Тринадцать полнолуний - Рок Эра - Страница 65

— Я так и думал. Ты подлец и негодяй, я ненавижу тебя, ты растоптал мою жизнь, — тихим, сдавленным голосом, почти прошептал Влад.

— Влад, что ты говоришь, в чём я виноват? — Генри опешил.

— Будь ты проклят! Ты ничтожество, лживая, мерзкая тварь! Я убью тебя! — Влад поднялся из-за стола, сжал кулаки и бросился на Генри.

Генри, не ожидавший такого всплеска, не успел перехватить занесённую руку и получил сокрушающий удар по лицу. Видимо, хрупкий и не очень крепкий физически Влад вложил в этот удар всю свою силу и ненависть, Генри не смог удержаться на ногах и рухнул, как подкошенный, на пол. А Влад, схватив стул, приготовился к новому удару. Вскачив на ноги, Генри уже смог увернуться от летящего в него стула и отскочил в сторону.

— Господи, Влад, опомнись! Что ты делаешь?! Ты с ума сошёл что ли?!

— Я так верил тебе! Ты был самым дорогим человеком для меня. Посмотри сюда, как ты мог?! Ты, ты… — Влад, схватив со стола письмо, бросил его в лицо Генри и выбежал из класса.

Генри, совершенно не понимая в чём дело, поднял письмо с пола. Развернув листок, Генри, к своему удивлению, увидел, что он совершенно чист. Только в самом низу, красивым почерком была написана одна фраза: «Между нами всё кончено. Я люблю Генри, а он любит меня. Прощай». Генри смотрел на эту строку и слова комом застряли в горле. «Но ведь это совершенно нелепо! Это какая-то ошибка!» подумал он и пришёл ещё в большее замешательство, когда под лучами солнца, падающего из окна на листок, строчка стала бледнеть, пока не исчезла вовсе.

— Влад! Влад, подожди, постой! Это чей-то глупый розыгрыш! — закричал Генри.

Он выскачил в коридор и побежал искать Влада. Пробегая по коридору, заглядывал во все классы. Как назло, ни кто не попался ему на встречу, что бы спросить о друге. Коридор заканчивался выходом на улицу. Выбежав на прохладу весеннего дня, он остановился, озираясь вокруг. Невероятным был тот факт, что всегда оживлённая в послеобеденное время, лужайка перед входом, была безлюдна. Занятий не было, но куда запропастились все учащиеся, улучавшие любую свободную минутку, выйти и побродить под лучами весеннего солнца? Генри, чувствуя тревогу, оглядывался по сторонам и в дальнем конце аллеи заметил чью-то удаляющуюся фигуру. Интуитивно поняв, что это Влад, Генри бросился догонять его. Отбежав на некоторое расстояние от учебного корпуса, он почувствовал спиной чейто взгляд. Остановившись на мгновение, как от толчка, он оглянулся. В дверях корпуса, сложив руки за спиной, покачиваясь на носках вычищенных до блеска сапог, стоял, улыбаясь, Людвиг Юшкевич. Генри, моргнув глазами, словно прогоняя наваждение, снова посмотрел на порог училища, но Людвига уже не увидел. «Что за наваждение?! Прямо какая-то навязчивая идея!» подумал Генри и бросился догонять друга.

Влад то шёл, то бежал. Когда Генри окликнул его, он оглянулся и побежал ещё быстрее.

— Я не желаю видеть тебя! Оставь меня в покое! — кричал на ходу Влад. Генри едва удалось догнать своего друга. Поймав Влада за руку, он развернул его лицом к себе и, схватив за плечи, встряхнул.

— Ты сошёл с ума! Твои обвинения не имеют под собой никаких оснований! Посмотри, посмотри сюда! Это абсолютно пустой листок! Что тебе там привиделось? Я смог только прочитать последнюю фразу, но она странным образом исчезла, как только солнечные лучи попали на неё. Это чей-то дурацкий розыгрыш, нелепая, злая шутка! Я ни в чём не виноват перед тобой! Опомнись! — кричал Генри, тряся друга за плечи.

Влад, как тряпичная, бесформенная кукла, мотал головой из стороны в сторону. Когда Генри перестал трясти его, он поднял на него глаза, полные слёз. Генри отшатнулся, лицо Влада представляло собой смертельную маску: безжизненные, мутные глаза, серая бледность и бескровные губы. Было совершенно очевидно, он находиться сейчас в пограничном состоянии, между жизнью и смертью. Генри, не зная, что делать и что сказать другу, молча показал ему чистый листок. Влад, невидящим взглядом, смотрел не на листок, а куда-то, сквозь Генри.

— Нет, ты должен смотреть и видеть, что та надпись исчезла. Я не при чём. Да пойми же, наконец, это всё обман, просто обман зрения. Всё обстоит совершенно по другому, — Генри сначала хотел рассказать Владу о письме Камиллы, но, видя состояние друга, решил промолчать сейчас, понимая, что всё сказанное будет истолковано иначе.

— Давай вернёмся. Тебе надо успокоиться и прийти в себя. Влад, мой добрый Влад! Как ты мог подумать, что я причиню тебе такую боль. Пойдём, пойдём к ребятам, — Генри потянул Влада за руку.

Влад, еле передвигая ноги, двинулся следом. Генри, приобняв его за плечи, начал что-то говорить и говорить ему, плохо понимая смысл своих слов. Он только нутром чувствовал, что молчать сейчас губительно для них обоих. Нёс околесицу, болтая, как гимназистка. Влад, по всей вероятности, совершенно не слышал его, он то улыбался, то хмурился. Потом остановился и посмотрел на Генри долгим взглядом. Генри, смутившись под этим пристальным взглядом, опустил глаза.

— Влад, помнишь, я говорил тебе о своём сне. И твой сон вторил моему. Здесь причина и подсказка. Это письмо подделка, фальшивка. Нас просто хотят поссорить, хотя я чувствую, тут заложен более страшный смысл. Ты должен верить мне. Я не могу сейчас многого рассказать, ты всё равно, в этом состоянии, не сможешь понять. Просто, успокойся сейчас. Давай вечером всё обсудим.

— Да-да, конечно, конечно. Вечером, именно вечером, — тихо, еле слышно, сказал Влад и остановился, — оставь меня, я хочу побыть один. — Нет, я не могу оставить тебя одного. Ты не должен сейчас быть один.

— Ты совершенно напрасно беспокоишься, я в порядке. Я верю, не ты был причиной, но правду слушать не хочу. Просто мне надо обдумать то, что произошло. Иди, я поброжу по лесу, не хочу ни кого видеть, — сказал Влад, повернулся и пошёл в сторону леса.

Генри посмотрел вслед своему другу, согнутые плечи которого содрогались от рыданий. Не зная, как поступить, Генри стоял в замешательстве. Он чувствовал, нельзя оставлять Влада наедине с его болью, но и слова казались сейчас бессмысленными. Смотря на удалявшуюся фигуру друга, он подумал: «Может и правда, он сможет сам справиться с этим? В одной книге были такие строки: не осуждайте влюблённых, не глумитесь в своих высказываниях над их выбором. Шанс, данный амуром, не подлежит разбору и осмеянию. Не гневите маленького посланника небес, иначе его стрела, пропитанная нектаром любви, нежности и самоотверженности, превратится в стрелу, несущую яд ревности, отчаяния, подозрительности, тоски и вечной неудовлетворённости. Даже если вас не слышит влюблённая пара, это не говорит о том, что вас не слышит Амур. Будьте осторожны в словах, никто не застрахован от того, что подобная ядовитая игла не проткнёт в отместку и ваше сердце» и пошёл к учебному корпусу. По ступеням спускались несколько сокурсников и что-то обсуждали. Подойдя к ним поближе, Генри прислушался к теме их разговора. Юноши говорили о том, что в училище из министерства приехала комиссия с проверкой. Они будут сидеть на занятиях и наблюдать, как будущие выпускники готовятся к экзаменам. И действительно, до выпускного оставалось всего двадцать дней. Все были в предвкушении взрослой жизни, которая готовила массу сюрпризов. И тут, среди разговора, кто-то сказал, среди членов комиссии есть и недавний выпускник их училища. Он-де, занял в министерстве, вполне приличную, должность и будет принимать экзамены по военному делу. У Генри, там, где было сердце, возникла пустота. Он всё понял. Чувствуя, нельзя терять ни минуты, он бросился в лес искать Влада. Как сумасшедший бегая по лесу, он срывающимся до хрипоты голосом, звал друга. Ответа не было. Ноги сами вынесли его на ту поляну, на которой, ещё несколько дней назад, сидя на раздвоенном дереве, он разговаривал с Юлианом о высоких материях, предназначениях и миссиях. Жуткая, чудовищная картина предстала перед глазами Генри. На высоком суку, растущем от той части, которая тянулась к солнцу, повесившись на форменном ремне, болтался Влад. Носки его сапог, всего какой-то сантиметр не доставали до той части дерева, которая росла параллельно земле. Скрюченные, в смертельной судороге, пальцы сжимали петлю, словно в последнее мгновение он пытался ослабить хватку бездушного кожаного ремня. Ноги Генри, в миг сделавшиеся ватными, подкосились, он упал на колени, уткнувшись лицом в траву. В бессильной ярости, молотя по земле кулаками, он плакал, захлёбываясь пылью: