Далеко ли до Сайгатки? - Перфильева Анастасия Витальевна - Страница 41
- Предыдущая
- 41/44
- Следующая
Сверху было видно: в тёмное поле убегала пустая улица. За школой синей подковой лежал овраг. А над головой блестело и перемигивалось звездами огромное чёрное небо.
Спокойно нарастал в воздухе далёкий гул. Среди звёзд зажглись вдруг три цветные точки — две красные и зелёная.
— Слышите? Это самолёт! Издалека, наверное…
— Бабушка, а куда он?
— Может быть, к нам, в Москву.
Они следили за ним, пока не погасли в небе цветные точки.
— А Москва — там? — Варя показала рукой.
— Да. Москва там. Ну, теперь быстро вниз. Аварию свою исправил?
— Провод ветром сорвало. Так вот, соединил, — ответил Андрей.
— Ты у нас молодец. Учись у него, Варвара. Погодите, я первая полезу. Так… Осторожно… Ох, нет, боюсь!
Андрей и Варя помогли Ольге Васильевне спуститься на землю. Спрыгнув последним, Андрей потопал ногами, ловко подхватил лестницу и понёс к сараю. Потом вернулся к школе.
Ольга Васильевна уже ушла, Варя всё ещё стояла на крыльце. Мальчик туже стянул ремнём стёганку, поправил на голове шапку.
— Теперь в Сайгатку пойдёшь? — спросила Варя.
— Пойду. Время.
Он подумал и повернул к воротам. Дорожка была длинная и вся белая от лунного света. Щёлкнул засов, тонко пропела калитка…
— Козли-ик!
— Да, Варя? — Он шагнул обратно.
— Нет, я так. Завтра придёшь?
— Приду-у!
— Только обязательно приходи. И Вере Аркадьевне с дядей про всё передай.
— Я передам.
— И ещё знаешь что? — Снег хрустел и поскрипывал под ногами, Варя мчалась к нему по дорожке. — Чтоб они не думали, что я думаю, что они думают… — Она задохнулась. — Я же не потому здесь останусь, что у них плохо! Я из-за Вадимки. Так надо. Верно?
— Верно. Беги в дом, сосулькой смёрзнешь.
— Не смёрзну! Ой, луна, ой, смотри, хорошо!
— Хорошо! — У него блеснули зубы.
Варя засмеялась и побежала обратно.
— Козлик!
— Ага?
— Нет, я так. Не боишься один?
— Чудна?-ая…
Тёмная стёганка слилась с калиткой. Варя подождала на крыльце, пока не стихли его шаги, и дёрнула тяжёлую дверь.
На каменной площадке над лестницей стоял Вадим. В руках он держал очки. Перепрыгивая через ступеньки, Варя взбежала наверх.
— Вадимка, сумасшедший, зачем раздетый вышел?
— А я боялся… Мне показалось, что ты ушла. Так долго всё нет и нет.
— Вадимка, глупый! Мы же на крыше радио чинили. И бабушка с нами! Не стыдно? Я теперь никуда, никуда больше уходить не буду. Здесь всё время буду… с тобой. Бабушка позволила. Понимаешь?
Варя протянула ему руку. По длинным стенам коридора шевелились большие чёрные тени.
— Смотри, что это они там?
— Тише вы! — прикрикнула Валентина Ивановна. — Вадимчик, это что? Сейчас же в спальню, взять шапку, надеть пальто.
Под репродуктором, задрав головы, сбились мальчишки и девочки. Ольга Васильевна тоже стояла у стены и смотрела наверх!
— Говорит! Говорит! — радостно закричал кто-то. — Я хорошо слышал, говорит…
В репродукторе заверещало, пискнуло что-то, поскрежетало, и вдруг в наступившей тишине чётко, как будто из соседней комнаты, заговорил диктор:
— 6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта, измотав противника… перешли в контрнаступление против его ударных группировок… В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери. К исходу одиннадцатого декабря 1941 года…
— Шестого декабря 1941 года, — взволнованно повторил кто-то. — Вы слышите? Наши перешли в наступление! Вы слышите?
«Варечка, здравствуй!
Это пишу тебе я, Наташина подруга Катя, которую вы все раньше звали Тумбой, по поручению Марии Николаевны и твоей сестры Наташи и по собственному. Они совершенно сбились с ног, а сейчас побежали на вокзал насчёт пропусков и билетов и ещё к нам в госпиталь. Ну так вот: мы числа так двадцать пятого или двадцать восьмого декабря выезжаем к вам в Сайгатку — Наташка, я и ещё один ваш знакомый, коллектор или не знаю кто (я позабыла) из геологической партии у Бориса Матвеевича. Его зовут Анатолий Иванович, Толя. Он младший лейтенант, Наташка тебе про него писала, что лежит в нашей палате. А теперь поправляется, и ему дали отпуск, а нас с Наташкой поручили отвезти его к вам. Ты, наверное, меня совсем позабыла, а я помню, как мы все вместе разбирали на чердаке тот чертёж с шурфами или как они называются (я позабыла), а потом Ольга Васильевна рассказывала про охотника и тот ножик. И ещё тогда приходил за Вадимом Сергей Никанорович, я всё про него знаю, Варечка, у меня тоже больше нету мамы, потому я про это и пишу.
Ну так вот: Мария Николаевна велела написать, что Наташа пробудет у вас в Сайгатке так числа до десятого, потому что теперь фашистов от Москвы отогнали и уже скоро начнут учиться, как протопят школы. А меня записали к Ольге Васильевне в интернат. Письмо тебе передаст один человек, он едет сегодня неожиданно к вам, представитель из РОНО, или МОНО, или ФОНО (я не поняла) по интернатам, потому и пишу я, а не они сами. Вот и всё. Крепко тебя обнимаю и до скорого свиданья. Вот будет здорово, когда увидимся! А ещё позабыла тебе сказать, что у Мухи народились новые щенки. Как приедем — про всё расскажем.
Подруга твоей сестры Наташи — Катя Воробьёва».
Зимним утром
Варя встала и отряхнула снег.
В лесу было тихо, ни одна ветка не шевелилась. На поляну вдруг выскочил заяц. Он сел на снег, поджал лапу и, шевеля носом, понюхал воздух. Потом поводил длинными ушами, пригнул их и стреканул в кусты. С ветки посыпался лёгкий белый пух.
— Козёл, Мамай, сюда идите!
— Идём!..
Зелёные ёлки, сомкнувшись вокруг поляны, слушали их молодые голоса.
— Эх, вот эта хороша!
Опустив точёные, чёткие от снега ветки, перед ними стояла ёлка, светясь на солнце.
— Такую и рубить жалко! Давайте ещё поищем? Надо, где одна другой расти мешают, в густоте.
Андрей вскинул на плечо топор. Нетронутый снег голубел под соснами. Ребята были на лыжах. Лыжи приглаживали снег, оставляя за собой три пары ровных следов.
— Ой, смотрите, кто это?
Со ствола пихты, пригнув круглую головку, на них смотрел маленький пушистый зверёк.
— Белка. Не боится… Фью, черноглазая!
Она скользнула по коре и исчезла. Андрей и Варя тронулись дальше.
— Меня обождите! — Мамай догонял их, за ним волочились по снегу на длинной верёвке опрокинутые сани.
— Эх ты, кверху ногами везёшь…
— Которую будем рубить?
— Все жалко.
Сверху, задевая ветки, свалилась шишка и стоймя воткнулась в сугроб.
— Значит, вот эту. — Андрей бросил топор, снял лыжи. Сразу почти по колено провалился в снег.
— Помочь? — крикнула Варя.
— Нет, вылезу.
Он стоял около пышно-зелёной ёлки. Присел, бережно отодвинул тесные ветки соседних ёлок. По лесу тонко, замирая в чаще, пронёсся чей-то крик:
— Я-а-а…
— Кричат, кажись?
— Нет, кому же? — Варя прислушалась.
Андрей выпрямился, скинул рукавицы, поплевал на руки и поднял топор:
— Раз, два, взяли!
Елка встрепенулась. Задрожала тёмная её верхушка, бесшумно полетели вниз белые хлопья…
Потом её взвалили на сани, привязали верёвкой, впряглись и потащили через поляну. Мамай ковылял сзади, придерживая упругие ветки.
— Давайте споём, — сказала Варя, стараясь двигать лыжей в ногу с Андреем, — песню какую-нибудь?
— А я не умею, — пробасил Мамай.
— И я не умею. Ну и пускай.
И она, тряхнув головой, громко, во весь голос запела:
- Предыдущая
- 41/44
- Следующая
