Любовь и Люсия - Картленд Барбара - Страница 4

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая

Словно подслушав мысли маркиза, девушка пояснила:

— Пока папенька не заболел, мы еще справлялись, но теперь он не может рисовать, и мне надо продать хотя бы одну картину… не то мы умрем с голоду.

Маркиз внимательно посмотрел на нее, проверяя, не сгущает ли девушка краски, не пытается ли выжать из него побольше денег. Однако заглянув ей в глаза, маркиз понял, что их обладательница не может хладнокровно лгать, иначе ее ложь неизбежно отразится в прекрасном «зеркале души».

Таких глаз маркиз не видел еще ни у одной женщины — они были чисты и прозрачны, словно родниковая вода. В них он разглядел боязнь, что он не захочет слушать ее, и страх, что он прогонит ее прочь. Желая приободрить девушку, маркиз произнес:

— Ваш отец англичанин? Вероятно, в Англии он известен шире, чем здесь?

— Я не думаю, что вы слышали о папеньке, — ответила девушка, — в любом случае, вам достаточно взглянуть на его картины, чтобы понять — он пишет в манере, весьма отличной от традиционной. И все же я осмелюсь назвать его настоящим художником.

Маркиз цинично подумал, что такую историю слышал уже не раз. Он подыскивал подходящий ответ, но тут у их столика возник официант.

— Кофе для синьорины? — спросил он.

— Да, конечно, — ответил маркиз, а затем обратился к своей собеседнице:

— Вы не откажетесь от чашечки кофе?

Ему показалось, что глаза у нее неожиданно вспыхнули:

— Я не хотела бы… причинять вам хлопоты… милорд.

— Для меня это пустяки, — небрежно улыбнулся маркиз.

— Я… я так и знала.

Внезапно маркизу пришло в голову, что хоть его собеседница и обращается к нему «милорд», но это не обычная грубая лесть нищего, заискивающего перед каждым англичанином.

Словно догадавшись, о чем он думает, девушка пояснила:

— Когда я услышала, что вы в Венеции… я решила, может, папенька сумеет… показать вам свои картины. Я слышала, что в Англии у вас большая коллекция полотен… и папенька часто рассказывал мне о картинах Ван Дейка, которые хранятся у вас в Винче, в Букингемшире.

Маркиз бросил на девушку удивленный взгляд, но ничего не сказал, и она продолжала:

— Поэтому я надеялась, вы… поймете то, чего не понимают другие… то, что пытается выразить в своих работах папенька…

Она трогательно развела руками и добавила:

— Мне они кажутся очень красивыми… но их невозможно продать.

— И поэтому вы остались без гроша, — подытожил маркиз, чувствуя, что это прозвучало грубо.

— Папенька заболел, — повторила девушка, — и если я не добуду денег, он… умрет от голода… раньше чем от болезни…

Она говорила негромко и спокойно, но маркиз чувствовал невероятное ее внутреннее беспокойство и волнение.

В ее глазах читалась готовность броситься к его ногам и умолять о спасении отца.

Он также догадался, что девушка чувствует всю тщетность своих усилий и надеется, что только спокойный тон привлечет его внимание.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Люсия Бомон, — ответила девушка. — Мой отец пишет картины под своим настоящим именем — Бернар Бомон.

Маркиз подумал, что английское имя вряд ли привлекает внимание коллекционеров, многие из них считают, что художник-иностранец лишь тогда интересен, когда работает под каким-нибудь замысловатым псевдонимом.

Словно прочитав его мысли, Люсия пояснила:

— Маменька часто говорила отцу, что он добьется большего, если станет подписывать свои работы венецианским или итальянским именем, но он слишком горд… и не желает притворяться.

Официант принес кофе и поставил его на столик.

Люсия посмотрела на поднос, и маркизу показалось, что ей очень хочется поскорее выпить кофе, но она заставила себя сложить руки на коленях, выдержать паузу и только после этого не спеша налить напиток из кофейника в чашку.

Затем, словно играя какую-то роль, она чуть улыбнулась маркизу и произнесла:

— Благодарю вас. Мне впервые… впервые предлагают здесь кофе.

Ее улыбка поблекла, плечи чуть вздрогнули, и маркиз догадался: то, что ей предлагали здесь, было весьма неприятно и ей больно вспоминать об этом.

Глядя, как она маленькими глотками пьет кофе, он спросил:

— А если вы продадите одну из картин своего отца, что вы будете делать?

— Подлечу его, — ответила Люсия. — А если хватит денег… мы вернемся в Англию.

Она внезапно умолкла, будто недоговорив, и маркиз спросил:

— Вам этого хочется?

— Мы должны вернуться… несмотря на все трудности.

— Какие трудности?

Ответом ему было молчание, и он понял, что девушка сомневается, не решаясь поведать ему всю правду.

— Я спросил, — напомнил он через некоторое время, — почему у вас должны быть какие-то трудности с возвращением в Англию?

— Есть одна причина, по которой наше возвращение может оказаться ошибкой, — ответила Люсия, — но если с папенькой что-нибудь случится… Одна в этой чужой стране я пропаду.

Ее тон выдавал искренний страх, и маркиз задумался, как задать вопрос, чтобы не показаться чересчур назойливым, но в то же время выяснить правду.

Допив кофе, Люсия произнесла:

— Я знаю, что прошу слишком многого, ваша светлость… но не могли бы вы пойти со мной и взглянуть на картины? Это совсем недалеко. Я понимаю, что доставляю вам хлопоты, но картины большие, я… не смогу принести и показать их вам… не вызвав шумихи.

В ее глазах вновь затаился страх, и маркиз подумал, что было бы гораздо проще сразу дать ей денег и отослать прочь. Он был уверен, что пяти фунтов в венецианских деньгах хватило бы ее семье на целую неделю сытой жизни.

Но маркиз решил не прерывать приключение, а дождаться его исхода. Возможно, девушка всего лишь ловкая обманщица из тех, что сочиняют душещипательные истории и извлекают подобным образом деньги из кармана сердобольных слушателей. Она может оказаться умелой притворщицей, скрывающей острый ум за образом наивной, пытающейся спасти отца девчушки.

Но маркиза не так-то легко провести! Когда он служил в армии, он всегда чувствовал, лгут ему подчиненные или говорят правду. Ему не раз приходилось нанимать слуг для своих поместий, полагался же он в первую очередь не на рекомендации, а на собственную интуицию.

Сейчас он уверен, что Люсия не притворяется, не пытается разжалобить его, но говорит чистую правду, отчаянно молясь, чтобы он поверил ей.

Посмотрев вниз, маркиз увидел, что девушка стиснула лежавшие на коленях руки так, что костяшки пальцев побелели от напряжения.

Теперь, рассказав так много, она боится, что маркиз вот-вот прогонит ее и не пожелает иметь с ней дела.

Маркиз расплатился за кофе и встал из-за стола.

— Не проводите ли вы меня к вашему дому? — попросил он. — Или лучше нанять гондолу?

Глаза девушки преобразились. Маркизу показалось, что в них засияло солнце.

— Вы… вы пойдете со мной? Правда пойдете?

— Не об этом ли вы просили меня?

Девушка вздохнула так глубоко, словно вздох шел из самой глубины ее души.

— Как вы добры! Как вы не похожи на человека, которого я ожидала увидеть!

Маркиз приподнял брови.

— А кого вы ожидали?

— Я думала, вы очень солидный и важный, и не станете связываться с… с семьей нищего художника…

— Но вы же знали, что я интересуюсь живописью.

Девушка помолчала, но, догадавшись, что от нее ждут ответа, произнесла дрожащим голоском:

— Искусство значит разные вещи… для разных людей.

— Я вас очень хорошо понимаю, — заметил маркиз, — и поскольку я всецело с вами согласен, мне очень любопытно было бы взглянуть на картины вашего отца.

С этими словами он вышел из кафе и направился к площади Сан Марко. Девушка шла рядом, и он удивился своей проницательности, ибо ни минуты не сомневался, что Люсия живет в стороне, противоположной той, откуда он пришел.

Они шли через площадь. Голуби кружили, и маркизу казалось, будто птицы указывают ему путь. И хотя разум твердил, что это невозможно, маркиз чувствовал — он стоит на пороге чудесных открытий.

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая