Человеческое познание его сферы и границы - Рассел Бертран Артур Уильям - Страница 60

Этот принцип имеет чрезвычайно большое значение с точки зрения техники. Он позволяет нам на основе изучения действия многих отдельных сил, действующих порознь, вычислить результат их совместного действия. Он служит основой математических методов, употребляемых в традиционной физике. Но нужно сказать, что он не является самоочевидным, за исключением простых случаев, подобных случаю с человеком, идущим по палубе корабля. В других случаях мы должны верить этому принципу, если он применим и дает результаты, но мы не должны удивляться, если оказывается, что иногда он не дает результатов. В квантовой теории атома мы должны от него отказаться, хотя этот отказ, возможно, ещё не является вполне окончательным. Как бы то ни было, эта вторая рабочая гипотеза гораздо менее надежно установлена, чем первая. Она применима, по крайней мере приблизительно, к довольно широкому кругу явлений, но нет вполне достаточных оснований верить, что она применима всегда и везде.

Текущее столетие несколько изменило допущения физики. Во-первых, существует четырехмерное многообразие событий вместо двух многообразий пространственного и временного; во-вторых, причинные законы достаточны для определения только статистических распределений, но не достаточны для определения индивидуальных событий; в-третьих, изменение, возможно, не непрерывно. Эти изменения имели бы для нас большее значение, чем то, которое они в действительности имеют, если бы не тот факт, что второе и третье эффективно применимы только к микроявлениям, в то время как физические явления, как например речь, которая связана с «психическими» событиями, относятся к макроявлениям. Следовательно, если тело человека ведет себя полностью в соответствии с физическими законами, то для определения того, что человек скажет, и вообще для определения видимых движений человеческого тела будет все-таки правильно использовать законы классической физики.

Это приводит нас к проблеме взаимоотношения духа и материи, поскольку восприятие обычно считается «психическим» событием, тогда как воспринимаемые объекты и стимулы к восприятию считаются «физическими». По-моему, в разрешении этой проблемы нет вообще никаких трудностей. Предполагаемые затруднения происходят от плохой метафизики и плохой этики. Говорят, что дух и материя являются двумя субстанциями, полностью разобщенными друг с другом. Дух есть нечто благородное и возвышенное, материя же — нечто низменное. Грех состоит в подчинении духа телу. Познание, будучи одним из самых возвышенных проявлений духовной активности, не может зависеть от чувств, так как чувство представляет собой форму подчинения материи и поэтому является низменным. Отсюда проистекает платоновский протест против отождествления познания с восприятием. Все это, скажете вы, устарело и отжило свой век, но это оставило пережитки труднопреодолимых предрассудков.

Тем не менее различение духа и материи едва ли бы возникло, если бы не имело под собой какого-то основания. Мы должны поэтому поискать каких-то различий, более или менее аналогичных различию между духом и материей. Я определил бы «психическое» событие как такое, которое может быть познано без вывода. Но рассмотрим некоторые более распространенные традиционные определения.

Мы не можем как-либо воспользоваться картезианским различением между мыслью и протяженностью, разве только на том лейбницевском основании, что протяженность предполагает множественность и, следовательно, не может быть атрибутом единичной субстанции. Но мы можем попытаться провести до некоторой степени аналогичное различие. Материальные вещи — можем мы сказать — имеют пространственные отношения, тогда как мысли их не имеют. Мозг находится в голове; про мысли же — по крайней мере по уверению философов — этого сказать нельзя. Эта точка зрения своим происхождением обязана смещению различных значений слова «пространство». Между вещами, которые я вижу в данный момент, имеются пространственные отношения, которые являются частью моих восприятий; если восприятия являются, как я бы сказал, «психическими», то пространственные отношения, являющиеся ингредиентами восприятий — тоже «психические» события. Наивный реализм отождествляет восприятия с физическими вещами; он считает, что солнце астрономов есть то, что мы видим. Это предполагает отождествление пространственных отношений наших восприятий с пространственными отношениями физических вещей. Многие сохраняют это положение наивного реализма, хотя и отбрасывают все остальное.

Но это отождествление нельзя доказать. Пространственные отношения, устанавливаемые физикой, имеют место между электронами, протонами, нейтронами и так далее, которых мы не воспринимаем; пространственные отношения зрительных восприятий имеют место между вещами, которые мы воспринимаем, и в конечном счете между цветовыми пятнами. Между физическим пространством и зрительным пространством есть какое-то соответствие, но оно очень грубо. Во-первых, большие глубины неразличимы. Во-вторых, определение времени различно; место, где солнце зрительно находится сейчас, соответствует месту, где физическое солнце было восемь минут назад. В-третьих, восприятие подвержено изменениям, которые физик не приписывает изменениям в объекте, например восприятие изменяется в зависимости от облаков, телескопов, косоглазия или закрывания глаз. Соответствие между восприятием и физическим объектом является поэтому только приблизительным и, что касается пространственных отношений, оказывается не более точным, чем в других отношениях. Солнце физика не тождественно с Солнцем моих восприятий, и 93000000 миль, которые отделяют его от Луны, не тождественны с пространственным отношением между видимым Солнцем и видимой Луной, когда случается, что я вижу их одновременно.

Когда я говорю, что нечто находится «вне» меня, то я могу вкладывать в мои слова два различных смысла. Мои слова могут значить, что я имею восприятие, которое находится вне восприятия моего тела в перцептуальном пространстве, или они могут значить, что некий физический объект находится вне моего тела, как физического объекта в физическом пространстве. Вообще между этими двумя значениями имеется только грубое соответствие. Стол, который я вижу, находится вне моего тела, как я вижу его в перцептуальном пространстве, и физический стол находится вне моего физического тела в физическом пространстве. Но иногда соответствия не бывает. Я, скажем, вижу во сне железнодорожную катастрофу: вижу, как поезд падает с насыпи, и слышу крики пострадавших. Эти объекты сновидения на самом деле расположены «вне» моего тела, находящегося в состоянии сна, в моем собственном перцептуальном пространстве. Но когда я просыпаюсь, оказывается, что все сновидение возникло благодаря шуму в моем ухе. А когда я говорю, что в моем ухе шум, я имею в виду, что физический источник ощущаемого мною звука находится «в» моем ухе, как в физическом объекте в физическом пространстве. В другом смысле мы могли бы сказать, что всякий шум находится в моих ушах, но если мы будем смешивать эти два значения, то в результате получится неразрешимая путаница.

Обобщая, мы можем сказать, что мое восприятие чего-либо иного, чем мое тело, находится «вне» восприятия моего тела в перцептуальном пространстве, и если восприятие нас не обманывает, то физический объект находится «вне» моего физического тела в физическом пространстве. Из этого не следует, что мое восприятие находится вне моего физического тела. В самом деле, такая гипотеза с первого взгляда кажется бессмысленной, хотя, как мы увидим, какой-то смысл в ней есть, но тогда она окажется ложной.

Мы можем теперь приняться за наш центральный вопрос, а именно за вопрос: что мы имеем в виду под словом «восприятие» и каким образом может оно быть источником познания чего-либо иного, чем оно само?

Что представляет собой «восприятие»? В моем употреблении этого слова оно обозначает то, что происходит, когда — выражаясь в терминах обыденного здравого смысла — я вижу или слышу что-нибудь или как-либо иначе сознаю что-либо с помощью моих чувств. Мы верим, что солнце всегда на небе, но я только иногда вижу его: я не вижу его ночью, или в облачную погоду, или когда я занят чем-либо другим. Но иногда я его вижу. Все случаи, когда я вижу солнце, имеют друг с другом определенное сходство, что позволяет мне в детстве научиться употреблять слово «солнце» в подходящих случаях. Нечто сходное в различных случаях, когда я вижу солнце, очевидно, исходит от меня, например: я должен держать свои глаза открытыми и обращать их в должном направлении. Поэтому мы не рассматриваем это как свойство самого солнца. Но существуют другие моменты сходства, которые — насколько обыденный здравый смысл может это установить — не зависят от нас; когда мы видим солнце, оно почти всегда круглое, яркое и горячее. Те немногие случаи, когда солнце не является таким, легко объясняются наличием тумана или затмения. Обыденный здравый смысл поэтому говорит: вот объект, который является круглым, ярким и горячим; событие, которое называется «видением солнца», состоит из отношения между мной и этим объектом, и когда это событие происходит, я «воспринимаю» объект.