание берегов. Океан взбрыкивал внезапными волнами. Ленивые и сонные, они спокойно катились к берегу, но цепляли подводные скалы, подлетали на несколько метров и опадали.

Зализанный приливами песок побережья к середине дня бывал так идеально ровен, что по нему совестно было ходить. Песок читался как книга. Ванька то и дело наклонялся и радостно сообщал:

– Смотри! Вот эти большие и непонятные вдавлины – златорогий олень. Выглядит страшно, но это он в песок провалился. Эти две параллельные черточки – косуля. А там барсук протопал: смотри, сколько подушечек отпечаталось… А этот с длинными пальцами – белка. Если увеличить раз в сто – можно всерьез испугаться. А тут…

– Кабан! – быстро сказала Таня. С кабаньим следом ошибиться трудно. Он похож на свиной пятачок с усиками. Или, если немного поизвращать воображение, на мушкетера в маске.

– Верно! – легко согласился Ванька. – А какой кабан?

– Крупный?

– Взрослый, но не самый крупный. Года три. Хромает. Была травма передней ноги. Видишь, пальца одного сбоку нет и ступает осторожно. Неженка. Спать любит в елках.

Со следами понятными, звериными чередовались следы таинственные. Ванька останавливался и подолгу их разгадывал. Спокойно пройти мимо неразгаданного следа он не мог. Вот, извилисто прочертив песок рыбьим хвостом, проползла на берег русалка. А вот, постоянно меняя следы как перчатки, прошел к воде оборотень, любитель лунных купаний. А вот обратных его следов нет. Ваньке это не понравилось.

– Сарданапалу надо сказать! Опять старик приплывал!

– Какой старик?

– Морской. Жуткий трехметровый утопленник с круглыми глазами и бородой из водорослей. Использует неровности дна. Утягивает жертвы, топит и ест.

– Даже оборотней?

– Оборотни тоже мясо. Что за беда, если в желудке они превратятся в волчатину? – отозвался Ванька.

Они шли по берегу, перескакивая через пенные языки волн. Отбегая от волн, по берегу прыгали мелкие птички с длинными, как у трясогузок, хвостами. Вода отходила, а песок еще долго бурлил, выпуская пузырящийся воздух, прорывавшийся из внезапных трещин и отверстий. В выброшенных штормом водорослях ковром шевелились мелкие торопливые мушки.

– Помнишь? – неожиданно спросил Ванька. – Когда каникулы только начались, я прилетел к тебе в Москву. Мы стояли у дороги и пускали через шоссе скомканную газету. Ты не забыла?

– Э-ээ… ну…

Таня была уверена, что не вспомнит. Все воспоминания, связанные с Ванькой, полетами и драконболом, остались у двойника. Ими двойник не делился. Они составляли для него самое сокровенное. Но… произошло чудо. Со дна памяти, точно бочка с палубы утонувшего корабля, всплыла яркая картинка.

– А, да! Мы смотрели: попадет газета под колеса или проскочит!

– И загадали: если проскочит, мы будем вместе! – обрадованно закончил Ванька. – А теперь скажи мне одну вещь. Она меня давно волнует. Это ты перенесла по воздуху тот рыжий дамский автомобильчик?

– Я думала, ты. Я не Гуня, чтобы машины таскать…

Ванька улыбнулся.

– Если честно, я не уверен. Я только понял, что автомобильчик оторвался метра на два, а потом бережно опустился на асфальт. Помню: женщина после выскочила, стала бегать вокруг машины, оглядывать асфальт, колеса.

– Но ее машина едва не задавила нашу газету! – сказала Таня.

– Да, едва не задавила! – повторил Ванька.

Танька насторожилась. Голос Валялкина показался ей возмутительно счастливым. Еще возомнит невесть что. На всякий случай она взяла левее, пропустив между ними полоску песка.

– Ну хорошо. Газету мы спасли. И куда ты клонишь? Чего ты хочешь?

Ванька остановился.

– Чтобы ты пошла за мной. Однажды поверила бы и никогда не оглядывалась бы назад. Никогда не пожалела бы об этом. Ни сейчас, ни в зрелости, ни в старости.

Таня присела на корточки, разглядывая бурлящий воздухом песок. Таких слов она никогда прежде не слышала. Глеб сказал бы иначе. Что-нибудь про страсть. Про старость он вообще не упоминал бы. Старость и смерть – некозырные темы.

– Может, тебе еще и душу в газетку завернуть? – предложила она.

Валялкин не стал отказываться.

– Да. В ту, что мы пускали через шоссе.

Таня долго молчала. Потом вспомнила, что ищет гусениц по приказу Бейбарсова, которого вообще-то непоследовательно ненавидит.

– В тибидохском парке есть черный цветок. Как-нибудь я тебе его покажу. Если хочешь, поговорим о любви там.

К полудню они добрались до перешейка, где Ванька планировал искать полосатых гусениц. Песок постепенно переходил в потрескавшуюся землю, лежавшую на каменном языке скал. Здесь рос колючий кустарник с мелкими яркими цветами. По цветам деловито ползали черные, мелкие, сердитые жуки.

• Предыдущая
• 51/66
• Следующая