Преступники и преступления. Законы преступного мира. 100 дней в СИЗО - Маруга Валерий Михайлович - Страница 36

• Предыдущая
• 36/46
• Следующая

— Если его не уберешь, нам вместе не жить, — категорично заявила своему сожителю.

— Понимаешь, — опешил жених, — мне проще убить в драке, а так просто не хочется. Идти на «мокрое» дело от такой жизни? Ты что, с ума сошла?

— «Дела» не будет. Я все продумала. Вот мой план…

В один из зимних, морозных дней Алла позвонила в университет Петру Петровичу и томным, ласковым, не знающим отказов голосом предложила встретиться:

— Я так соскучилась за тобой, за твоим лицом и руками, забыла запах твоей кожи и волос. Не могу без тебя ни жить, ни спать.

— Приду, — тут же растаял Пивень.

Привыкший ко всеобщему уважению и услужливости со стороны прекрасного пола, подвоха не усмотрел. На этот раз не сработала его интуиция. Женщины будили в нем только безрассудную страсть и похотливость.

Позвонил домой, предупредил, что задержится. Сообщил, что намечается небольшой сабантуй по случаю дня рождения одного из преподавателей. И к сумеркам был уже в квартире Гоцкой.

Алла встретила его в легком ярко-красном халатике, застегнутом только на одну пуговицу, к тому же, выше пояса. Она порхала по квартире, превращая полы халата в широко расставленные крылья, обнажая стройные ножки и другие свои заманчивые, неотразимые прелести. При этом не уставала ворковать:

— Ты так давно ко мне не приходил. Неужели совсем разлюбил и проклял? Не хочешь видеть и слышать мой голос?

— Да что ты, просто времени сейчас нет. То лекции, то семинары, то конференции, — несвязно бормотал любовник, орошая поцелуями грудь и живот строптивой подруги.

— Подожди, не спеши, давай выпьем, — мягко отстранила его Алла.

Начали с коньяка, а закончили шампанским. Гоцкая изо всех сил старалась, чтобы этот роковой вечер получился не только трагическим, но и красивым. Пивню она позволяла все, что тот хотел, и сама награждала его самыми изощренными ласками. В последний бокал вина подсыпала немного снотворного, и Петр Петрович быстро уснул.

Ровно в двадцать четыре часа, как и условились, пришел Чибись. Остервенело осмотрелся и заиграл желваками.

— У-у-у, стерва, ты все-таки с ним переспала!

— Заткнись и делай свое дело.

Чибись зло выругался, но ударить женщину не посмел. Вынул из кармана измельченную упаковку мепробомата, размешал в стакане с вином и, приподняв голову Пивня, влил в него. Тот что-то замычал спросонья, однако проглотил без особого сопротивления.

Подельщики выждали несколько часов, затем одели доцента и оттащили к двери. Чибись взвалил его себе на плечи и понес на улицу. В неосвещенном месте уложил на снег, замел следы и вернулся в квартиру. Здесь, в тепле и уюте, они до самого утра пьянствовали и все поглядывали за окно на градусник, который указывал на мороз крепостью 28 градусов.

Неожиданная кончина заведующего кафедрой университета особо не озадачила местных правоведов. Отсутствие следов и мотивов, показания супруги Пивня о том, что покойник часто употреблял вино и снотворное, напрочь успокоили следователей. Уголовное дело по факту смерти вскоре было закрыто ввиду отсутствия состава преступления.

Гоцкая, казалось бы, могла наконец расслабиться и отвлечься, но бессонные ночи и предрассветные кошмары не проходили. Перечеркнутое прошлое и безысходность будущего деформировали ее психику до умопомрачения.

Алла познала первого мужчину в пятнадцать лет. Им оказался ее тренер по спортивной гимнастике. Обходительный, состоятельный и женатый молодой человек. Он катал ее на своей машине, угощал мороженым, кока-колой и шампанским. Через два года тренер, дабы не обременять себя девичьей привязанностью, познакомил свою воспитанницу с ассистентом медицинского института. Тоже состоятельным, щедрым и женатым молодым человеком.

Так Аллочка пошла по рукам, приобретая практику и опыт предоставления своего тела, получая взамен по труду и сверх того. Оставаясь красивой и умной девушкой, она быстро схватывала науку выгодной сделки и пользовалась своей привлекательностью как могла.

Удачный старт позволил ей обитать в сфере обеспеченной части населения, среди творческой и научной интеллигенции. Однако размолвка и разрыв с неверным Петенькой, как гром среди ясного неба, сразил наповал. Она почувствовала и поняла — это финиш. Дальше двигаться можно только по наклонной с типами вроде Чибися.

И все же Алла не сдавалась, приспосабливаясь, видоизменялась, превращаясь буквально на глазах из ласковой, нежной кошечки в свирепую и коварную тигрицу. Убийство любовника оказалось лишь первым шагом, за которым, для удержания равновесия, необходим был второй.

Теперь Гоцкая сутки напролет обдумывала, как убрать сумасбродного, ревнивого и бедного свидетеля, залетного Николая. Сначала пыталась споить его, подтолкнуть на кражу со взломом и вернуть в места не столь отдаленные. Но Чибись уже нутром почувствовал намерения своей возлюбленной и не поддавался ни на какие уговоры.

Удачный случай представился сам собой. На очередной вечеринке в затхлой, маленькой, полуподвальной комнатушке Чибися кроме Аллы присутствовала еще одна пара и мелкий фарцовщик Жора Крук, которому Гоцкая уже не раз оказывала возбуждающие знаки внимания, доводя до бешенства своего незаконного мужа.

После изрядного употребления самогона с ликером за столом завязалась острая дискуссия по примитивной уголовной тематике.

— Ты, Жора, пижон, — язвил хозяин, — с тобой на дело не пойдешь.

— И не надо, — защищала его Алла, — он такой вежливый, толковый, и без твоих советов заработает в десять раз больше.

— Все равно попадет в зону, а там его, такого воспитанного и гладенького, в первую же ночь «опустят». И будет возле параши есть и спать!

— Кто куда попадет — это мы еще посмотрим, — обиделся Жора, — а деньги надо делать умом, а не руками.

— И телом, — добавила Гоцкая и провела рукой по его ноге от колена до пояса.

Этого Чибись стерпеть не смог. Алла ловко вызвала у него буйство, не поддающееся никаким внутренним тормозам.

— Ах ты, падло, меня учить будешь?! Схватил кухонный нож, которым только что вскрывал кильку в томате, и неожиданно воткнул Круку в бок, под левое ребро, по самую рукоятку.

На суд Алла явилась в укороченном черном платье с глубоким декольте, обнажающем ее красивую полную грудь. Стройные ноги были обтянуты дорогими импортными колготками. Алла давала показания как свидетельница и запросто могла изменить приговор в сторону сокращения срока.

Чибись изворачивался как мог, доказывая, что защищал в пылу ревности себя и честь невесты от нападок пьяного Крука. И показания свидетелей, естественно, имели решающее значение.

— Какие знаки внимания оказывал вам Крук в присутствии подсудимого? — спросил судья, с интересом рассматривая Гоцкую.

— Это я к нему приставала, сама и по своей воле.

— А какие цели вы при этом преследовали?

— Никаких. Просто он мне больше нравился, чем этот тип.

— Вы считаете себя виноватой в смерти Крука?

— Нет, не считаю.

Алла безразлично отвечала на вопросы, не выдавая своих чувств и побуждений, тем более что таковых у нее просто не было. Обвела томным взглядом всех присутствующих, пытаясь найти хотя бы одно интеллигентное лицо приятной наружности. Не усмотрев такового, извинилась перед судом, сослалась на плохое самочувствие и вышла из зала. Чибись, стиснув челюсти, смотрел ей вслед. И только стук удаляющихся каблуков заглушил скрежет его зубов.

Теперь Гоцкая осталась совсем одна, наедине со своими мрачными мыслями. Ей, как никогда прежде, стало грустно и страшно. Терзаясь жалостью к самой себе, она постепенно теряла связь с земным миром. Неведомые силы тянули ее в церковь и на кладбище, где она окончательно теряла веру в смысл своего существования.

… Спустя год после смерти Пивня она шла к его могиле с букетом бордовых гвоздик и с мольбой о прощении. Ступала легко и твердо, с высоко поднятой головой. Под черной вуалью просматривались блестящие глаза и полные алые губы. У земляного холмика, выложенного дерном, остановилась. На небольшой деревянной пирамидке с маленьким крестиком поблескивала никелированная табличка с датами рождения и смерти Петра Петровича. Алла положила цветы, слегка поклонилась, скрестила руки на груди и прочитала молитву. Тяжело вздохнула, огляделась. Слева она увидела надгробную плиту профессора Мельника, сделанную из черного мрамора. Их похоронили рядом, в престижном секторе. Справа — куча выцветших венков закрывала свежую могилу, обозначенную темным дубовым крестом со светлой фанерной табличкой. Гоцкая пробежала ее глазами и вздрогнула: «Крук Евгений Витальевич, 4.02.58 г. — 13.04.93 г.»

• Предыдущая
• 36/46
• Следующая