Хромой странник - Рымжанов Тимур - Страница 58
- Предыдущая
- 58/62
- Следующая
– Слухи все равно дойдут, только стар он уже, и вся власть, как я понимаю, у бояр. А бояре, те и с моей торговли тоже мзду большую имеют, так что пока мне перечить им не с руки.
13
Предстоящая зима и холода заставили поселенцев значительно ускорить многие дела. Кто спешно дома достраивал, кто склады. По привычке заготовили дров да припасов. От прежней Железенки за неполный год только мой дом да кузница остались без изменений, да и те конюх Пахом, что из дворовых Ярославны, подладил да привел в порядок. Население сильно прибавилось. Как-то само собой получалось, что приходили в мою крепость большей частью люди одинокие, неженатые, беглые. Но я ни кому не отказывал, лишь к новичкам какое-то время верных людей приставлял, чтоб убедились, что не засланные. Поголовье скота – лошади, быки; домашняя птица, – все это появлялось как по волшебству. Такое впечатление, что сельчане держали в глуши еще по одному хозяйству, подальше от любопытных глаз. Я-то их налогами вовсе не обкладывал. Это у них был условный рефлекс, выработанный годами бесконечных поборов и притеснений. Дал мне от семьи молодого отрока в мастерскую – вот и весь налог.
Да на поверку получалось, что при дележе прибыли этот самый отрок всю большую семью и кормил, так что припасы да одежду, утварь да инструмент проще оказывалось купить, чем самому делать. Вот тебе и задатки индустриального общества.
А в этом самом обществе кто не со всеми, тот против всех. Будь индивидуален сколько угодно, будь талантлив и самобытен, но знай свое место и свое дело в общем механизме. Бездельников и лоботрясов терпеть никто не будет. Вот и оборотень, теперь живущий у нас, как диковинка в зоопарке, был обузой. Если бы не разговорил его дед Еремей, так я бы, наверное, и не знал, что с этим психом делать.
– Скажи-ка мне, мил человек, ты себя волком считаешь? – вопрошал я, не отрываясь от дел в своей мастерской.
Косматый оборотень, наотрез отказывающийся мыться и принимать из рук приготовленную пищу, смотрел на меня злобно и с явным вызовом, и это притом, что был скован цепями и находился под присмотром пяти охранников.
– Нет никакой разницы, коварь. Ты ведал тайное, потому меня сыскать да словить смог. Хитер, жесток. Но я на тебя зла не держу.
– Ваша стая людей подрала! Моих людей! – пояснил я, повышая голос. – Что вам, дичи мало было?
– Мои бы не стали, то одиночка…
– Что значит твои? Ты что же у них вроде вожака?
– Я и есть вожак. Каждый в стае слепым щенком мой дух помнит, каждого на руках выносил, выкормил. Хилым матерям добычу приносил! Все они мои дети!
– Не хочешь же ты сказать, что поэтому волки окрест моей крепости вьются, что ты им как отец родной, чуют тебя.
– Ты, коварь, должен ведать…
– Я-то ведаю! Да вот только ты мой пленник, в моих оковах! Я тебя словил, вот и говорю с тобой только потому, что решаю, что делать стану.
– Кровь мою возьмешь, дети мои мстить станут. Проклянут твое место, как прежде уже было, до той поры, пока ты, коварь, в мое селище не пришел и его не взял.
– Так вот, значит, кто тут всю зиму ошивался! Твой это был прежде дом. Не нужна мне твоя кровь, косматый, но и отпустить я тебя не могу. Волки твои мне все дело портят…
– Волки, они… они просто волки, – почти прошептал оборотень и приуныл, опуская голову.
За год работы моя мастерская сильно изменилась, обзавелась множеством инструментов, таинственных приспособлений и устройств. Молва обо мне шла волной по краям и землям, по дозорам и поселениям, городам и монастырям, во все стороны света. Малый срок, а я уже успел заявить о себе, обзавелся женой, людьми, оружием, производством. Привадил купцов, мастеров, ремесленников. Вот и продолжать надо в том же духе. Прозвали меня коварем. Сочли опасным, хитрым, жестоким, так пусть так оно и будет. Не знаю, почему, но в тот момент мне вдруг подумалось, что странный, чудаковатый оборотень может стать еще одним свирепым оружием в моих руках. Дерзким, сокрушительным, опасным. А всего-то надо было сменить плюс на минус. Поменять знаки!
– Хочешь вернуться в свое родное селение, в Железенку, не пленником, а вольным? – спросил я оборотня, откладывая молот и клещи на верстак.
Пленник поднял глаза, и я почувствовал, что он цепляется за слова, за любую возможность выжить, но и подвоха ждет. Не такой уж он и дикарь, как я посмотрю. Охраняющие его люди, те, что держали цепи, оторопели, стали переглядываться, только дед Еремей хитро прищурился, буравя меня колким взглядом.
– Отпущу я тебя – лучше не станет. Кто-нибудь из моих людей или боярская челядь, а все одно изловят всю твою стаю. С потерями, с жертвами, но не дадут жить. Это уж ты мне на слово поверь. Но могу я тебе предложить вот что: поставлю я на болотном острове крепость, обнесу частоколом от посторонних, тебя, чумного, прикормлю, приважу, а ты своих волчат собирай да держи всех в одном месте. Загон поставлю большой, так что будет, где разгуляться. Коль ты им как вожак стаи, то совладаешь. Лесного зверя бейте, сколько нужно будет. Загон тот не тюрьма, а убежище. Людей тебе в подмогу дам, чтобы охраняли зорко. А когда мне надо будет, я тебя со всей стаей на подмогу позову. Придешь?
– Приду, батюшка, – ответил оборотень еле слышно, но сразу же, без раздумий.
– Детей твоих в обиду не дам, каждому крепкий доспех скую, чтоб вражий меч не взял, чтоб стрела не достала. Звери сильные, а с броней еще сильней станут. В добыче отказа знать не будете за службу свою.
– Сделаю, батюшка. Верней пса дворового тебе служить стану, коль детей моих при мне оставишь да резать не велишь.
– Соберешь вокруг себя стаю – знайте только, резвитесь. Будет у вас крепкое убежище, будет добыча и служба.
– Да как же так! – возразили было Захар да Гаврила, обиженные волками и жаждущие мести.
– Молчать! – рявкнул я, да так, что даже дед Еремей, отродясь не пугливый, ссутулился и отпрянул. – Хотите крови?! Мести?! За кого? За семьи и родных? А что ж тогда ему не даете право мстить?! Местью можно только небо прогневать! Вогнать себя в больший грех, чем если бы просто простить! Зверь не повинен в том, что голоден, таким его создал Бог! Он и человека сделал сильным, разумным и вложил душу живую, человеческую, а не звериную! Кто хочет мести, может перестать называться человеком!
Похоже, что эта короткая проповедь возымела некоторый эффект, поскольку и Захар, и Гаврила немного остыли. Тем более что не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: на этих волков с оборотнем во главе я имею собственные виды и никому не позволю указывать, как следует поступать. Они давно уже смекнули, что я имею силу и возможность принимать решения самостоятельно и самому же воплощать их в жизнь.
Мужики собрались у пристани, обсуждали подзабытую уже было охоту на волков, сплетничали, гудели, как встревоженный пчелиный рой.
– Вот мы пришли к тебе, потому как пошло издревле: нам, землякам, надо держаться вместе, – начал речь один из старейшин, явившихся с Гусиного озера. – Нет памяти на нашем веку, чтобы чужак, варяг, коварь, стал бы защитником, дани не беря. Мы тебе людей и работу даем. Ты нам хлеба да товар, да гривен, коих из нас многие отродясь и не видывали. А в толк взять все не можем, что за светлый дух тобой правит или кривда злая ведет. Изведаем с тобой лиха или благоденствовать станем. Все же зло твое дело, всем ведомо: волков пожалел, оборотня привадил, гром-камень сотворил, железа тугого, казарского, наворожил, а нам невдомек…
– Вот слушаю я вас, старики, и сам не пойму, чему вы так удивляетесь. Ставил я мастерскую по своему собственному разумению, нашлись подручные да помощники – милости просим. Пришли убежища просить – грех выгнать. Однако нет среди вас ни ратников, ни стрелков, охотников добрых – и десяток не сыщешь. Все дети малые, бабы, старики, хоть и крепкие, да случись чего – не сдюжат. Пять сотен людей с гостями да пришлыми. А если не сложатся у нас договоры с соседями? А как придут дюжей ратью нас побивать да грабить? Что ж вам, горемычным, сызнова в раменье подаваться, новую жизнь ставить? Не пристало славянам жить, словно кочевники! Не казары мы и не половцы! Дом ставьте крепкий, двор широкий, растите детей, учите мудрости вашей древней, а мне дайте свое дело делать. Не ради себя ведь стараюсь. Был бы зол на мир грешный, взял бы жену да подручных и ушел бы восвояси, стал бы жить сам по себе, никому не должный. Или неправда слова мои?
- Предыдущая
- 58/62
- Следующая
