Тщетная предосторожность - Картленд Барбара - Страница 29

• Предыдущая
• 29/44
• Следующая

Это был уже совсем не тот человек, которого она знала и любила. Не тот Питер, чья жизнь была радостной и интересной. И сам он был счастливый, любящий, юный. Защитник, а не тот, кого надо защищать, вожак, а не смиренно плетущийся следом.

– Мне жаль тебя, Питер, – прошептала она.

Он подхватил:

– Я знал, ты пожалеешь меня, Синти. Я так запутался! Что мне делать? Скажи, помоги!

– Ничем не могу помочь, Питер. Ждать помощи ты можешь лишь от самого себя.

– Что же мне делать? – спрашивал он. – Знала бы ты, что я вчера испытал, увидев тебя снова в «Березах», совершенно такую же, как раньше, прелестную, прежнюю…

– Послушай, Питер, – перебила его Синтия. – В чем ты пытаешься меня убедить? Что любишь меня по-прежнему, хочешь вернуться и жить со мной? Но где? Пойми, все изменилось. «Березы» проданы, денег нет, а наши юные дни давно канули в прошлое. И я стала старше! Ты все еще стремишься к этой жизни? Когда-то ты мечтал о ней, но легко от нее отказался, повстречав Луизу. Думаю, тебя и сейчас надолго не хватит.

Питеру не просто было принять вызов. Он медленно, не глядя на Синтию, поднялся и подошел к ней.

– Хоть все так изменилось и многого уже никогда не вернуть, но ты нужна мне, Синти… Я люблю тебя!

– Ты в этом уверен? – спросила она. – А может, ты просто видишь во мне притягательный образ – «девушка, которую я бросил»?

– Синти! Я прошу о помощи! Он крепко сжал ей руки.

– Помоги мне! Умоляю, помоги!

– Как? Ты хочешь бросить Луизу?

– Бедная Луиза! Она дала мне столько счастья, мы так ладно жили. Да, Синтия, я говорю это тебе со всей искренностью – мы были счастливы.

– Прости, Питер, но я не понимаю тебя. Ты хочешь обрести новое счастье, не жертвуя старым, как я тебя поняла, но в жизни так не бывает.

Питер сел на подоконник.

– Синтия, я сделал глупость. Надо было остаться, жениться на тебе, мы были бы счастливы, бесконечно счастливы! А теперь я муж очень богатой дамы. Устраиваю приемы за ее счет. Играю в поло на ее лошадях, катаюсь на ее яхте. Играю в рулетку – ведь она, не скупясь, тратит на меня деньги. Здесь, в Англии, есть понятие «содержанка». В Америке я чувствую себя «мужчиной на содержании». Тебе понятно, о чем я говорю?

Да, Питер, – отозвалась Синтия, – но ты подумал о другом возможном ходе событий? Нам пришлось бы продать «Березы», тебе работать, Питер, трудиться! Легкой жизни тебе здесь не видать: одни бесконечные тревоги, заботы о самом необходимом, и так всю жизнь – тяжкий труд, борьба за существование.

– Думаешь, меня бы это угнетало, будь рядом ты? – спросил Питер просто. – Если бы мы вместе трудились и боролись?

Синтия вздохнула.

– Интересно, Питер, действительно ли ты жалеешь об этой жизни – жизни в «Березах»?

– Да, Синтия, жалею! Ты должна мне поверить, должна понять! Я совершил в жизни страшную ошибку, не сумел отличить истинного от ложного, погнался за химерой. И лишь теперь осознал, что натворил.

– И как ты предполагаешь поступить? – задумчиво спросила Синтия.

Питер встал и, не говоря ни слова, обнял ее. Она не противилась, и он крепко сжал ее в объятиях.

Осторожно и бережно он приподнял пальцем ей подбородок. Их губы встретились. Они надолго застыли в поцелуе. Затем Синтия чуть отстранилась.

– Синтия! Я люблю тебя! О Синти, я так тебя люблю! – Голос был хриплый и настойчивый. – Ты всегда была моей! Какой я дурак – потерял тебя, упустил!

Он снова наклонился к ней и стал покрывать жадными поцелуями глаза, лицо, шею.

– Нет, Питер, не надо!

Она оттолкнула его, часто дыша, охваченная внезапным страхом, но с Питером было не справиться.

– Я хочу тебя, Синтия… Как я тебя хочу! Ты всегда была моей, всегда любила меня, сама знаешь! Не отказывай мне сейчас, ты так мне нужна!

– Пусти меня, Питер, пусти!

Она с силой высвободилась из его объятий.

Она бросилась от него прочь и, отбежав на почтительное расстояние, остановилась, тяжело дыша, обхватив себя руками, словно защищаясь. В ее широко раскрытых глазах появилось чуть презрительное выражение.

Он тоже тяжело дышал, глаза сверкали, руки снова тянулись к ней.

– Подожди, Питер, я хочу тебя кое о чем спросить.

– К чему разговоры, Синтия? Я хочу целовать тебя, – сказал он глухо.

– Питер, ты сказал, что любишь меня, и теперь, из-за вновь вспыхнувшего чувства, ты хочешь, чтобы я стала твоей любовницей?

– Дорогая, зачем ты так? Ведь между нами дивное, прекрасное чувство!

А Луиза? – настаивала Синтия. – Как быть с Луизой? Какие у тебя намерения? Не собираешься же ты объявить ей, что тебе дороже всего теперь женщина, которую ты когда-то бросил ради нее?

– Оставим Луизу, – попросил Питер. – Поговорим о нас. Послушай меня!

Синтия не сводила с него глаз, словно не могла поверить тому, что сейчас происходило между ними.

– Нет, это ты послушай, Питер, – твердо сказала она. – Я знаю теперь все, что ты хотел сказать. Я все поняла и не испытываю к тебе ничего, кроме глубокого презрения. Многие годы я страдала из-за чувства к тебе. Мне жаль теперь тех лет. Каких же я наделала глупостей! Я любила тебя, каким ты мне представлялся, человека, которого давно не существует, а может, никогда и не существовало. Прощай, Питер! Я не желаю тебя видеть ни сейчас, ни потом!

Она направилась к двери, но Питер ее опередил.

– Синтия, – молил он, – не покидай меня! Я лишь хотел все тебе объяснить! Любимая, я никогда не умел толком ничего сказать, но разве ты не видишь? Все осталось как прежде?

Он снова обвил ее руками, но Синтия резко вырвалась из его объятий и оттолкнула его.

– Не смей касаться меня! – воскликнула она. – Уходи, оставь мой дом!

Взбежав по лестнице наверх, Синтия заперлась в спальне, упала лицом в подушки и горько заплакала.

Синтия укладывала чемодан, когда в спальню вошла Грейс.

– Извините, мисс, вы хотели… – Она смолкла на полуслове. – Неужто вы уезжать собрались?

Синтия взглянула на нее. Та заметила бледность своей молодой хозяйки, тени под глазами.

– Да, Грейс. Поеду в Лондон.

– Беда, мисс, такая беда! Я все время этого боялась!

Синтия подняла голову и отбросила волосы со лба.

– Чего боялись, Грейс?

– Мистера Питера, мисс! Он вас тогда обидел, сейчас обидел снова. Я чуть было не в слезы, как он утром к нам на порог пожаловал, так хотелось сказать, чтобы убирался подобру-поздорову, да дверь захлопнуть.

– Не думайте, что я уезжаю из-за мистера Питера, – проговорила Синтия, но тут же поняла: глупо лгать старой служанке. – Мне нужно уехать, – сказала она, помедлив. – Необходимо!

– Попятно, мисс.

– Загубила я свою жизнь, сами видите! – порывисто воскликнула Синтия.

– Ну уж это вы себя зря вините, – отвечала Грейс. – По-моему, мисс, это другие вам жизнь загубили. Больно уж вы добрая, и девочкой такая были. Всех вокруг любили, ко всем с добром. И не ваша вина, мисс, некому было вас пригреть, дом-то большой, матушка все болела, отец усадьбой занят, не до вас. Мы вас жалели, Роза и я. Придете, бывало, к бабушке, маленькая такая, послушная да ласковая. Мы еще думали: какая вы станете взрослая?.. А когда полковник привез в дом мистера Питера, вместе вас растить, тут мы напугались, мисс, как бы чего дурного не вышло.

– Правда, Грейс?

Услышанное вызвало у Синтии невольное любопытство.

– Истинная правда, напугались, мисс! Сразу подметили – не стоит вас мистер Питер. Верно, он умел в душу влезть, коли ему была какая выгода. Уж такой славный-преславный, да ведь это только с виду. Подольстится к кому надо, глазом моргнуть не успеешь, а не нужно, так, глядишь, пройдет мимо, доброго слова не скажет. Вы не такая, мисс Синтия! Вы-то всех любили, добрая всегда, приветливая, всем рада. Да и мы в вас души не чаяли. А мистер Питер сегодня с тобой хорош, завтра – плох, не знаешь, как угодить.

– Я любила его, Грейс.

• Предыдущая
• 29/44
• Следующая