Многоэтажная планета - Суханова Наталья Алексеевна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/27
• Следующая

— Ба! — сказал Козмиди. — Чего это они тащат?

Но тут же стал очень серьезен.

— А ведь это не нога, — сказал он, рассмотрев их трофей как следует. — Это личиночная шкурка ноги. Наш призрак линяет подобно земным насекомым. Это твердая слинявшая шкурка, сохраняющая форму ноги.

Сергей Сергеевич уже фотографировал ее во всех ракурсах. Заряна готовила специальный раствор, чтобы мумифицировать ее. Козмиди набрасывал примерный портрет обладателя этой ноги. Готовили срочную передачу на Землю.

— Постойте, — сказал Михеич. — А как же мы назовем это насекомое, этого флюидусянина?

Козмиди пошутил:

— Может быть, подождать, пока они сами скажут, как называются?

— Шутки в сторону — сказал Михеич. — Название все-таки нужно. И срочно. Полагаю, честь назвать открытый на Флюидусе вид принадлежит по праву Матильде Васильевне. Матильда Васильевна, предлагайте название!

У Ани было заведено в детстве называть своих кукол по имени тех, кто дарил их. Ученые имеют свой обычай — честь назвать обнаруженный вид принадлежит открывателю. Были, правда, Некоторые сомнения — считать первооткрывателем Бабоныку или Тихую, ведь именно Тихая первая заметила странное это существо. Однако она только видела, да и то не четко, в то время как по шкурке ноги, обнаруженной Матильдой Васильевной, можно было уже достоверно судить, что собой представляет обитатель Флюидуса!

Все наперебой объясняли Бабоныке, что это значит — назвать вид и почему именно ей выпала такая честь. Матильда Васильевна слушала, закинув ногу на ногу и обмахиваясь сандаловым веером, и хотя вид при этом у нее был очень забавный — в спортивных штанах, с зеленоватыми кудряшками над стареньким лицом, — никто и не думал улыбаться. Ей начали даже предлагать на выбор названия:

— Бабоныкус!

— Фантомус! (что значило — Призрачный).

Аня крикнула:

— Матиль!

Царственным жестом Матильда Васильевна подняла руку:

— Довольно разговоров! Я называю его де-фи-липп!

На корабле, конечно, знали, что некогда, в молодости, был у Матильды Васильевны роман с неким очаровательным молодым человеком по имени де Филипп. Почему-то Они расстались, но ничто последующее не изгладило из ее памяти этого образа.

— О-о, — говаривала подчас Матильда Васильевна, — на Земле несколько миллиардов людей, но второго де Филиппа не было, нет и не будет.

— Ну что ж, — сказал Михеич, — дефилиппус так дефилиппус! Да здравствует любовь, которую помнят всю жизнь.

«Вот и я так же люблю Фиму», — подумала вдруг Аня, хотя до этого никогда не задумывалась, как называется ее привязанность к Фиме.

— Да здравствует любовь, которую помнят и на иной планете! Качать Матильду Васильевну! — крикнула Заряна.

— Мон дье! Вы с ума сошли! — вскричала Бабоныка, хотя глаза ее блестели не испугом, а удовольствием. За весь вечер она не перепутала ни одного слова — так хорошо ей было!

Качали ее очень осторожно — даже кудряшки не растрепались, — просто приподнимали и опускали, как в кресле. И даже не знали, что уже началась передача для Земли.

Но, видимо, это было последнее, хотя и самое большое торжество Бабоныки.

Тщетно Заряна применяла самые сильные препараты против склероза и старости — ум Матильды Васильевны становился все слабее. Она с Трудом отпускала от себя Аню, плакала, когда та уходила. Жаловалась, что ее отравляют запахами, и требовала духов в таком количестве, какого не было на всем корабле. Она уверяла, что за ней следят. Или же — что ее зовет де Филипп, а они не пускают к нему.

Утешить Матильду Васильевну можно было только духами, сандаловым веером да лиловым Аниным скафандром, который почему-то ей очень нравился.

— Это королевский цвет, — говорила она важно. — Это любимый цвет королей и моего дорогого де Филиппа. Антр ну, моя милая, но он ревнует меня к нашему дорогому… как его… Ах, у меня все путается в голове от этих ужасных запахов! Девочка, я забыла, как тебя зовут, но я отдала тебе всю жизнь. Пожалей меня, спаси от этих запахов! Почему за мной все время следят? Спаси меня, деточка, мне так тяжело!

Аня плакала. Никогда в жизни не была она так несчастна. Но она еще не знала, что худшее впереди.

Чуть не каждый день теперь приносил открытия.

У них, был уже не один, а несколько снимков огромного насекомого, названного дефилиппусом. Сергей Сергеевич и Володин только сокрушались, что снимки нечеткие. И опять они думали и мастерили — совершенствовали аппарат и пленки. А уж какие споры над снимками разгорались. Спорили о том, как все же передвигается дефилиппус. Потому что иногда над насекомым расправлялось что-то похожее на большой плавник или крылья, иногда же оно пролетало на чем-то вроде веревки… Спорили, покрыт ли дефилиппус ороговевшими чешуйками или же шерстью. Рассуждали о том, как он дышит, какие у него возможны органы чувств. А главное — как и почему возбуждает он вокруг себя электромагнитную тряску. Только о разумности дефилиппуса не спорили, даже вопроса не поднимали: Аню же страшно интересовало именно это.

На ее вопрос, не может ли статься, что это разумное существо, Тихая безапелляционно ответила:

— Еще чего — оно насекомое, и все тут! Почему мне известно? А по глазам! Нету в его глазах никоторой мысли!

На Флюидусе, считала Аня, наступало самое интересное, но Михеич все реже разрешал ей теперь участвовать в экспедициях — требовался постоянный присмотр за бабушкой Матильдой.

В тот день Аня проснулась от ранней побудки, но, вспомнив, что ей сегодня велено оставаться на корабле, снова задремала.

Проснувшись окончательно, она негромко окликнула:

— Бабенька!

Ответа не было.

Застыдившись, что, пока она спит, бабушка Матильда кому-то мешает, Аня быстренько оделась и отправилась на поиски. Она заглянула в ближайшие каюты, в столовую, на кухню, в библиотеку — бабушки Матильды там не было. Аня побежала в командный отсек, как вдруг раздался сигнал тревоги.

— Что случилось? — крикнула она чуть не наскочившему на нее Сергею Сергеевичу, а тот остановился со всего разбега и уставился на нее.

— Что случилось? — повторила Аня.

Ничего не отвечая, Сергей Сергеевич схватил ее за руку, расцеловал в обе щеки и потащил за собой, бормоча что-то невразумительное.

«Может быть, — подумала Аня, — бабушка Матильда подняла панику, что со мной что-то случилось, меня не застали на месте и вот дали тревогу!»

Однако и в командном отсеке бабушки Матильды не было, а дежуривший там Володин так уставился на Аню, что даже хмыкнуть забыл.

— Да что это с вами со всеми? — рассердилась Аня. — Почему тревога? Где моя бабушка?

Вместо ответа Сергеев с Володиным набросились с вопросами на нее:

— Когда ты вернулась на корабль? Почему не предупредила группу?

Аня не успела и слова молвить, как в динамике раздался голос Михеича:

— В чем дело? Почему Аня ушла с группой? Я не разрешал.

Оттолкнув Володина, Аня крикнула:

— Я никуда не уходила! Я ничего не пойму! Где моя бабушка?

Сигнал наконец умолк. Горели только красные глазки: «Тревога! ЧП!» Все казалось багровым в их свете. Аня еще ничего не понимала, но сердце ныло нестерпимо.

— Утром, — доложил автомат шлюзовой камеры, — три человека с роботами вошли в капсулу, после чего капсула отправилась в заданный район.

Автомат перечислил состав группы, и пораженная Аня услышала свое имя.

— Мой скафандр! — крикнула она и бросилась в каюту.

Скафандра на месте не было.

Утром, пока Аня спала, Бабоныка нарядилась в ее «королевский» лиловый скафандр и вышла в коридор. Все на корабле знали цвета скафандров каждого. И автомат шлюзовой камеры регистрировал группу по цвету скафандров.

Козмиди, нагнав лиловый скафандр в коридоре, еще поторопил: «Долго спите, девушка! Скорее, Анечка, мы опаздываем!» И даже подкрутил гермошлем, не разглядев в неверном флюидусовском свете лица за стеклом.

• Предыдущая
• 14/27
• Следующая