Четыре дня с Ильей Муромцем - Орешкин Борис Сергеевич - Страница 24

• Предыдущая
• 24/27
• Следующая

Я выскочил из-за дерева и мигом вскочил на Орлика, спокойно щипавшего травку.

— Кто кричал? Что случилось? — крикнул Илья Иванович, осаживая рядом со мной Чубарого.

— Волчата! — объяснил я ему все одним этим именем. В лесу на дороге послышался топот лошадиных копыт. Бандиты, не приняв бой, удирали.

— Держи-и-и их! Имай! — закричал Илья Муромец громовым голосом и тоже пустил коня по дороге. Я помчался за ним. Доскакав до поворота, мы увидели пригнувшихся к гривам коней бандитов Волчаты. Впереди своего воинства удирал сам предводитель в развевающемся красном плаще.

— Ого-го-о-о! Вот я вас! — кричал Муромец, и голос его отзывался эхом по всему лесу. Массивный боевой конь Ильи Ивановича за каждый прыжок покрывал расстояние, равное двум прыжкам Орлика. Но мой конек выбрасывал ноги чаще, и поэтому мы с Ильей Муромцем скакали рядом, плечо к плечу. Илья Иванович шумно, весело и озорно мчался по дороге, криками наводя ужас на беглецов. Кто-то из них, обернувшись, пустил в нас стрелу. Она просвистела совсем рядом, между мной и Ильей Ивановичем. Но мне совсем не было страшно.

— Ура-а-а! — кричал я, потрясая трофейным копьем и колотя Орлика пятками. А он и так стлался над самой дорогой, не желая отставать от Чубарого.

— Вот мы вас! — гремел Илья Муромец.

Наконец мы прекратили погоню. Топот лошадей беглецов постепенно стихал вдали. Раскрасневшийся, веселый Илья Иванович одобрительно посмотрел на меня.

— А ты удалец, Володимирке. Стрелы не спужался! Он ведь в тебя целил, мазурик тот.

Когда подъехала телега, кузнец, словно ничего не случилось, засунул под шкуры непонадобившийся кистень, стегнул хворостиной лошадь, и мы снова поехали. Только Зорянка с тревогой поглядывала на меня и, убедившись, что я невредим, улыбнулась и стала плести венок из лесных цветов, лежавших рядом с ней на телеге.

Муромец, вздохнув, натянул на себя кольчугу, прикрыв голову шлемом.

— Сулицу вот так держать надо! — показал он мне, придавая правильное положение моему легкому копью. — Тогда и коня не поранишь случайно и метнуть, в случае чего, удобно. Вот так и держи. Понял? Пора тебе воином становиться.

Но я понял не только это. Я понял по его голосу, что я для него теперь не только откуда-то взявшийся странный мальчишка, а близкий для него человек. Да и он для меня был теперь не просто былинным Ильей Муромцем.

Еще через час мы выбрались на другую, более торную дорогу с хорошо наезженной колеей и настилом из бревен через ручей.

— Узнаешь? — спросил меня Илья Муромец.

Да, это была та самая дорога, где я впервые встретился с ним. Вот он, поросший соснами холм, где мы ели хлеб с салом и луком. Вот мостик. Ничего здесь не изменилось за эти три дня. Даже берестяной ковшик по-прежнему висит на кусте.

Незаметно мы подъехали к тому месту, где надо было сворачивать с дороги, чтобы лесом пройти к поляне, где остался мой вертолет. Ехавший впереди Илья Иванович остановился, слез с коня и опять начал стаскивать с себя кольчугу.

— С телегой по лесу не проедешь. Придется просеку пробивать. А ну, Кузьма, достань топоришко, я разомнусь маленько.

Кузнец достал из-под шкур топор, передал его Муромцу, а сам нетерпеливо позвал меня:

— Оставь коня здесь. Идем посмотрим, что за птица такая.

Илья Иванович стал расчищать проезд для телеги, а мы с кузнецом пошли через чащобу по уже знакомой мне тропинке.

Вертолетик оказался на прежнем месте и в полной сохранности. Кузнец медленно обошел его. Потом еще и еще раз. Заглянул снизу, потрогал рукой резину на колесе. Осторожно постучал пальцем по обшивке фюзеляжа, притронулся к прозрачному колпаку кабины. Капли пота выступили на его лбу, в самый кончик длинного носа впился комар. Он ничего не замечал, ничего не чувствовал. Глаза у него возбужденно светились, руки подрагивали. Я испугался за рассудок этого человека. Чего доброго, тронется, не выдержав лавинного потока информации, обрушившегося на него.

Кузнецу и в самом деле стало неважно. Он вдруг судорожно вздохнул, как рыба, глотая воздух, побледнел и медленно пошел по поляне, чуть пошатываясь и не разбирая дороги. У самого края поляны он присел на ствол упавшего дерева, сорвал ветку черники и механически отправлял в рот ягоды одну за другой. А сам все смотрел и смотрел на ярко-красное необыкновенное творение человеческих рук, стоявшее перед ним.

Вдруг он сорвался с места, отбросил веточку черники и, решительно подойдя к вертолетику, хрипло произнес:

— Открой!

Я понял, что он хочет заглянуть внутрь, и поднял прозрачный колпак кабины. Утерев со лба пот и, видимо, вполне овладев собою, кузнец принялся изучать неведомое сооружение. Начал он с самого простого: защелки на замке колпака кабины. Легонько поворачивая ручку замка, он задвигал и выдвигал защелку. Разобравшись в устройстве этого механизма, кузнец заметно повеселел.

— А это что? А это зачем? — посыпались на меня вопросы. Пока речь шла о таких вещах, как кабина, несущий винт и других более или менее простых устройствах, я был в силах отвечать. Кузнец спрашивал, а я пояснял как можно более популярно. Но настырный Кузьма хотел докопаться до самой сути:

— Ежели мельничные крылья шибко крутить, то, понятное дело, взлететь можно. Но какая сила их крутит?

Я стал рассказывать ему о принципе работы газороторных двигателей, отлил и поджег немного горючего, а он задавал мне все новые и новые вопросы. Уж не знаю, кто из нас двоих больше устал к концу этих необычных занятий. Как выяснилось, на многие вопросы я не знал, что ответить. Я ведь умел только управлять вертолетом. Ну и имел некоторое представление о его устройстве. Но он хотел знать все. Ему важно было понять, почему резина упругая и где можно было найти «руду» для выплавки дюраля или как работает магнето и почему зажигаются лампочки.

На мое счастье невдалеке с шумом рухнуло дерево и на полянку выехала телега. Лошадь под уздцы вела Зорянка. Илья Иванович вышел вслед за ней с топором на плече. Кузнец сказал мне: «Будет покедова» — и принялся разгружать воз.

Ох и поработали мы в тот вечер! Илья Иванович рубил в лесу сухие деревья, я таскал еловый лапник и жерди для шалаша, Зорянка серпом выжинала высокую траву вокруг вертолетика. Разгрузив телегу, он погнал нас всех опять на Оку за камнями и глиной. Вернулись мы уже к вечеру с полным грузом коричневой глины и крепких речных голышей-булыжников. Кузьма тут же принялся складывать из них печку-горн. На расчищенной площадке он уже устроил к нашему приезду навес из еловой коры, укрепил наковаленку на деревянной колоде и установил в ней же вертикально железную доску с рядом отверстий уменьшающегося диаметра. Это, как он сказал, была волочильня для изготовления проволоки.

Только в сумерках мы собрались вокруг костра, у которого давно уже хлопотала Зорянка. Ели молча. Кузнец задумчиво жевал кусок вареной оленины, привезенной из дома. Видно было, что мысли его все еще были там, у невиданной и неслыханной металлической птицы. Ему нетерпелось самому видеть ее полет, и он жаждал работы. Он и сейчас, во время еды, держал перед собой обломок лопасти на коленях и время от времени поднимал его на уровень глаз, как бы мысленно прилаживая на место.

— Ничего не выйдет! — сказал я, кивнув головой на обломок. — Сплав, из которого сделана лопасть, ни варить, ни паять нельзя.

— А мы его на заклепочках! — с живостью возразил кузнец. — В три ряда заклепки пустим. Для верности. Крылья-то, поди, шибко крутиться будут?

Я подтвердил, что обороты действительно будут большие.

— То-то и оно! — удовлетворенно воскликнул Кузьма. — Обязательно в три ряда клепать придется. Иначе нельзя.

И он, приняв успокоительное для себя решение, отправился спать в шалаш, где Илья Иванович своим могучим храпом уже отгонял от нашей полянки всех хищников.

Мы с Зорянкой остались вдвоем у костра. Она сидела укутавшись с ногами в большой отцовский тулуп. Темный лес, казалось, придвинулся к нам совсем близко. Вершины деревьев неподвижно стояли на фоне звездного неба. Холодный свет месяца слегка серебрил их. Костер медленно догорал, и синие язычки пламени то появлялись на головешках, то исчезали.

• Предыдущая
• 24/27
• Следующая