Тринадцать полнолуний - Рок Эра - Страница 66

— Влад! Боже мой! Что ты наделал?! Как ты мог?! Как теперь мне жить с этим?!

Услышав приближающийся людской гомон, он приподнял голову и оглянулся. К нему подбегали ребята, с которыми он говорил на ступенях. Они, видя состояние Генри и выражение его лица возле училища, почувствовали недоброе и бросились за ним вдогонку. Все остолбенели от увиденного. Каждый понимал, что уже ничего исправить нельзя. В едином порыве, ребята подошли к дереву, но не знали, как подступиться к висевшему телу Влада. Никто, никогда в жизни ещё не видел столь страшной картины. Кто-то из них влез на дерево, чтобы ослабить петлю, остальные приняли мёртвое тело внизу. Самые крепкие взяли с четырёх сторон, и процессия двинулась в сторону училища. Генри поддерживал голову друга.

На парадной лестнице учебного корпуса стоял почти весь состав училища. Все расступились, освободив проход. Кто-то поставил в коридоре стулья, тело Влада положили на них. Курсанты, обступив со всех сторон, молча смотрели на чудовищную правду смерти. Она была первой, неожиданной, нелепой, поэтому повергла в шоковое состояние всех. Генри чувствовал на себе недоумевающие, вопросительные взгляды товарищей. Подняв голову, он оглядел мутным взглядом ребят. От сиюминутных объяснений его спасло движение в конце коридора. В звенящей тишине шаги начальника училища и нескольких офицеров звучали как громовые раскаты.

— Что здесь происходит? — голос полковника Малиновского вывел всех из оцепенения, — я повторяю, что происходит?

— Мы нашли его в лесу, — тихо сказал кто-то.

— Кадет Яровский, мне кажется, вы были дружны с Загорвовичем. Жду вас в своём кабинете для объяснений, — громко и чётко произнёс полковник, повернулся и чеканным шагом пошёл назад по коридору.

Но Генри было не до разговоров. Первое замешательство, отчаяние и боль теперь сменились яростью. Он твёрдо знал, что должен сделать сейчас в первую очередь.

Он выбежал из корпуса и бросился в соседнее здание. Словно по наитию, ведомый чьим-то указанием, он взбежал по лестнице на второй этаж, безошибочно распахнул дверь одного из кабинетов и остановился. Возле окна, сложив руки за спиной, покачиваясь на носках, стоял Людвиг Юшкевич.

— Ну, что же вы, входите. Я ждал вас, — не поворачиваясь, сказал он. Генри, с горящими от ненависти глазами и сжатыми кулаками, решительно двинулся к нему. Ослеплённый яростью, не задумываясь о последствиях своего поступка, он был твёрдо уверен, что в праве привлечь к ответу само зло, которое олицетворял Людвиг. Безжизненное тело друга стояло перед его глазами. Он решил, именно сейчас нужно поставить точку в коварной деятельности Людвига, убить, уничтожить это чудовище во плоти человеческой.

— Остыньте и возьмите себя в руки. От вас прямо пышет яростью и негодованием. Но я не намерен воспользоваться вашим состоянием и вступить в рукопашную. Наш разговор, действительно, не терпит отлагательств. Жду вас в полночь на полигоне, — спокойно сказал Людвиг и вышел из кабинета, оставив Генри в полном недоумении.

Генри даже рта не успел открыть. Уравновешенный, совершенно неиспугавшийся Людвиг своим спокойным и чётким голосом, будто наложил печать на уста Генри, не дав ему вымолвить ни слова. Своей короткой, не терпящей возражения речью, Людвиг словно окатил его студёной водой из ведра, мгновенно погасив полыхавший пожар ненависти в душе Генри. Он в полной прострации вышел из кабинета и, пройдя по гулким, пустым коридорам, оказался на улице.

Никто не встретился ему на пути, он побрёл в лес. Ноги сами вынесли его на поляну с тем философским деревом, ставшим убийцей. Генри остановился, страшная картина снова встала перед его глазами. Он зажмурился, чтобы стереть это наваждение, сел на землю и уткнулся лицом в колени. Слёз уже не было, лишь ноющая боль под левой лопаткой отдавалась во всём теле. Как долго просидел в таком положении, он не знал. Но вдруг, какое-то смутное чувство, предчувствие вынудило его поднять голову. Возле дерева, словно спустившееся с неба, стояло мутно-светящееся облако. Медленно становясь прозрачным, как марево в жаркий полдень, что поднимается над землёй, оно стало принимать очертание человеческой фигуры, фигуры Влада Загорвовича.

— Боже, боже мой! Влад! — хотел кинуться к нему, но, не чувствуя ног, только и смог прошептать Генри.

А тем временем, прозрачно-призрачная фигура Влада становилась чётче и Генри удалось разглядеть полные ужаса и отчаяния глаза друга, его шевелящиеся губы. В голове Генри зазвучали произносимые Владом слова:

«Господи! Господи, за что?! За что ты дал испытать мне эту боль?! Почему ты так жестоко обошёлся со мной? Я так любил её, она моя жизнь. Но как же так? Ведь она тоже любила меня! Куда ушло её чувство? Нет, нет теперь всё бессмысленно! Мне не зачем жить без неё! Всё рухнуло! Планы, надежды канули в небытиё и покрылись пеплом! Я умер, я уже умер, во мне всё умерло! Пустота! Зачем мне это тело, которое никогда теперь не сможет почувствовать сладкую, любовную негу! Всё, решено, я не вижу своё будущее без неё! Там тьма и холод! Зачем, зачем мне жить? Надо покончить с этим здесь и сейчас. Вот, вот сейчас всё и кончится! Уйдёт боль и мука. Прими господь в свои объятья мою страдающую душу. Боже! Боже, что это? Как страшно! Кто, кто это говорит со мной? Ангелы? Демоны? Где, где свет? Почему всё покрыто мраком? Кто вы?! Чистильщики? Бред, бред?! Вздор! Боже, вы ужасные, чудовищные?! Что?! Вы пришли за мной?! Нет-нет, это не правда! Так не должно быть! Нет, нет, не трогайте меня?! Господи, как холодно! Генри, друг мой, помоги, помоги мне! Мама, мамочка моя! Нет, нет, я не хочу! Жить, жить, свет, дышать! Я, я не хочу! Господи, я …»

Ошеломлённый услышанными мыслями Влада, Генри во все глаза смотрел на то, что стало твориться с полупрозрачной фигурой Влада. Его рука потянулась к горлу, пальцы скрючились, растопырились, видимо, пытаясь исправить непоправимое. Но всё уже было тщетно. Фигурка стала исчезать, словно рассыпаться на мельчайшие частички и таять, пока не растворилась в воздухе.

Генри, завороженный этим зрелищем ещё долго не мог прийти в себя. Он чувствовал, как всё похолодело у него внутри. Когда чувство реальности вернулось к нему, он, превозмогая невыносимую усталость и, неизвестно откуда появившуюся, боль во всём теле, поднялся с земли, шатаясь, подошёл к дереву. В голове была звенящая пустота. Ни одной мысли, не желания понять и обдумать случившееся, услышанное и увиденное. Луч солнца пронизал крону дерева и упал на траву, как раз под тем местом, где оно раздваивалось. Что-то блеснуло там, больно резанув по глазам Генри. Он нагнулся, раздвинул стебли и увидел серебряную цепочку с крестиком и маленьким кулончиком. Подняв с земли находку, Генри приблизил её к глазам и смог рассмотреть. Это был нательный крестик Влада. Открыв крышку кулона, Генри обнаружил в нём маленький карандашный рисунок, на котором были изображены он и Влад.

Рисунок был сделан рукой самого Влада, отличавшегося большим талантом художника. Генри сжал находку в руке и побрёл в училище. Солнечный диск упал за горизонт, спустились сумерки и погрузили мир в преддверие ночи.

Тело Влада уже перенесли в подвал, почти ничто уже не напоминало о трагедии. Уже была дана команда отбоя, но в спальне никто не спал. Генри вошёл в комнату, только по притихшим кадетам, молча встретившим Генри, можно было понять, что они хотят услышать от него хоть какие-нибудь объяснения.

— Генри, скажи нам, что произошло? Почему он сделал это? — робко спросил кто-то. — Ребята, прошу вас, мне слишком тяжело сейчас. Вы же знаете, мы были с ним как братья, — тихо произнёс Генри.

— Вот именно, поэтому мы ничего не понимаем, как ты допустил это? Почему ты не остановил его?

— Я сам не ожидал такого. Для меня это страшная, чудовищная нелепость. Я не готов сейчас что-либо рассказать вам.

Генри обвёл взглядом всех, упал на свою кровать и уже не увидел, как переглянулись ребята. Пережитое за день никого не оставило равнодушным и не давало уснуть. То здесь, то там раздавался шепоток обсуждений. Но к полуночи все угомонились. Не спал только Генри. В полночь он тихо выскользнул из спальни и направился к полигону на встречу с Людвигом.